Наступившее будущее и проект «русского Гавела»

От редакции: Мы обратились к нескольким авторам с приглашением порассуждать относительно политической актуальности формулы Гавела «сила бессильных». Перед Вами — первый ответ.

Возможность претендовать на роль элиты сегодня и завтра иная, чем была вчера. Мир приобрел сложность радикальную в чисто математическом смысле — как невероятное количество объектов, процессов и связей. Технологии (в самом широком смысле) порождают новые социальные и интеллектуальные порядки со скоростью, опрокидывающей эпистемологические приемы тех, кто принимает решения. В каком-то смысле, сами «пространства решений» становятся слепыми пятнами.

Человечество восстает само на себя — новизной. Заметьте исчезновение из интеллектуального мейнстрима потока sci-fi. Как предлагать «будущее» (или «прошлое», что то же самое) миру, который уже — «будущее»?

В начале XXI века вопрос, которого бежит любая «элита»: почему из привычного инструментария проектно-идеологического управления не работает ничего. Пожившие в 80-е помнят, как проваливалась в поплывший базис идейная и методологическая надстройка постсталинского коммунистического проекта. Похожее происходит с победителем прошедшего в XX веке идеологического чемпионата — либерализмом.

Спасительная приставка «нео-» канула туда же, куда исчезли AIG и Lehman Brothers, «обнимитесь, миллионы» упало в пустыни Ближнего Востока. Кризис представительной демократии, рост неравенства сообщают нам, что еще один объект желания готов раствориться.

Это не критика либерализма — это наблюдение о том, что последний из великих идеологических инструментов, сделанных в XIX веке, больше не работает как средство достижения целей. Вообще идеология как способ мышления, программирования, оправдания надежд, политических манипуляций перестала быть инструментом — теперь это наркотик, крайне опасный, чаще всего для самого применяющего. Элиты, прибегая к идеологии, травят не только пасомых, но и себя (включаю в число жертв также контрэлиту — «новых левых»).

Мир нечем красить в тона парадиза, нечем рисовать «мир для всех».

Вопрос об элите становится вопросом о способах «политработы». Что такое видеть? Понимать? Влиять? Вне идеологии, но, так сказать, сохраняя сумму знаний и ценностей, то есть культуру. Как проапгрейдить себя, чтоб быть адекватным тем оптимистическим потенциям, которые реально окружают в мире? В нем много прекрасного — ведь он создан через sci-fi: мы пришли в будущее, задуманное вполне гуманно. Научно-техническая революция успешно выполняла и выполняет свои обещания — в отличие от политиков.

Но штука в том, что раз будущее наступило, то, следовательно, оно закончено. Что дальше? Свалка борьбы на руинах, в которой грубейшие трайбалистские практики и откровенное вранье государств и квазигосударств вполне вписываются в «мир будущего»? Или попытки ноократии, эпистемократии? Попытки управления?

То есть, вспоминая Ленина, «социализм или варварство». «Социализм», разумеется, в смысле проектов организации общества разумом.

Похоже, вопрос об элитах ставится именно так: соединима ли вообще в человеке способность к познанию со способностью к политике, а тем более — к переходу от политики к управлению?

Чтобы написанное выше не звучало как футурологическая мантра, давайте приземлимся из теоретического парения на российскую почву. Истощение элит — одно из измерений российского безвременья.

Заметим себе, что при мысленной миграции на родную территорию разговор о будущем заканчивается.

И российская элита, и ее оппозиционные визави играют потертой колодой: разговор идет об уроках травматичного XX века и о том, по какой книге (из не очень богатого компендиума) стоило бы в нем жить. Мы все еще пытаемся навести порядок на наших могилах, что понятно, но лопата и метла взяты аккурат из преддверия 1917 года — все разговоры, как в неком сне, повторяются.

«Давайте жить, как в нормальной цивилизованной стране» против «давайте жить в вечной внеисторической аномалии» — вот так до сих пор и говорим.

В этой ситуации практический вопрос об идеальном русском диссиденте, диссиденте-победителе («русском Гавеле»), которым инспирировано данное эссе, закономерно сменится вопросом: а возможна ли такая победа? Гавелу в Чехии история открыла путь пережить, пересидеть негибкий и анахронистичный режим за счет этики и вернуть европейское общество (что бы это ни означало) в Европу. Куда мы будем возвращать Россию, даже если пересидим? И есть ли, куда (это опять — про «наступившее будущее»)? И поможет ли тут этика?

Носители диссидентской этики политически участвовали в обоих крахах и падениях России в XX веке как зрители и как поставщики отвергаемых реальностью рецептов. В гипотетической ситуации «пересидели режим» автор предвидит появление со стороны мечтающих о свободном обществе диссидентов очередного рассказчика, нарратора — и не более того.

Рассказать России о своих благих желаниях мы, уверен, сможем. Прислушается ли?

«Дитя предательства и каверз не узнаёт своей страны», — сказано Пастернаком.

А не пора ли узнать?

В задаче структурирования ситуации в большой, сложной и плохо понятой части большего, чем эта часть, мира, в плохо понятом времени, которое переживает этот мир, знание становится не только основой для действия, но и простым благоразумием. Тем благоразумием, которого не содержат в себе более доступные диссиденту средства — этика и идеология.

Путь знания — это путь к выходу из российской партикулярности, локальности. Из бесконечных переживаний травм, из подмены политики действительности очередной «политикой памяти» и одних и тех же (столетиями) игр в заимствованные конструкты.

Решение вечной российской проблемы только одно — пересмотр ее постановки таким образом, чтобы с вечностью дела не иметь. Но для этого придется принять факт, что силою вещей мы — лишь одна из территорий огромного мира, возможно — одна из самых интересных на пространстве между Китаем и Калифорнией. На пространстве, где, вероятнее всего, не осталось дуальных координат (например, «Запад – Восток» и «современность – традиция») в том виде, в каком русские привыкли их мыслить, обсуждать, драться за них.

А в ситуации, когда непонятно, в каком направлении драться, только и остается, что, засучив рукава, собирать годные средства картографирования действительности.