Злой гений умиротворения

В сентябре мир будет отмечать очередной ряд годовщин, связанных с «великим и трагическим» умиротворением — темой, сегодня актуальной потому, что только ленивый не проводил параллелей между той и теперешней политической ситуацией. 75-летие визитов премьера Чемберлена к фюреру Гитлеру в 2013 году прошло очень спокойно, вспоминали о нем лишь редкие историки, зато к концу года и уже в следующем, 2014-м, про аншлюсы, аннексии и сговоры рассуждали куда более горячо, в связи с украинским кризисом, и куда менее верно.

Неверным в этих рассуждениях было, в частности, то, что практически все говорили в лучшем случае о Невилле Чемберлене, но забывали о его ближайшем сподвижнике сэре Хорасе Уилсоне, которого называли злым гением — “éminence grise” — всей тогдашней политики умиротворения.

«Человек с улицы», каких изображал Сидней «Джордж» Штрубе в Daily Express, достигший абсолютных вершин власти, Уилсон мог бы быть примером успешного self-made man сегодня для каждого. Даже его будущий шеф Чемберлен, как и его отец Джозеф, хотя оба они оставили феноменальный след в британской политике и феноменально же туда вошли, все-таки принадлежали пусть и к промышленной, но аристократии. Хорас Уилсон был сыном почти что плотника — очень скромного торговца мебелью. С 16 лет Уилсон работал в прямом смысле мальчиком на посылках в патентном бюро, где зарекомендовал себя с лучшей стороны и был переведен на работу клерком в военное министерство, а после — в министерство труда [1].

О том, чтобы человек с таким неблагородным происхождением, без «оксбриджского» образования, отслушав лишь вечерний курс лекций в Лондонской школе экономики, вошел в политическую жизнь и добился каких-либо серьезных успехов, речи тогда просто не могло идти. Это и сегодня чрезвычайно трудно, а в начале XX века было невозможным. Но тихий, почтительный, учтивый клерк все же довольно скоро начал продвигаться по карьерной лестнице. Дэвид Ллойд-Джордж, триумфатор Первой мировой войны, кстати, тоже сделавший впечатляющую карьеру, после, в разгар чехословацкого кризиса, будет рассказывать полпреду Майскому в присущих ему уничижительных красках, как он привел в политику и Чемберлена, и Уилсона [2].

К сожалению, в своем искрометном рассказе бывший премьер почему-то не упомянет о том, что Уилсону, который работал в его аппарате, вместе с ним же пришлось отвечать и за все коррупционные скандалы, связанные с торговлей титулами и прочими самыми неблаговидными вещами. Один лишь факт его работы с Ллойд-Джорджем долгое время оставался пятном на профессиональной репутации Хораса Уилсона, чья карьера уже казалась оконченной. Примерно таким же образом валлиец повлиял и на Невилла Чемберлена, но и в том и другом случае оба все-таки смогли восстановить репутации, и не без помощи выходящего тогда на арену Стенли Болдуина.

Именно с Болдуином Уилсон начинает свой новый взлет в 1926 году, когда становится его советником в дни Всеобщей стачки. Он наживает себе врага в лице Клемента Эттли, будущего премьера-лейбориста, но обзаводится и долгоиграющим знакомством с тем же Чемберленом. Их «триумвират» (Болдуин – Чемберлен – Уилсон) окончательно будет закреплен на Оттавской конференции об имперских преференциях в 1932 году, где Уилсон был официальным советником британской делегации.

Уилсон на государственной службе, которая к тому моменту уже имела тридцатилетний стаж, играл роль посредника между государством и промышленниками и закрепил за собой славу успешного дипломата. Конференция в Оттаве увенчалась определенным успехом, в чем была заслуга и советника делегации метрополии.

Сэр Хорас Уилсон так и останется советником и при премьерстве Болдуина, и при премьерстве его преемника Чемберлена, не получив министерский портфель, но благодаря своим качествам «идеального государственного служащего», которые отмечали все, даже его многочисленные недруги [3], станет обладать безграничным влиянием, которым до него обладал лишь кардинал Уолси [4].

Но обладать влиянием совсем не значит им пользоваться, тем более, пользоваться в целях личной выгоды. В чем никогда нельзя было обвинить Уилсона, так это в том, что он использовал свое положение для материального обогащения. Практики «попилим» вообще не существует в британской политике, поэтому скандалы Ллойд-Джорджа на эту тему и были столь шокирующими.

Апогея же влияние Уилсона достигло в период кризиса монархии в связи с наследованием престола Эдуардом VIII, имевшим твердое намерение жениться на дважды разведенной американке Уоллис Симпсон. Именно Уилсон будет готовить т.н. «шанхайское досье», которое представит Болдуину и членам Кабинета, и именно Уилсон будет посредником между Букингемским и Сент-Джеймским дворцами и Даунинг-стрит и в конец концов добьется отречения.

