Фактор Дилана
2 168 
Моргана Девлин
Историк, публицист, автор ряда исторических арт-проектов по новейшей истории Великобритании и Северной Америки.
Присуждение Нобелевской премии по литературе американцу Бобу Дилану всколыхнуло мировую общественность по обе стороны океана. Лауреат Нобелевской премии мира Барак Обама тут же провозгласил Дилана «одним из своих любимых поэтов», а Юрий Лоза — «местечковым американским явлением». Однако среди этого волнения искренней радости все же было немного, в основном преобладало изумление, и хорошо, если изумление приятное, нежели недоумение характера отрицательного.
Впрочем, если говорить совсем откровенно, на сегодняшний день кто бы ни получил какую-либо премию, вряд ли большинство сможет разделить с лауреатом радость от победы — скорее, начнутся иронические шуточки на эту тему, критические замечания и прочие спутники не самых благовидных человеческих качеств.
Российская общественность, конечно, удивлялась этому выбору Нобелевского комитета особо. И не только потому что выбор этот был настолько нелинейным и настолько непредсказуемым, в отличие, скажем, от варианта событий с выбором Мураками, но и потому что демонизированный центральными рупорами пропаганды Запад присудил премию, конечно, «своему», но очень своеобразному «своему».
Вот если бы премию по литературе присудили Борису Джонсону, бывшему мэру Лондона, а ныне главе Форин Офиса, например, выбор Нобелевского комитета был бы абсолютно понятен. Нынешняя политика Джонсона как министра иностранных дел Великобритании весьма укладывается в рамки холодной войны. Он призывал протестовать у российского посольства против военных действий РФ в Алеппо и вообще ведет себя «в лучших традициях», так что господину Киселеву и Ко даже и придумывать ничего не стоит. Такого лауреата Шведской академии, думаю, поняли и приняли бы в России скорее. Разумеется, немедленно начав отсель грозить шведам, да и самому Джонсону на разные голоса.
Тем более что Джонсон — известный и очень хороший журналист, а его вышедшая в минувшем году книга «Фактор Черчилля: как один человек изменил историю» [1] отлично написана с точки зрения художественной литературы. Другое дело, что, создавая эту апологетическую биографию, Джонсон мало заботился об исторической реальности, равно как и сам сэр Уинстон Черчилль, получивший так же нобелевскую премию и так же по литературе в 1953 году.
Вот этот выбор Нобелевского комитета все-таки изумляет куда бóльшим образом, чем нынешний выбор Дилана. На премию по литературе Черчилля номинировали семь раз, с 1946 года начиная. Номинаций на премию мира у человека, войной бредившего, слава Господу, все же меньше, а точнее — две, и обе неудачные — в 1945 и в 1950 годах.
Безусловно, его литературное наследие, если можно так выразиться, к тому моменту уже не умещалось даже на самой обширной книжкой полке. Эпистолярные способности Уинстона Черчилля сомнений не вызывают. Даже несклонный к ядовитым замечаниям премьер-министр Чемберлен говорил в сентябре 1939-го, после триумфального возвращения Черчилля в Кабинет: «Он постоянно пишет мне письма на нескольких страницах. Мы и так встречаемся каждый день на заседаниях Военного Кабинета, и это кажется мне совершенно ненужной мерой, но, конечно, я понимаю, что эти письма пригодятся для его книги, которую он напишет в дальнейшем» [2].
В этом «джентльмен с зонтиком» не ошибся, а, можно сказать, как в воду смотрел. «Вторая мировая война» [3], шеститомный труд Черчилля, за который ему наконец-то и была присуждена Нобелевская премия по литературе, пестрит этими самыми письмами, записками, а также выдуманными и домысленными историями.
Вроде описанного драматического обеда на Даунинг-стрит, 10, 11 марта 1938 года, на котором присутствовал рейхсминистр фон Риббентроп, якобы затягивавший сам обед и отрывавший министров Его Величества от правительственных телефонов, в то время как германские войска занимали Австрию [4]. Но беда в том, что вермахт все-таки осуществлял аншлюс Австрии днем позже, а не во время того памятного обеда [5]. И подобных умышленных, мягко говоря, неточностей у Черчилля очень и очень много. Равно как и в книге его поклонника Бориса Джонсона.
С тем же успехом Нобелевский комитет мог бы отметить и «Военные мемуары» [6] Дэвида Ллойд-Джорджа, а также его «Правду о мирных договорах» [7] — эти занимательные примеры «отмывания» собственной репутации. Или, допустим, масштабный и с теми же целями написанный том мемуаров Энтони Идена «Лицом к лицу с диктаторами» [8].
Но премия была вручена сэру Уинстону Черчиллю — точнее, его супруге, сам он не смог присутствовать на церемонии в Стокгольме, сославшись на неотложные дела, а Черчилль тогда второй раз занимал пост премьер-министра; на самом деле, его здоровье к декабрю 1953 года уже очень сильно ухудшилось. В год смерти Сталина его литературный талант был оценен Шведской академией с формулировкой: «за высокое мастерство произведений исторического и биографического характера, а также за блестящее ораторское искусство, с помощью которого отстаивались высшие человеческие ценности».
В разгар Холодной войны, блестящим ораторским искусством Уинстона Черчилля в Фултоне и начатой, эта премия не вызывала вопросов. Вызывает вопросы она сейчас, когда объективно знакомишься с трудами распиаренного, в том числе и собственнолично, человека, чьи моральные качества и постоянная жажда войны, т.е. страданий, тех самых «крови, пота и слез», характеризуют его не лучшим образом. Не говоря уже о многих политических инициативах.
Но почему же премия Бобу Дилану теперь вызывает такую странную реакцию? То, что песни наконец-то признают не только поэзией, но и литературой, на мой взгляд, только расширяет формат восприятия слова, которое было в начале и которое станет концом всего. И судя по сегодняшним новостям, этот конец довольно близок. О возможности третьей мировой войны, которая, безусловно, кончится весьма плачевно, но и весьма быстро, теперь говорят даже неcклонные к алармизму люди.
Предвоенная истерия охватила весь мир. Решение Нобелевского комитета на фоне каждодневных мрачных прогнозов кажется просто глотком свежего воздуха, оно настолько неформально, неангажировано и блестяще в своей простоте, как цветок, пробившийся сквозь мостовую. Рок-н-ролл, возможно, и мертв, но еще живы люди, для которых война — не просто увеселительная прогулка, а действительно невероятная трагедия. И выигравших в таких трагедиях не бывает, бывают только проигравшие, — как писал выдвигавшийся на Нобелевскую премию мира, но так и не получивший ее мистер Невилл Чемберлен.
Так разве же не прекрасно, что в подобные страшные для всей планеты дни одну из престижнейших наград получает человек, чей тихий, скромный голос уже более полувека протяжно спрашивает: «Как долго должен человек поднимать глаза // Прежде чем сможет увидеть небо? // Да, сколько ушей должно быть у человека // Чтобы он услышал, наконец, что люди плачут? // Да, сколько смертей еще надо, чтобы до него дошло, // Что уже так много людей умерло?»
На мой взгляд, такая инициатива Нобелевского комитета, наоборот, доказывает, что у человечества еще есть шанс.
Примечания
Комментарии