Залка имени Данте. Юбилеи из коллекции весна-осень

Грамши писал в одном из своих посланий, анализируя 10-ю песнь Ада «Комедии» Данте: «Закон возмездия у Кавальканте и у Фаринаты таков: за желание видеть в грядущем они (теоретически) лишены знания земных обстоятельств за определенное время, т.е. они живут в конусе тени, из центра которого видят прошлое лишь дальше известного предела и видят будущее только дальше такого же предела». Из всех возможных ракурсов, нам, мечтателям, наиболее доступно прошлое и далекое будущее, более или менее мрачное либо безмятежное, кто как нарисует в воображении. Что, собственно, происходит сейчас у нас, в наше межсезонье и безвременье, мы не знаем, да и спросить не у кого (заключенные в кругах ада хотя бы могли расспросить самого Данте, хотя иногда и неточно понимали ответы).

Демисезонное — это когда весеннюю одежду снова достают из шкафа осенью, но совсем с другим настроением. Стоит вспомнить, как это было: стояла весна, то самое время года, когда по средневековым представлениям был сотворен видимый мир. Тогда, как весенний первый гром, прозвучало распоряжение: Библиотека им. Данте будет изгнана, поскольку ее место под солнцем требует себе Следственный комитет. Странным и несуразным показалось не то, что чиновники разных ведомств нападают на культуру и книги, — несколько непривычным было то, что бюрократы даже не выдержали положенную приличием паузу после юбилея, 750-летия Данте. Юбилеи почему-то кажутся охранной грамотой. Вероятно, чинуши не знали или забыли о дате, но для прогрессивной общественности это было нарушением конвенции. У юбиляра — иммунитет. Ведь от Литинститута до Свято-Тихоновского богословского проходили посвященные Данте конференции, не говоря о прекрасной книге «Данте в русской поэзии (1895–2015)», выпущенной к юбилейной дате издательством «Центр книги Рудомино».

У Данте — средневеково партийного, 1265 года рождения, — отмечался юбилей и в 1965-м, и в 2015 году, а круглые памятные даты всегда почему-то освежают интерес публики к историческим персонажам, творцам. Конечно, это были два разных юбилея, проходившие в разной общественной атмосфере, в эти годы виднелись совсем разные острова накануне. В 60-е годы строили и почти построили коммунизм, в 2000-е — капитализм, но тоже почти.

При Советах в узком кругу любителей чтения ценилась аристократическая культура, а в разгар рыночно-базарного капитализма стала расцветать культура левых взглядов. Насколько Поэт Данте может называться левым или правым, аристократическим или демократическим? Да, его род принадлежал совсем не к городской бедноте, и даже в изгнании поэт-скиталец находился под высоким покровительством, тяготел к придворной культуре, да и писал во многом об аристократии. В СССР, однако, авторы предисловий успешно акцентировали те умонастроения Данте, которые делали его приверженцем францисканского идеала бедности и противником роскоши папского двора. Наследие Данте интересовало и не могло не интересовать левую, даже коммунистическую среду итальянских интеллектуалов вплоть до Грамши, записавшего в тюрьме интереснейшие заметки о «Божественной комедии», которые, в свою очередь, отталкиваются от текстов Кроче и еще более ранних — де Санктиса, безусловно, не консервативных авторов. Де Санктис, на которого активно ссылался Грамши, даже побывал, как и автор «Тюремных тетрадей», в карцере во время реакции на революционный подъем 1848 года. Но не будем злоупотреблять именами, страсть к футболу в России слишком велика для пространных рассуждений о де Санктисе.

