Белый шум «Черных тетрадей»

Мне чрезвычайно трудно говорить о том, о чем я сейчас собираюсь сказать. Связано это не только с тем, что передо мной «горячая тема», злободневная, ссорящая людей, достойных дружбы, и объединяющая недостойных. И не только с тем, что я должен в этом «споре о Хайдеггере» занять какую-то «позицию». Что касается последней, то этот polemos меня не вынуждает метаться между аргументами, поскольку, во-первых, своя позиция мне давно известна, во-вторых, никакого спора собственно и не происходит, и, в-третьих, происходи он, ни одна из его возможных сторон не может меня удовлетворить. Трудно говорить, потому что, не желая высказываться на эту тему, я накопил такое множество аргументов и наблюдений, что хватило бы на книгу, которую, конечно же, писать я ни за что не стану, ибо более достойное написания ждет моего времени. Трудно говорить еще и — в первую очередь, — потому что неизвестно, кому говорить. Вооружившись поверхностными аргументами, некоторое сообщество «нападающих» радостно избавляет себя от необходимости быть внимательными и вдумчивыми; другие, растерянные (их на самом деле куда меньше, если не считать «дугинцев», но их по определению не считаем), пытаются выступить не на своем поле, опуститься до пустой и запоздалой дискуссии в стиле Виктора Фариаса, не находят слов, путаются и стараются защитить то, что в защите не нуждается. Не нуждается, потому как то, чтό защищают малочисленные сторонники Хайдеггера, нападению и не подвергается: те, кто нападают с аргументами «он против евреев и фашист», просто не ведают о существовании иного измерения в творчестве Хайдеггера. И, во-вторых, те, кто ведают о нем, прекрасно понимают, что философия в защите не нуждается. Это, что называется, для злободневности. А теперь о серьезном.

«Санитары леса» и «падальщики»

Разоблачители всего и вся мне всегда и нравились, и не нравились. Нравились они мне потому, что их мышление куда более остроумное, внимательное и тонкое, чем у тех, кто просто что-то отстаивает любой ценой, не желая ничего слушать. Скажем, с этой позиции Фрейд — просто гений, чего стоили недоуменные взгляды буржуазных барышень, которые слышали от него про себя «истинную правду», столь неожиданную и бередящую. Или Ницше с его «Генеалогией морали», показавший случайную и сугубо историческую, безо всякого «высокого» смысла природу «добра и зла». Или Маркс, который продемонстрировал, что это не капиталисты владеют капиталом, а совсем наоборот. Или Витгенштейн, ставящий в тупики своими «детскими» примерами всезнающего джентльмена Рассела. Все эти (и не только эти) мыслители, что называется, «внесли огромный вклад…», а если говорить технично, то трансформировали культуру так, что она никогда уже не будет прежней. Нравится нам это или нет. Они заставили с собой считаться: разоблачая, они делали что-то еще, они создавали новые смыслы.

Не нравились мне разоблачители потому, что, встречая любое разоблачение в жизни, я видел людей, которые останавливались на разоблачении, ничего не создавая. Не веря в то, что такая позиция может быть достаточной, я старался им подыграть, рассматривая их роль как своего рода «санитаров леса», критиков в кантовском смысле «очищения, расчистки места под фундамент нового, небывалого здания». Но, если продолжить лесную метафору, большая часть из них оказывалась просто падальщиками (для детей часто падальщиков представляли санитарами, действует смягчающая метафора). Теми, кому доставляет удовольствие разоблачение как таковое, теми, кто зависит от реакции — и больше не делает ничего. Если угодно обратиться к приведенным примерам, то Фрейд в таком случае бы просто смущал и оскорблял женщин, ни о чем больше не думая, Ницше бы поджигал церкви и наблюдал за реакцией прихожан (подобным образом его пытались увидеть уже в ХХ веке), Маркс поджигал бы дорогие джипы, Витгенштейн бы на ученых собраниях всегда лишь замахивался кочергой, неся при этом полную околесицу. К счастью, дело с перечисленными персонажами обстояло не так, даже если их «сторонники» упрощали их учения под стать своим способностям и образованию.

