,

Параметры и факторы интернационализации российской исторической науки (2000–2015)

Заседание научного семинара ИГИТИ имени А. В. Полетаева 22 марта 2016 года

Профессора 30.03.2016 // 1 628
© НИУ ВШЭ

22 марта 2016 года в рамках научного семинара ИГИТИ имени А.В. Полетаева состоялся доклад И.М. Савельевой и С.Р. Матвеева «Параметры и факторы интернационализации российской исторической науки (2000–2015)». Свою задачу докладчики видели в том, чтобы на основе анализа библиометрических данных о статьях в журналах базы Web of Science оценить, как российские историки представлены в международном научном сообществе. Таким образом, доклад как с точки зрения проблематики, так и c точки зрения методики явился прямым продолжением исследований, опубликованных И.М. Савельевой и А.В. Полетаевым в 2009 году. Как отметила И.М. Савельева во вступлении к докладу, к такой широкой постановке вопроса авторов подтолкнул сам характер собранных и обработанных ими статистических данных. Первоначально задача была гораздо более узкой — проследить на примере одной институции (НИУ ВШЭ), какие факторы влияют на публикационную активность российских ученых в интернациональном контексте. Однако уже первое знакомство с цифрами, полученными в ходе работы с базами данных Web of Science и Scopus, показало, что их содержательная интерпретация невозможна без сопоставления с аналогичными данными по другим институциям, другим странам и языкам. Первые результаты такого сопоставления и сформулированные на его основе выводы и составили основное содержание доклада.

Проанализировав данные Web of Science о публикациях российских авторов по тематике исторических наук на всех иностранных языках, кроме русского, докладчики пришли к неоднозначным выводам. Относительный рост числа индексируемых в WoS статей российских историков — от 171 за период с 1993-го по 2007 год до 292 за период с 2000-го по 2015 год — выглядит весьма значительным. Однако можно ли только на основании этих данных сделать какие-то более конкретные выводы о степени и характере интернационализации российской исторической науки? Конечно, отметила Ирина Савельева, помимо журнальных публикаций, существует много других показателей интернационализации (книгоиздание, академические обмены, участие в международных конференциях, участие в работе научных обществ и ассоциаций и т.п.), однако к данным по журналам все же стоит отнестись с особым вниманием, поскольку именно в них находят отражение доминирующие содержательные конвенции, определяющие жизнь научного сообщества, тенденции научной моды, представления об актуальной классике и научном фронтире. Итак, 292 статьи на иностранных языках в международно признанных журналах за 15 лет — много это или мало?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, докладчики предложили прежде всего посмотреть на аналогичные достижения других стран. Результат оказался неожиданным. Достижения российских историков вполне сопоставимы с достижениями их коллег из Бразилии, Китая и Польши (соответственно 312, 348 и 303 статьи — для правильной оценки этих цифр стоит принять во внимание как значительную разницу в численности населения стран, так и то особое обстоятельство, что китайская статистика включает историков из Гонконга, по понятным причинам куда больше интегрированных в инфраструктуру западного мира). Самый существенный разрыв в количестве международных публикаций на иностранных языках обнаружился с ведущими западноевропейскими странами — Францией (1103 статьи) и Германией (1499 статей). Однако поучительным оказалось сопоставление с американскими историками, которые опубликовали за тот же период всего 569 (то есть примерно вдвое больше, чем российские) статей на иных языках, помимо своего родного английского. Уже эти выкладки показывают, насколько неоднозначен отдельно взятый абсолютный количественный показатель.

Критически отнестись к репрезентативности статистики Web of Science побуждает, по мнению докладчиков, и анализ перечня журналов, индексируемых в этой базе данных. Здесь налицо очевидная диспропорция: свыше половины списка составляют журналы, издаваемые в США (33,69%) и Великобритании (27,81%), еще 22,73% делят между собою Германия, Испания, Нидерланды, Франция и Италия, и лишь малозначительный остаток в 15,77% приходится на периодику других стран, в число которых входит и Россия (0,53%). Если же, принимая во внимание эту диспропорцию, задаться вопросом, каково соотношение в названных странах числа публикаций на иностранных языках и на соответствующих национальных языках, то сопоставление будет выглядеть совершенно иначе: китайские и польские историки публикуют существенно меньше статей на национальных языках, нежели на иностранных, тогда как в случае Германии, Франции и России, напротив, публикации на национальных языках преобладают (не говоря уже о США, где статьи на иных языках, кроме английского, составляют 2,915% от общего числа статей). Поучителен и содержательный анализ тематики журналов, в которых были опубликованы иноязычные статьи российских ученых, и тематики самих статей, показывающий, в какой мере продвижение тех или иных российских авторов связано с вполне определенным тематическим запросом: около 70% публикаций размещены в изданиях, посвященных российским и восточноевропейским сюжетам, а в списке наиболее востребованных тем лидируют такие, как «холодная война», «русская революция», «сталинизм» или «этническая история». Ряд приведенных Савельевой и Матвеевым примеров показал также, что статистика публикаций нередко зависит от случайных факторов (например, росту показателей способствует наличие в отдельных номерах журналов тематических блоков статей, подготовленных российскими авторами).