У Данте в «Божественной комедии» герой-поэт отринул ночные страхи, размышляя о приходе благодатного времени — и года, и часа дня, т.е. весны и рассвета, что было должно помочь ему. Сам великий флорентинец родился в пору встречи весны и лета — точный день мы не знаем, известно лишь созвездие, которое тогда всходило на ночное небо, о чем сам Данте говорит в «Комедии», называя также дату крещения младенца Дуранте. Лучшее время года — весна, благоприятная пора, которой покровительствуют высшие силы. Подобно утренним часам наступающего дня, весна самой природой предназначена быть опорой для человека. Весной мне сотоварищи пришлось защищать Библиотеку Данте, мы читали «Комедию» вслух на разных языках и в разных переводах, с утра до поздней ночи, встречали гостей библиотеки и любителей поэзии, собирались праздновать победу здравого смысла. Но в наших полночных странах отсутствие зимы — краткий миг, теперь темень осени, стало казаться, что никакой весны и вовсе не бывает. Мы вернулись в начало бессмертного произведения, где предстает душа поэта, «измученная ночью безысходной». Нет, все же, наверное, был выбран ненадежный защитник и покровитель чтения и библиотеки. Может, стоило попробовать атеиста-идеалиста Кроче, несколько половинчатый юбилей которого отмечался в разгар нападок на библиотеку? Или де Санктиса, у которого вот-вот, в 2017 году будет очень правильный юбилей.

Патронов меняют, святых покровителей любят и жалуют до поры до времени, потом избирают новых, более привлекательных с точки зрения нового времени и обстоятельств. Так, Венеция поменяла своего родного Федора-Теодора на афроазиатского мигранта Марка и до сих пор довольна сделанным выбором. Флоренция, чей самый знаменитый изгнанник и поэт прославлял отвергнувшую его родину, поступила схожим образом. Случается подобное и с городами, и с библиотеками.

Библиотеку имени Данте, т.е. не очень большой зал обычного дома, полный книг, московские читатели некогда ласково называли «залкой», поскольку была библиотека в ту пору — имени Мате Залки. Имя шло этому уютному залу и потому нравилось. Нет, конечно, не антифашист-идеалист Кроче, но антифашист Залка — интернационалист, герой Испании — стал символом библиотеки. Жаль, год рождения у писателя — 1896-й, что дает хоть и круглую дату, но не настоящий юбилей.

С момента своего создания в 1955 году библиотека старалась предоставлять читателям книги на иностранных языках, но между перестройкой и перестрелкой в области ее комплектования произошел настоящий прорыв. В первые годы нестабильности библиотека, приняв в 1991 году имя Данте и вступив в одноименное международное сообщество, обзавелась на редкость представительным собранием иностранной литературы. В «лихие 90-е» к помещавшемуся рядом с культовым винным на улице Строителей залу протоптали дорожку способные студенты и их преподаватели, местные жители университетского квартала и люди, никак и никуда не вписавшиеся, ни в академическую систему, ни в московские режимные порядки, но желавшие одного и того же — читать.

В 2016 году, на энный год стабильности, совершенно окруженная свежеиспеченным Следственным комитетом и прочим новоязом, выселяемая библиотека взмолилась к читателям: спасите библиотеку и книжное собрание от раздела и выселения. Друзья библиотеки успешно организовали бдения и чтения уроженца весны Данте, но при этом, кажется, в самый день рождения прошлого патрона библиотеки — Залки, 23 апреля. Совпадение?

Статья «Википедии», в которой излагается биография поэта интербригад, начинается несколько сюрреалистически: «Мате Залка родился под именем Бела Франкль в еврейской семье (отец был трактирщиком)». Да, именно такой замечательный порядок слов. Всё, тем не менее, правда. Действительно, родился в небогатой, но и не бедной семье, в австро-венгерской провинции. Видел крушение другой империи — Российской и создание на ее месте новой империи Советов.

Что же делал в жизни Ма́те За́лка (Zalka Máté), он же Бела Франкль (Frankl Béla), он же Матвей Михайлович Залка 1896 года рождения, уроженец Австро-Венгрии, геройски погибший 11 июня 1937 года в Испании? Писатель, именем которого назвали советскую библиотеку, занимался в основном тем, что не было чуждо самому Данте или его современникам, свидетелям бесконечных средневековых распрей в Италии. Воевал, писал и снова воевал, был убежденным революционером, участником гражданских войн в России и Испании 1918–1921 и 1936–39 годов. Стал кавалером советского ордена Красного Знамени и республиканского ордена Освобождения Испании.