В отказе от трона Эдуарда VIII теперь модно видеть некие конспирологические мотивы, принято думать, что истеблишмент намеренно не допустил к власти короля с выраженными симпатиями нацистам, тем не менее, многие почему-то забывают о том, что ситуация в Британии на тот момент была практически революционной. Никто не хотел видеть на троне королеву-распутницу, и если бы отречения не последовало, совершенно неизвестно, как сложилась бы судьба монархии. Забывают также и о том, что нового короля-«германофила» поддерживали такие ярые сторонники войны, как Уинстон Черчилль, и о том, что за отречение выступали как раз «умиротворители».

Но помимо проблем внутренней политики Британию тогда терзали и проблемы политики внешней, в которой ключевую роль уже готовился играть ставший премьер-министром после отречения Эдуарда VIII и отставки Болдуина Невилл Чемберлен. С Уилсоном они к тому времени давно и плотно сотрудничали, он назначил его «советником по индустриальным вопросам» (так звучала его должность официально). Вскоре же сэр Хорас стал советником и по вопросам дипломатии, да и по всем остальным, помимо прочего он стал верным другом премьера и практически единственным человеком, на которого тот мог положиться [5].

Это редкий случай для политики, тем более для политики британской, но два этих джентльмена, отличающиеся от остальных министров и их коллег происхождением, образованием и даже свойствами характеров, сблизились и напоминали уже вовсе не кардинала Уолси и Генриха VIII, а Гамлета и Горацио. И как верный и лучший из людей Горацио, Уилсон оставался верен своему принцу до его скорой смерти.

Никто в Кабинете не пользовался такой властью, как Хорас Уилсон, и раздражало это многих [6]. Как многих раздражала и политика умиротворения, которую начал проводить премьер-министр. Уилсон был его правой рукой, его помощником, когда сентябрьская череда переговоров зашла в тупик, он один летал к Гитлеру. Чехословацкий посланник Масарик без обиняков называл его «свиньей», но «мир для нашего поколения» все же был гарантирован. Пусть он и продлился не так долго, как планировалось. Уилсона часто обвиняют в том, что он был архитектором и идеологом этой политики, это неверно. Архитектором и идеологом был Невилл Чемберлен, и этой славы у него никто не отнимет. Уилсон был вторым и последним человеком, который что-то делал, а не охотился на лис или пил бренди на задней скамейке Палаты Общин, пока мир замер в дюйме от пропасти.

Парадоксально, но более всех «не допустить войны в целом, навсегда» [7], как позже скажет в одном из немногочисленных интервью Уилсон, стремились два человека, которые никогда не воевали. Казалось бы, у политиков, лишенных военного опыта, не видевших фронтовых ужасов и т.д., иммунитета к милитаризму могло бы и не быть, во всяком случае, такого, какой возможен у людей воевавших. Тем не менее, все было с точностью наоборот. Не каждый опыт несет в себе рациональное зерно, войны, возможно, закаляют и души, и тела, но также и ожесточают, наделяют цинизмом.

«Он был на фронте, как и все мы» [8], — так охарактеризовал Гитлер Даладье, когда впервые увидел его в Мюнхене. Это вообще было любимой оценкой фюрера, большинством европейских государств руководили бывшие фронтовики, они входили во все правительства. Но эти самые фронтовики, которые на собственном примере познакомились с войной и узнали, что это вовсе не увеселительная прогулка, были готовы, а некоторые, вроде Уинстона Черчилля, так и откровенно жаждали, «если надо, повторения» новой мировой войны.

Это сегодня что-то до крайности далекое и мало им известное повторять собираются люди неприлично молодые, тогда же простые люди всех возрастов совершенно не хотели возвращения страшного кошмара. Об этом грезили лишь бывшие военные моряки, видевшие в нем единственную возможность возвращения к власти.

А Хорас Уилсон трудился над тем, чтобы кошмар повторен не был. Трудился «с усердием бобра», как издевательски замечали его противники, которые после получат замечательную возможность обвинить именно его во всех провалах и грехах, переложив на его плечи решающую ответственность.

После падения Чемберлена и его скорой смерти Уилсон станет единственной и очень удобной мишенью для всех, кто хотел найти виновных в «национальном унижении» [9]. Он проживет еще тридцать с лишним лет и умрет в бедности, не будет писать мемуаров, чтобы о себе напомнить и обелить себя, не будет давать интервью, чтобы обвинять других в ошибках. Иными словами, сэр Хорас Уилсон вновь удивит тех редких историков, которых заинтересует его имя, не только своей головокружительной карьерой, но и уникальными человеческими качествами, столь нехарактерными для политиков даже сегодня.

Примечания

↑1. Lowe R. Sir Horace Wilson. Oxford, 2004.

↑2. Maisky I. The Diary of the Diplomat, London 1939–1943″. Vol. 1. Moscow, 2006. P. 48.

↑3. Gilbert M., Gott R. The Appeasers. L., 1963. P. 377.

↑4. Brown W.J. So far. L., 1943. P. 220.

↑5. Lord Woolton. Memoirs. L., 1959. P. 140.

↑6. Reith J.C.W. Into the Wind. L., 1949. P. 307.

↑7. Faber D. Munich, 1938: Appeasement and World War II. NY, 2008. P. 427.

↑8. Taylor T. Munich: The Price of Peace. NY, 1979. P. 44.

↑9. Cato. Guilty men. L., 1940. P. 19.