Горькая правда о расовой дискриминации в кампусах

После недавних протестов университеты собрались расширить программы, поощряющие расовое разнообразие. Но это только усилит напряженность. Все же есть лучшие способы добиться расовой справедливости в сфере высшего образования.

Представьте, что вы ректор американского университета на конец 2015 года, когда по всей стране прокатилась волна студенческих протестов, вызванных расовой дискриминацией и вдохновленных движением Black Lives Matter. В связи с беспорядками ректор Университета штата Миссури подает в отставку, в других колледжах руководство вступает в конфликт с кампусом. Теперь ваша очередь. Сотня студентов приходит к вашему кабинету и предъявляет свои требования. Они дают вам всего неделю на ответ. Каковы ваши действия?

Если вы посмотрите, как решают эту проблему ваши коллеги в других учебных заведениях, ответ будет ясен. Ректор Йельского университета сразу пообещал потратить 50 миллионов долларов на «расширение расового разнообразия» преподавателей и удовлетворить все прочие требования. Ректор Брауновского университета пообещал выделить 100 миллионов долларов для формирования «среды разнообразия», а также принять прочие меры для создания более «справедливого и инклюзивного пространства в университетском городке».

Учитывая, на какие большие уступки пошли Йельский и Брауновский университеты, кто бы мог упрекнуть вас за следование их примеру? В конце концов, большая часть требований в более агрессивной форме просто воспроизвела то, к чему американские колледжи взывают уже десятилетиями: больше позитивной дискриминации, больше тренингов по расовому разнообразию, больше стипендий на изучение и подготовку специалистов в области расовой и социальной справедливости. Однако могут ли эти действия причинить вред?

Мы — социальные психологи, изучающие психологию нравственности (Хейдт), а также причины и последствия предрассудков и стереотипов (Джассим). Насколько мы вправе судить, существующие исследования доказывают, что подобные реформы обречены на неудачу в достижении заявленных целей снижения дискриминации и неравенства. В действительности мы думаем, что вероятнее всего они усугубят неравенство и сделают жизнь кампуса более неудобной для всех, особенно для чернокожих студентов.

Согласно базовому закону психологии, люди уделяют больше внимания той информации, которая предопределяет важные события их жизни. Ключевой социальный фактор, на который ориентируемся мы, человеческие существа, — кто такие «мы» и кто «они». В классических исследованиях ученые разделяли людей на группы на основе произвольных факторов, просто по жребию. Они открыли, что даже при таком произвольном разделе на группы люди демонстрировали предвзятое отношение в пользу членов своей группы.

Это не означает, что мы непременно обречены на дискриминацию по расовому признаку. Исследование 2001 года Роберта Курзбана из Университета Пенсильвании и его коллег, опубликованное в Сборнике Национальной академии наук, показало, что расовые различия оказываются гораздо менее заметными, когда людей объединяют некоторые другие важные социальные характеристики, такие как членство в команде. Если представить, что расовая принадлежность окажется незначимой на фоне какого-то другого гораздо более важного фактора, люди перестанут обращать на нее особое внимание.

Второй принцип психологии — власть и сила сотрудничества. Когда группы сталкиваются с общей угрозой или вызовом, они пытаются прекратить внутреннюю вражду и внушить мысль «один за всех, все за одного». И наоборот, когда группы вынуждены конкурировать друг с другом, люди охотно занимают позицию «кто кого» и начинают враждовать.

С учетом этих принципов, непонятно, послужат ли программы расширения многообразия, уже принятые многими университетами, созданию таких кампусов, где не-белые студенты почувствуют себя включенными и менее маргинализированными.

Из всех требований, предъявляемых ректорам университетов, — исчерпывающий перечень, поддержанный примерно 80 учебными заведениями, смотрите на TheDemands.org — наиболее распространенными были требования принимать больше черных студентов и нанимать больше черных преподавателей. Иногда приводятся конкретные цифры (например, 15%), отражающие процентную долю черных среди населения США. Но что произойдет, если данные требования будут выполнены с использованием методов, которые провоцируют нарастание различий между реальными показателями представителей разных рас?

Позитивная дискриминация, с момента ее введения администрацией Кеннеди, способствовала продвижению ряда инициатив по улучшению системы отбора, подготовки и трудоустройства талантливых кандидатов, представляющих меньшинства. Подобные программы не отрицают существования рас, и да, мы решительно поддерживаем принятие мер по намеренному увеличению числа студентов из недостаточно представленных групп.

Но на практике в большинстве лучших американских университетов позитивная дискриминация предполагает использование различных стандартов для заявителей различных рас, что автоматически создает разницу в академической подготовке и уровне знаний. Хотя эти различия варьируются в зависимости от колледжа, исследования демонстрируют, что азиатские студенты поступают с результатами теста SET «математика/письмо», на 80 баллов превышающими результаты белых студентов и на 200 баллов — результаты черных студентов. Подобная ситуация характерна и для средней школы. Эти различия велики настолько, что ими никак нельзя пренебречь: по оценкам в старших классах школы и результатам SAT можно судить о дальнейших успехах в плане оценок в колледже и результатов выпускных экзаменов.