Молодым человеком, только-только окончив училище (вполне прозаическое, коммерческое, но и это прекрасно понял бы Данте), в нижнем офицерском чине воевал на фронтах Первой мировой: сначала, между прочим, в Италии, а затем уже и на Восточном фронте, где и попал в плен в 1916 году. Юбилей, однако. Юный воин одной и пленник другой империи принял с воодушевлением освободительную революцию, которая вскоре и на его глазах произошла в России, — еще один юбилей, который мы вскоре начинаем отмечать.

Мечтательный юноша проникся социалистическими идеями и присоединился к коммунистическому движению. На деле это означало снова идти воевать. Он сражался в России против Колчака, с 1919 года был бойцом Сибирской партизанской армии. Воевал и против Махно. Послужив немного дипломатом и директором Театра Революции, в Международном объединении революционных писателей, с 1936 года был снова на войне, теперь в Испании, где под именем генерала Лукача командовал 12-й Интербригадой. В Испании Залка и погиб. Написать успел не так мало и в основном о войне.

Данте были небезынтересны такие судьбы странников и воинов, малоизвестных сочинителей и мечтателей. Возможно, Поэт прочел бы и понял бы собрата по перу, описал бы, какие страсти того обуревали и какой стала загробная участь. Я не знаю, кому и какие адовы круги уготованы, но точно могу сказать, что советская интеллигенция писателя Залку не читала. Писателя-иноземца, но выучившего русский язык, героя, подернутого флером романтического и легендарного прошлого, но почти современника, советская читающая публика не читала, даже знатоки мадьярского языка и культуры находили других кумиров. Зря, наверное.

Данте же русские читали и хотели читать, несмотря на сложности перевода с дважды чужой культуры: иноязычной западной и средневековой.

Чего нет в Сети, того нет вовсе в современном мире. Данте есть в Интернете, на Ютьюбе, в рунете — он прочно существует в том пространстве, которое сейчас осваивают любопытствующие, т.е. возможные посетители, читатели библиотек.

Залка — не интернет-персонаж, в Сети в открытом доступе при поиске на русском его сочинений нет. Гримаса истории: роман «Яблоки» (1934) гуглить бесполезно, зато супермаркет «Яблоко» на ул. М. Залки в Симферополе, существовавший, по крайней мере, пару лет назад, «Гугл» исправно показывает. Теперь мог бы появиться еще один повод сберечь в Сети имя Залки: некогда «его» библиотека сохранила право на жизнь. Однако в фотоотчетах о встрече и выступлениях в читальном зале иностранных языков прежнее имя библиотеки, имя Залки никак не упоминали.

Тем не менее, прошлой весной, 23 апреля, в свой день рождения, необидчивый первый патрон библиотеки «потрудился» для нее прекрасно — при большом стечении народа, при живом интересе к происходящему, несравнимом с интересом к мероприятиям, организуемым сверху. Да, все живое сейчас закладывается плиткой, а мертвая имитация, наоборот, заботливо оберегается.

Странно только одно: несмотря на живое творчество и креативные идеи защитников Библиотеки Данте, собрания их не были разогнаны или запрещены. Но на то были в буквальном смысле дипломатические причины и прикрытия. Зачем же сетовать, что украшенное присутствием представителей посольства Италии и деятелей культуры мероприятие не попало даже в список-отчет о московском празднике чтения и книги, что ничего не изменилось, а угроза библиотеке все еще в силе?

Итог: наглядная агитация в пользу Данте и бедных библиотек прошла весной великолепно, но произвела впечатление только на посвященных и заинтересованных. Кто знал, но забыл, что такое ходить в библиотеки, те и пришли по старой памяти. Те, кто помнил что-то из Данте хотя бы в переводе, когда-то записались именно сюда. А если кто читал пару строк в оригинале, то, вероятно, это происходило здесь, на Университете. Но кому нужны эти миражи прошлого?

Между прочим, Данте в оригинале нет даже в неплохих и специализированных гуманитарных библиотеках, а не только в районных фондах. И вообще, дабы иметь книги на иностранных языках в библиотеках, надо иметь библиотекарей, которые понимают эти языки. А где их взять и на какие средства? И даже из находящейся на осадном положении Библиотеки им. Данте исчез такой сотрудник с необходимыми навыками: не выдержали нервы или семейный бюджет.