Отступление о хайдеггерианцах

Кстати, о «сторонниках». Стараясь ответить себе на вопрос, на что именно нападают разоблачители Хайдеггера, я искренне не мог найти ответ. Наивные версии ответов не «работали». Хайдеггер умер, поэтому не на него. Да, есть заинтересованность дюжины человек в немецких университетах (возможно, их гораздо больше, но не так чтобы раздувать мировую шумиху), желающих изгнать своих коллег-хайдеггерианцев с их должностей, дабы занять их самим. Репатриации и компенсации евреям Германией уже выплачиваются. Кто остается? Хайдеггерианцы, сторонники Хайдеггера. И вот тут да, их действительно можно было поделить на разные группы, но как бы не выплеснуть с водой и ребенка. Хотя, судя по тенденции, никакого ребенка там не было, в «Черных тетрадях» так, мол, и сказано.

Людям, пришедшим к Хайдеггеру при занятии какой-то философской темой, все эти разоблачения ничего не скажут, поскольку философская тема (время, бытие, техника, история философии, искусство, античность) никуда не исчезнет, даже если все книги Хайдеггера сожгут, а «Черные тетради», приравняв их к «Моей борьбе», оставят в доступе только для исследователей. Для этих людей Хайдеггер — коллега, помощник, друг, указующий на путь, который он прошел сам, знакомящий нас с особенностями этого пути — либо для того, чтобы его пройти, либо для того, чтобы никогда по нему не ходить, но, в любом случае, коллега, которого волновало то, что почему-то волнует этих людей сейчас.

Другие, которых, как говорят, большинство среди «хайдеггерианцев», но как о более или менее организованной группе я ведаю только о «дугинцах», преследуют свои цели с совсем не философскими предметами, пользуясь притягательностью хайдеггеровской риторики. Пожалуй, только тех, кто «подсел» на риторику Хайдеггера, ничего в ней не смысля, может отпугнуть общественный шум про «имманентный национал-социализм» (но он, что понятно, привлечет еще большее количество менее понимающих и думающих). Однако стоило ли затевать всю эту шумиху для того, чтобы переманить на свою сторону, не дать пропасть в геенне хайдеггерианства, где скрежет зубовный и тьма внешняя, тем, кто, ничего не смысля, просто тащится за привлекательной риторикой немецкого профессора? Вряд ли. Поэтому наивные ответы не работают. Дело в другом.

Ресентимент как средство социализации

Чуть позже я научился игнорировать разоблачителей, внимательно их выслушивая, но лишь затем, чтобы дождаться — что они хотят сказать дальше, что они утвердят на этом очищенном пространстве? Поэтому я с радостью соглашался с их аргументами. Как правило, на перечислении этих аргументов дело и заканчивалось. Об этой достаточности разоблачения в свое время написал Слотердайк «Критику цинического разума». Однако думается, что тут дело не в том, что мы все стали такими циниками. Желая сэкономить свое время и внимание редкого читателя этой заметки, я остановлюсь только на двух аспектах, которые мне кажутся чрезвычайно важными. Первый из них касается социализации через ресентимент, а второй — конструируемого представления о «большинстве».

Внешняя угроза всегда объединяет тех, кто в мирное время находится в ссоре. Когда появляется неместный, то местные гопники очень быстро ощущают единство. В сентябре (дата важна), выходя с очередной лекции, две девочки-первокурсницы (курс важен) ведут такой краткий диалог: «Я ничего не поняла». — «Я тоже». — «Ерунда какая-то». — «Вот именно». Что произошло? Никакой информативности, зато попытка обрести новую подругу в неизвестном коллективе. Эта цель достойна себя настолько, что может осуществляться любой ценой. Любой. Возможно, каждая из них в душе понимает, что лекция не такая уж и пустая, но какая разница, если, поддерживая подобный диалог, можно сблизиться и найти товарища?

Кажется, что шум вокруг Хайдеггера позволяет некоторому сообществу, которое не ведало о том, что оно сообщество, идентифицировать себя, даже если добрая доля участников этого сообщества ради социализации переступает через себя же. Зато какой угар, какая общность, как здорово и самое главное легко критиковать. Этот процесс объединения я и называю социализацией любыми средствами, даже посредством мстительности, злорадства и нанесения обид. Впрочем, не стоит об этом долго распространяться, все выходцы из обычных советских школ знают об этом способе. Более того — многие в нашей стране не ведают об иных способах вовсе.

Подобная социализация создает очень простой способ опознавания «своих» (подобно тому как подсевшие на риторику Хайдеггера хайдеггерианцы тоже легко узнают друг друга). В самом деле, почему бы не представить себе, что назрела среди образованных людей некоторая группа людей, знающих о Хайдеггере или слышащих о нем хотя бы на лекциях по философии, которым уже недостаточно лайкать друг друга ВКонтакте, встречаться в хипстерских кафе, заниматься случайным сексом и для которых нужен какой-нибудь признанный обществом повод для выявления друг друга в качестве содружества? Пусть это будут «Черные тетради»? Пусть, почему бы и нет.