В результате введения различных стандартов для поступления многие студенты проводят четыре года в социальной среде, где именно расовая принадлежность говорит окружающим об их предполагаемой академической успеваемости. Люди улавливают полезные для них социальные сигналы; но одной из самых сильных причин создания стереотипов является реальное различие между группами. Если школа берет на себя обязательство удвоить количество черных студентов, то для того чтобы иметь большее число черных кандидатов, она вынуждена принимать людей с более слабыми способностями, — в особенности если другие школы делают то же самое. Вероятнее всего, это увеличит расовое неравенство и будет способствовать закреплению негативных стереотипов, с которыми сталкиваются цветные студенты, прибывающие в университетские городки.

При этом расовое неравенство в классах порождает ряд других проблем. В 2013 году экономист Питер Аркидиаконо из Университета Дьюка провел исследование и пришел к заключению, что студенты склонны заводить дружбу с теми, кто имеет схожие академические успехи. Подобный вывод позволил уточнить наши знания о расовой и этнической самосегрегации, происходящей во многих кампусах. Если школьная позитивная дискриминация будет направлена на увеличение неравенства по способностям, то, скорее всего, это закончится нарастанием самосегрегации и уменьшением межрасовой дружбы, а следовательно, еще более сильным чувством отчуждения среди черных студентов.

Еще один важный вопрос, поднятый студентами, — выделение средств на образовательные программы и факультеты, созданные для конкретных этнических групп. Такие центры могут предоставлять множество преимуществ, но разве их появление способствует достижению заявленной цели протестующих, а именно, снизит чувство маргинальности?

В исследовании 2004 года, посвященном изучению «этнических анклавов», команда социальных психологов под руководством Джима Сиданиуса (в настоящее время преподающего в Гарварде) наблюдала за первокурсниками, поступающими в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Они опросили студентов за неделю до начала занятий и затем повторяли опрос тех же студентов каждую весну в течение следующих четырех лет. Исследование показало, как вступление студентов в организацию, основанную на этнической идентичности, постепенно изменило их социальное самоощущение.

В основном, результаты были довольно мрачными. Для черных, азиатов и латиноамериканцев «членство в этнически ориентированных студенческих организациях усилило чувство того, что этнические группы сосредоточены на борьбе друг против друга, а также ощущение виктимизации, основанной на этнической принадлежности». Авторы также изучили влияние студенческих братств и женских клубов на белых студентов и обнаружили схожие эффекты, включая возросшее чувство этнической виктимизации и неприятие межгрупповой дружбы.

Конечно, необходимость создания особых этнических центров могла быть вызвана академическими причинами, но если цель этих программ заключается в основном в создании гостеприимной и инклюзивной среды в университетских городках, то лучшие современные исследования говорят о том, что подобные усилия будут иметь негативные последствия.

Может быть, негативные последствия текущей политики могут быть нейтрализованы с помощью тренингов по расовому разнообразию? Мы не можем сказать со всей определенностью. Несмотря на сотни миллионов долларов, которые корпорации и университеты ежегодно тратят на подобные программы, они «никогда не оценивались с помощью экспериментальных методов», как утверждает комплексное исследование, опубликованное в 2009 году в журнале Annual Review of Psychology.

Выводы, сделанные по результатам исследования, неутешительны. Анализ эффективности тренингов по расовому разнообразию в организациях, осуществленный в 2007 году, приходит к выводу, что «в целом, программы, предназначенные для снижения расовой предвзятости в среде менеджеров, отвечающих за найм и продвижение персонала, не принесли результатов». В исследовании о мероприятиях по расовому разнообразию, опубликованном в 2014 году в журнале Science, указано, что эти программы «зачастую вызывают отрицательные эмоции и иронию (например, реактивное сопротивление или негативную реакцию), поскольку подразумевается, что именно участники этих тренингов виноваты в нынешних недостатках расового разнообразия».

В последние годы особое внимание привлек к себе новый подход, который стал общим требованием протестующих, — тренинги против микроагрессии. Микроагрессия — это ежедневные обыденные унижения, намеренные или нет, которые заставляют цветных людей чувствовать себя униженными или оскорбленными. Понятие микроагрессии включает в себя все, начиная с вопросов типа «Ты откуда?» и заканчивая вопросами о достоинствах позитивной дискриминации в ходе обсуждения на занятиях.

Но тренинги по борьбе с микроагрессией могут повлечь неприятные последствия и нарастание расовой напряженности. Сам термин провоцирует морализаторство в ответ на действия, которые являются непреднамеренными, а зачастую даже благонамеренными. Как только что-то маркируется как акт агрессии, оно тут же запускает модель «угнетатель – жертва», содержащую призыв к членам угнетенной группы сплотиться вокруг оскорбляемого. По мере того как рамки допустимого становятся все у́же, кроссрасовые взаимодействия становятся тем опаснее и вероятность конфликта увеличивается.