Совсем недавно стояла весна, жили надежды на какую-то летнюю встречу властей с итальянским премьером, выпускником лицея им. Данте. На том и разошлись на летние каникулы. Несколько дорогих переустройств постигло за это время многострадальную столицу. Ничего не изменилось в бедственном положении «Залки» имени Данте. Библиотеку могут в любой момент выслать на вечное поселение, директора могут заставить уйти в любой момент — собственно, уже заставили. Но благодаря выигранному весеннему тайму у публики было время собраться с мыслями. Кто до сих пор не интересовался районными библиотеками — поинтересовался. И узнал, что им всем грозит примерно одно и то же: уплотнение, переселение, сокращение. Библиотеки — районные, государственные, мелкие или крупные, как институты или музеи — самим фактом своего существования сохраняют государственную, т.е. народную собственность в городе, в центре.

Нужен ли нам живой центр города или настоящий университетский квартал, куда можно отправиться налегке, без денег и транспортных средств, чтобы просто послушать в библиотеке рассказ или музыку, почитать новый оригинальный или старый переводной текст? А если да, то зачем КБ «Белка-Стрелка» изобретает велосипед, вместо имеющегося под рукой прекрасного средства сделать центр живым и пешеходным? В библиотеку редко следует вереница майбахов, больше спрашивают, как пройти. Почему существующий фундамент, по мнению начальников города, никак негож для прокладки будущего и настолько хуже скользкой плитки? Отчего эта существующая и милая сердцу местных жителей скромная соседская библиотечная идиллия не вписывается в высочайшую концепцию счастливого обывательского мира?

А сами защитники, где они? Почему стихли вместе со стихами библионочи? Прошла летняя дата гибели Залки, пропустили мы и осеннюю годовщину смерти Данте. Словом, совершенно нет поводов больше публично возвращаться к теме библиотеки!

Либеральные бабушки и дедушки, конечно, неустойчивая сила. Что они могут, кроме как причитать по поводу опричников, сахарных кремлей и других произведений современной литературы?

Но почему же не прискакали на розовых или красных конях защищать старую советскую районную библиотеку — это завоевание социализма — бодрые и левые патриоты-интернационалисты, те самые, которые не поленились по осени, к вручению Нобелевской премии по литературе, повесить на воротах музея ГУЛАГа предателя социалистического отечества Солжа? Почему забыли и воина-интернационалиста Залку, и библиотеку, зал-читальню? Ведь советское в тренде, все возрождается, от знака качества и чебуречной «Советские времена» до вечной присказки потертых временем партработников: «мы, молодые, будем достойны…». Библиотеки — были, а Следственный комитет — злостный новодел, мощь тоталитарного строя прекрасно без такого института обходилась.

Возвращение к символике и риторике времен СССР, которое осуществляется повсеместно, но в столице особенно наглядно, однако, вовсе не означает, что безусловная ценность прошлого — сеть районных доступных библиотек — будет развиваться или хотя бы поддерживаться, а не уничтожаться. Ровно наоборот: чем больше первого, тем меньше второго — возможности и доступности грамотности, чтения, вообще всяческого учения и развития, а также свободного неформального общения. Развивается лишь великая бюрократическая революция: комитеты, комитетчики, столоначальники множатся, пестрят названиями. Да еще остается прежняя оглядка на иноземцев, перед ними все еще бывает неловко. Можете себе представить: библиотеку районного масштаба защищают с помощью иностранного посольства, организуют нечто вроде средневекового иммунитета благодаря стародавним вассальным связям и символическим патронам! Но если у обычной публичной библиотеки нет иностранного имени и дипломатической неприкосновенности — что же делать? Статуса нет ни у чего общественного — ни у библиотеки, ни у движения, ни у мнения. Вопрос ведь не только в прекрасной библиотеке им. Данте, проблема касается всех библиотек вообще. На свалку общественное, библиотеку — в изгои. В лучшем случае, в не самую дальнюю ссылку. А может быть, и не сошлют хотя бы одну библиотеку, книжный зал имени Данте? Или не до конца разорят, выселяя? Утешимся тем, что Данте тоже был изгнанник, а Залка — так и вовсе вольный невозвращенец империи.