Обратившись от анализа самих публикаций к рассмотрению стоящих за ними институций, Ирина Савельева и Сергей Матвеев обратили внимание еще на одну особенность, вновь сближающую Россию с Китаем и Бразилией и отличающую ее от Германии, Франции и США: в странах первой группы около половины всех зарубежных публикаций представлены учеными, сосредоточенными в нескольких наиболее крупных научных и образовательных институтах (примечательно, что в России две первые позиции по числу статей в Web of Science — 99 и 29 соответственно — заняли РАН и НИУ ВШЭ), тогда как в странах второй группы централизация науки гораздо ниже. Однако и здесь, как было показано на ряде примеров, большую роль играют случайные обстоятельства: к примеру, наличие одного автора, активно публикующего работы на широко востребованную тему, может резко поднять показатели целого университета. Таким образом, влияние институциональных факторов (в том числе государственных и административных мер по стимулированию публикационной активности) тоже трудно оценить однозначно.

В полном соответствии с общей установкой исследования на выявление неоднозначности и многомерности связей между различными факторами, итоги исследования были сформулированы авторами в двух взаимосвязанных регистрах. С одной стороны, они представили общую оценку результатов, достигнутых российскими учеными-историками (они соответствуют норме ведущих стран так называемой «периферии» и лишь незначительно уступают ведущим странам «центра») и выделили различные факторы, обусловившие этот результат (глобализация науки, потребность в международном признании, журнальная политика и стимулирование со стороны институций и государства). С другой стороны, авторы указали на различное видение этих результатов с точки зрения представителей самого научного сообщества, ориентированных на содержательные аспекты своей работы, и с точки зрения администрации, нацеленной прежде всего на внешний измеримый результат, то есть на рейтинг.

В последовавшей за докладом оживленной дискуссии приняли участие Алексей Руткевич, Олег Будницкий, Олег Хлевнюк, Александр Каменский, Игорь Филиппов, Мария Юдкевич, Ольга Бессмертная, Михаил Бойцов, Андрей Исэров и Елена Вишленкова. Центральную проблему, вокруг которой развернулось обсуждение, Елена Вишленкова очень точно сформулировала как проблему соотнесения трех логик: логики научного сообщества (в данном случае сообщества историков), поддерживающего определенные дисциплинарные конвенции, логика университетской администрации, испытывающей потребность в оценке имеющихся в ее распоряжении ресурсов, и логика публикаторов и издателей журналов, направляемая стремлением к позиционированию и продвижению своих изданий. Как верно заметила Елена Вишленкова, именно на несовпадение этих логик в различных отношениях и на необходимость поиска регулятивных соглашений между ними и указало большинство выступавших. Так, Игорь Филиппов и Александр Каменский единодушно заявили, что для оценки международного признания результатов исследований в гуманитарных дисциплинах библиометрия вообще является малопригодным инструментом (Каменский, например, пояснил, что количество англоязычных статей историков-русистов никак не влияет на уровень их международного признания, так как коллеги во всем мире читают их по-русски); Ольга Бессмертная и Михаил Бойцов обратили внимание на такие очевидно негативные последствия стимулирования публикационной активности для самой науки, как перепроизводство текстов, деформации научной среды и эрозия стилистики публикаций; Алексей Руткевич и Олег Хлевнюк подчеркнули, что стимулирование публикации статей препятствует осуществлению масштабных исследований, тогда как в гуманитарных дисциплинах именно такие исследования, представленные в монографиях, как правило, оказывали существенное влияние на тенденции в науке. Напротив, Мария Юдкевич, ссылаясь на опыт американских университетов, пояснила, что потребность в опоре на библиометрические и другие количественные показатели возникает лишь в ситуации дефицита доверия к экспертам со стороны администрации, а потому избежать перечисленных негативных эффектов можно только благодаря культивированию самой научной среды. В заключительной реплике Ирина Савельева предложила ряд полушутливых-полусерьезных рекомендаций относительно мер, которые могли бы обеспечить рост библиометрических показателей: администрации — производить найм сотрудников в корреляции с тематикой журналов первых квартилей, активно привлекая исследователей истории советского и постсоветского материала, самим историкам — обратить внимание на неисторические журналы, куда можно было бы предложить свои работы, а и тем и другим — внимательно исследовать группы «значащих других», то есть агентов продвижения публикаций (прежде всего — самих публикаторов). Тот факт, что известная доля иронии, скрытая в этих предложениях, была в равной мере по достоинству оценена и коллегами-историками, и представителями администрации, наглядно продемонстрировал, что доклад и его обсуждение стали важным шагом на пути к тем регулятивным соглашениям, о необходимости которых так оживленно дискутировали присутствовавшие.

Репортаж подготовил Петр Резвых

Комментарии

Самое читаемое за месяц