Протестующие также потребовали, чтобы наряду с тренингами против микроагрессии была создана анонимная система оповещения и «группы реагирования на предвзятость». Студенты могут сообщать о любом случае, когда они стали свидетелями или подверглись микроагрессии. Перед нами модель «увидел — донес», перенесенная из сферы террористических угроз в сферу грубостей и двусмысленностей.

Но такие системы порождают пристальное внимание к расовой принадлежности. Как бы изменилось ваше поведение, если бы все, что вы говорите, могло бы быть неправильно истолковано, вырвано из контекста, а затем сообщено — анонимно и без проверки — центральному органу власти, способному вас наказать? Не станут ли преподаватели и студенты всех рас от этого только более тревожными и настороженными в присутствии студентов других рас?

Межрасовые контакты, самые разные, имеют гораздо больше преимуществ. В обзоре более 500 исследований, опубликованном в 2006 году в журнале «Личность и социальная психология», Томас Петтигрю и Линда Тропп сделали вывод, что знакомство и взаимное общение людей разных рас и этнических групп, как правило, приводит к уменьшению предубеждений. Это хороший повод для увеличения расового разнообразия.

Но исследователи также выявили, что эти преимущества в значительной степени зависят от определенных условий, таких как наличие общих целей, чувство сотрудничества и равный статус. Преимущества исчезают, как только возникает тревога в отношении межгрупповых взаимодействий. Если говорить о студенческих городках, это означает, что увеличение числа черных студентов и преподавателей, по идее, должно улучшить расовое взаимодействие; однако это вряд ли возможно в условиях, когда тренинги против микроагрессии и другие меры поощряют все больше мыслить в категориях расы и значит, все чаще конфликтовать.

Так что же делать ректору колледжа, который столкнулся с подобными требованиями протестующих? Во-первых, необходимо оценить долгосрочную перспективу и заняться поиском реально действенных методов, а не тратить огромные суммы, пытаясь отреагировать на сиюминутное политическое давление.

Система образования в США имеет серьезные недостатки. Количество выпускников средней школы и качество академической подготовки сильно варьируются в зависимости от расы. Университеты не должны опираться на несправедливую систему школ и говорить об автоматическом восстановлении расового равенства в университетских городках; но они могут приложить усилия, чтобы исправить эту ситуацию. Многие из них именно так и поступают, принимая талантливых ребят из неблагополучной среды в университетские городки для интенсивного обучения и перевоспитания. Однако неравенство возникает задолго до старших классов средней школы, и оно не может исчезнуть на уровне колледжей, если не будет перестроена вся система, включая детские сады и начальную школу.

Поскольку в настоящее время данные о «программах» разнообразия недостаточны, университеты и их социологические факультеты должны взять на себя задачу разработки исследований — настоящих экспериментов с контрольными группами и рандомизацией студентов, — для оценки как существующих, так и внедряемых мероприятий. Учитывая то, насколько часто благие намерения дают обратный эффект, ни одна программа не должна внедряться без тщательной проверки.

В своей книге «Все, что мы можем» (All that We Can Be, 1996) социологи Чарльз Москос и Джон Сибли Батлер рассказывают, как Вооруженные силы США избежали расовых проблем в 1970-х годах и стали моделью интеграции и равенства ко времени войны в Персидском заливе в 1991 году. Армия тратила больше ресурсов на обучение и воспитание черных солдат, чтобы они могли соответствовать строжайшим стандартам отбора. Но самое главное, эти стандарты ни для кого не были снижены, так что расовая принадлежность ничего не говорила о способностях военнослужащего. Армия всячески содействовала развитию чувства локтя и положительного мышления, делая акцент на гордости за армию и за Америку.

Университеты должны рассмотреть возможность схожего подхода. Расовая принадлежность станет менее важна, если школы переключат свое внимание с числа студентов различных этнических групп и направят усилия на устранение разницы в знаниях между ними, как это и состоялось в армии. Университеты не должны полностью отказаться от расовых программ, но они должны экспериментировать и сокращать их число, при этом сохраняя или даже привнося новые элементы позитивной дискриминации.

Университеты также должны направлять обсуждение этих вопросов в позитивное русло сотрудничества. Представители администрации вузов обязаны постоянно напоминать студентам, что разнообразие — это вызов и что, объединяя представителей разных социальных слоев и разных стран, очень трудно избежать недопонимания и обид. Поддержание разнообразия требует душевной щедрости и смирения. Вместо того чтобы сосредотачиваться на микроагрессии, не лучше ли поговорить о промахах, заблуждениях и лицемерии — а также о цивилизованности и прощении. Как говорил Мартин Лютер Кинг в 1957 году, «мы должны развить в себе умение прощать. Лишенный силы прощения лишен и силы любви».

Судя по прогремевшим беспорядкам в университетских городках, политика и программы, внедряемые университетами последние полвека, не работают, поэтому их расширение вряд ли принесет ожидаемые плоды. Возможно, пришло время набраться храбрости и предложить другой подход, основанный на имеющихся фактических данных о том, что работает, а что нет. Это было бы лучшим способом создать университетское сообщество, в котором каждый чувствует себя желанным гостем.

Источник: The Wall Street Journal