Интеллигенция и Церковь: кризис основ?

Видеоматериалы круглого стола «Спор интеллигенции и Церкви в 2016 году: есть ли церковно-общественная перспектива?» (21 октября 2016 года)

Дебаты 26.10.2016 // 2 180

От редакции: Новый сет богословского проекта Gefter.ru

Церковно-общественная деятельность в начале ХХ века была нормой диалога интеллигенции и Церкви, до этого мысливших свои взаимоотношения только как жесткую конкуренцию двух программ, равно претендующих на пастырство, жизнестроительство, верность догматам и ценностям. Церковно-общественные дискуссии оказались успешны в перспективе Поместного собора 1917–1918 годов и миссии русской эмиграции: о. Павла Флоренского, м. Марию Скобцову и митр. Антония Сурожского можно назвать «церковно-общественными» деятелями. Но в настоящее время мы не видим «церковно-общественных» движений, хотя есть немало благотворительных и просветительских церковных организаций, претендующих на общественное влияние. Особенно это отличается от судьбы Восточной Европы и стран православного мира, где как раз интеллектуалы, а не практические деятели, возглавляли церковно-общественные движения, в том числе благотворительные. Русское студенческое христианское движение или греческое «Зои» в современной России оказались немыслимы как широкое движение, объединяющее многие приходы.

В ходе круглого стола обсуждались следующие вопросы:

1. Какие уроки можно извлечь из церковно-общественной деятельности начала ХХ века? Было ли тогда ослаблено противостояние интеллигенции и Церкви или, наоборот, оно в чем-то усилилось?

2. Являются ли христианская демократия или христианский социализм мечтами, неудачными проектами интеллигенции или попыткой интеллигенции найти себе новое политическое самосознание?

3. Какие травмы советского периода стали принципиальными при возникновении новых типов взаимного недоверия интеллигенции и Церкви? Как следует описывать это недоверие: в терминах моральных, политических, религиозных?

4. Существовали ли в постсоветский период предпосылки к созданию христианско-демократической партии и почему эти предпосылки не осуществились? Почему не было создано христианско-демократического политического движения в 1990-е годы, несмотря на ряд ярких, но кратких попыток (ХДС А.И. Огородникова, РХДД В.В. Аксючица, газета «Русская мысль» И.А. Альберти и другие), не оказавших почти никакого влияния на реальную политику?

5. Можно ли считать церковно-общественными деятелями таких мыслителей, как А.И. Солженицын, Г.С. Померанц, учитывая влияние их идей и на общество, и на Церковь? В чем отличие церковно-общественной позиции Солженицына от принципов взаимодействия с местной Церковью Валенсы или Гавела?

6. Как диссидентское правозащитное движение, независимое искусство или независимые общественные инициативы в СССР повлияли на взаимоотношения интеллигенции и Церкви?

7. Как соотносились модели русского православного старчества и интеллигентского культурного «учительства» в стиле Д.С. Лихачева и С.С. Аверинцева в советское время? Как формировалось представление об авторитетных фигурах в интеллигентской и церковной среде?

8. Как опыт так называемой «русской партии» или феномен рожденной интеллигентами эмигрантской церковной традиции воздействуют на возникновение и развитие в 1990–2010-е годы державных идей?

9. Фигуры о. Александра Меня, о. Георгия Чистякова, о. Павла Адельгейма, о. Александра Борисова или митрополита Антония Сурожского часто трактовались в церковной среде как «чересчур интеллигентские», тогда как фигуры о. Тихона Шевкунова, митрополита Илариона Алфеева, о. Артемия Владимирова, о. Дмитрия Смирнова, также выходцев из интеллигентской среды, — как «свои». На каких условиях широкая церковная среда готова терпеть в церковной ограде интеллигентов? И по каким признакам она их идентифицирует?

10. Существуют ли массовые прецеденты поверхностного или враждебного отношения «интеллигентов» к догматике, а церковников — к интеллигентской «вольнице»?

11. Можно ли говорить о том, что современная РПЦ покровительствует идеям консервативного толка в России? Как это меняет конфигурацию ее взаимодействия с интеллигенцией?

12. Влияют ли на диалог интеллигенции и Церкви либеральные и консервативные СМИ?

13. Представимы ли новые формы диалога интеллигенции и Церкви в будущем? Что для этого необходимо?

14. Если патриарх Алексий II стал союзником Бориса Ельцина в его попытках демократизировать сознание в России силами интеллигенции, культуртрегеров, публичных интеллектуалов, то патриарх Кирилл — представитель других внутрицерковных сил. Скепсис относительно демократии и либеральных ценностей уживается в его дискурсе с идеалами охранительства, смещающего фокус работы с сознанием интеллигенции на народ: народные инициативы, народный дух, народное служение, народное наследие, русский мир. Какая из этих двух форм работы с посттоталитарным сознанием более предпочтительна и почему? В чем недостатки и той и другой?

15. Проходит ли современное противостояние либеральной интеллигенции и Церкви по линиям трактовки советского наследия или по каким-то другим? Существуют ли у той и другой стороны нерешаемые конфликтогенные взаимные вопросы?

16. С чем связано несовпадение общественной и внутрицерковной позиций в церковных движениях? Новые формы миссионерства могут совпадать со вполне консервативной программой, и, наоборот, верность традиционному благочестию — соединяться со свободными политическими позициями. Как разобраться с этими расхождениями, учитывая еще нарастающие тенденции радикального консерватизма?

17. Возможна ли координация усилия Церкви и интеллигенции в сфере урегулирования межнациональных и межстрановых современных конфликтов?

Комментарии

Самое читаемое за месяц