Конструируемое «большинство»

Хайдеггер, говоря о «людях» (в переводе Бибихина) или «некто» (в переводе Михайлова), в общем — о das Man, вводит этот экзистенциал в качестве базового. Подлинность обретается там, где уже присутствует — в качестве априорной формы — феномен «людей». Мы его экстериоризуем, хотя он — в нас, он нам просто необходим для собственной идентификации. Говоря проще, каждый из нас может найти в себе (в любое время) представление об устройстве мира в целом, а также о том, кто его населяет в частности. Другое дело, что мы обычно это не эксплицируем, оставляем в смутном состоянии. Однако действуем мы всегда с ориентацией на это самое «большинство». Оно используется нами сугубо негативно: мы не хотим быть такими, как они (в хорошем и здоровом нашем расположении), иногда положительно: мы хотим затеряться в людях, стать как все (в случае скверного положения наших дел). В любом случае, это большинство, эти «люди» не существуют нигде, кроме как в нашем воображении (или, если угодно, бессознательном). Благодаря тому, что они в нас находятся, мы, кстати, можем воспринимать других — например, как тех, кто нам нравится, а кто нет, кто «нормальный», а кто не очень.

К чему я тут завел эту пропедевтику азбучных истин? Да к тому, что с позиции шумящих о «Черных тетрадях», если представить, что их действия осмысленны, получается очень интересное представление о «людях», занятых Хайдеггером. Попробую его набросать. Если мы предполагаем, что новости о «евреях» могут быть шокирующими, то «люди», занятые Хайдеггером до означенной публикации 94–96 тт. ПСС, чрезвычайно наивные и будут заниматься Хайдеггером только до тех пор, пока не придут другие люди и не скажут, что это плохо и так нельзя. Только в этом случае есть смысл приходить и говорить, что так нельзя и это плохо (что и делается).

Это «люди», которые никогда не слышали ни о «Жаргоне подлинности» Теодора Адорно (нападающего, кстати, не столько на Хайдеггера, сколько на хайдеггерианцев), ни о работе Пьера Бурдье, ни о Викторе Фариасе. Конечно же, они не читали «Анатомию скандала» Франсуа Федье, «Дело Хайдеггера» Владимира Бибихина и даже апологические выдержки Жака Деррида. Или, точнее, это такие «люди», которые, может быть, все это и знают, но готовы расстаться со своим знанием перед объявлением о «новых обстоятельствах» (которые не новы с 30-х годов ХХ века). То есть эти «люди» готовы проигнорировать мысли Адорно, Бурдье, Фариаса, Федье, Бибихина, Деррида и других, если только явятся новые разоблачители с нулевым символическим капиталом, зато со скандальными новостями.

Это, кстати, значит, что эти «люди» (занятые Хайдеггером) — такие же, как все остальные «люди», то есть готовы бросить свои увлечения, поддавшись на очередную злободневную новость. То есть у них на самом деле нет никаких увлечений, потому что они готовы обсуждать информационный вброс (точнее, выброс), забросив все свои дела. Отказавшись от предиката «свой», они готовы «чужое» сделать своим, разругавшись с друзьями и близкими (кажется, я перегибаю палку, но сообщество Фейсбука демонстрирует: это не утопия, а самая что ни на есть реальность).

И таких «людей» — большинство, иначе не стоило бы шуметь.

Каждый может продолжить этот ряд, если понял принцип. Я же в завершение хочу перевернуть схему и спросить: а кто эти люди (уже без кавычек, поскольку эти-то конкретные), для которых большинство — такое, как я описал? Или, точнее, что за сила заставляет этих людей формировать свою идентичность за счет придумывания подобного «большинства»?

Если этот вопрос понятен, то цель моего высказывания достигнута, и, наверное, понятно, почему в самом начале я сказал, что никакого спора на самом деле не происходит и происходить не может, поскольку эти конкретные люди — на глазах у остальных — формируют свою «подлинность» за счет такого вот придуманного и наивного das Man. Занятые Хайдеггером чуют тревогу, но не за Хайдеггера, а за то, что — когда эта идентичность будет сформирована — появится на интеллектуальной арене некоторый новый персонаж, и вряд ли он будет заниматься Хайдеггером. Хайдеггер — это так, для разминки.

Источник: LiveJournal