Луи-Жан Мальви: дело любителя покера

От редакции: Новый сет личного проекта Василия Молодякова на Gefter.ru

Среди политических процессов французской Третьей Республики два, пожалуй, самых громких были связаны с супругами Кайо.

В феврале 1920 года сенат, действуя на правах Верховного суда, после полутора лет разбирательства признал бывшего премьер-министра и министра финансов Жозефа Кайо виновным в «переписке с врагом» в годы мировой войны и приговорил его к трем годам тюрьмы и десяти годам поражения в правах. Поначалу вождя радикал-социалистов обвиняли в государственной измене. Вскоре Кайо выпустили из заключения, где он находился с января 1918 года, и отправили в родную провинцию под надзор полиции с запретом появляться в Париже.

Шестью годами ранее Генриэтту Кайо судили за убийство редактора газеты Figaro Гастона Кальметта, который напечатал нежные письма к ней будущего мужа, еще состоявшего в первом браке. Когда 28 июля 1914 года присяжные оправдали ее, это затмило новость о том, что Австрия объявила войну Сербии.

В тени «дел» супругов Кайо остался процесс, волновавший французов не меньше. 6 августа 1918 года сенат признал бывшего министра внутренних дел Луи-Жана Мальви (1875–1949), которого тоже называли изменником, виновным в нарушении служебного долга, и приговорил его к пяти годам изгнания из страны.

Кто такой Мальви и почему его обвиняли в предательстве?

Почти все видные политики Третьей республики до получения депутатского мандата — человек без мандата не мог считаться «политиком» — были адвокатами или журналистами, то есть мастерами toucher à tout, «коснуться до всего слегка». Исключения вроде писателя Мориса Барреса и математика Поля Пенлеве подтверждали правило. Некоторые специализировались на конкретных вопросах, вроде социального страхования или пенсионного законодательства, но «специалисты» во Франции были не в чести и редко получали министерские портфели. В чести были красноречие, умение заводить связи, контролировать прессу и добывать деньги в партийные фонды. Одни политики были эрудитами и библиофилами вроде Луи Барту, писавшего о Вагнере, или Эдуара Эррио, писавшего о Бетховене. Другие вовсе не читали книг, как Аристид Бриан и Пьер Лаваль, и как будто гордились этим.

Знаток финансов, банковского дела и налогообложения Кайо заметно выделялся на таком фоне. В сочетании с наследственным богатством, энергией и честолюбием это помогло ему стать одним из лидеров радикал-соцалистов — крупнейшей партии тогдашней Франции. Его идеи вроде прогрессивного подоходного налога и сотрудничества с Германией вместо мечтаний о реванше нравились не всем, но Кайо приносил удачу и вырывал ее из рук противников справа.

Однако партии нужны не только командиры, но и «пехота» — кандидаты в каждом округе и депутаты в возможном большем их числе. Приходилось выбирать по критериям «проходимости» в парламент и личной преданности одному из боссов. Дэвид Ллойд Джордж назвал другого вождя радикалов Раймона Пуанкаре «главой многочисленного и могущественного клана бездарностей» [1]. Это можно сказать и о его противнике Кайо.

На выборах 1906 года в округе Гурдон департамента Лот в Лангедоке на юго-западе Франции радикалы сделали ставку на 30-летнего юриста Мальви, пять лет заседавшего в генеральном совете (законодательном собрании) департамента (ранее там трудился его отец), и провели его в Палату депутатов. Через четыре года Мальви отстоял мандат и в марте 1911 года стал статс-секретарем министерства юстиции в кабинете Эрнеста Мони.

Его дальнейший карьерный взлет можно назвать вертикальным. После пребывания в правительстве Кайо в качестве статс-секретаря министерства внутренних дел (июнь 1911 — январь 1912) Мальви в декабре 1913 года в возрасте 38 лет стал министром торговли, промышленности, почт и телеграфов в кабинете Гастона Думерга. Сам Кайо получил первый министерский пост в 36 лет, причем сразу министра финансов, и провел на нем в общей сложности более семи лет.

При реорганизации правительства 17 марта 1914 года Мальви возглавил министерство внутренних дел и занимал этот пост до 31 августа 1917 года, с перерывом на три дня 9–12 июня 1914 года, когда не включивший его в свой состав четвертый кабинет Александра Рибо был сброшен левым большинством Палаты как слишком умеренный. Сменились шесть правительств и четыре премьера (Думерг, Рене Вивиани, Бриан, Рибо), но Мальви оставался несменяемым.

Почему на протяжении трех военных лет столь важное ведомство бессменно возглавлял человек, за глаза прозванный «чижиком» (un jeune serin), единственным талантом которого, по мнению многих, было умение играть в покер (LDН, 91)?

От политиков Третьей республики не требовалось специальных знаний: одни и те же люди могли возглавлять министерства колоний и общественных работ, флота и почт, юстиции и финансов. Редкие кабинеты находились у власти годами: обычно срок их работы исчислялся месяцами, а то и неделями, так что министры не успевали войти в курс дела. Работу ведомств обеспечивали чиновники-профессионалы, ротация которых не зависела от смены кабинетов. Парламентарии и министры определяли только «генеральную линию» — порой к неудовольствию бюрократов, но те знали, как затормозить выполнение вредного или неудачного, по их мнению, решения.

Первоочередную важность имел сам факт пребывания в правительстве. Попав туда хотя бы ненадолго и обойдясь без грубых личных ошибок, депутат становился «министериабельным», как говорили в Палате, то есть кандидатом в следующие правительства. Кабинеты формировались из членов фракций и групп, вожди которых нередко предпочитали посылать туда своих представителей.

Трибун монархистов и заклятый враг радикалов Леон Доде прямо называл Мальви «представителем Кайо в правительстве» (LDН, 198). Кайо, не занимавший министерских постов после убийства Кальметта, но остававшийся «центром силы» радикальной партии, отрицал, что Мальви был его «ставленником», но не открещивался от дружбы. Мальви тоже не упускал случая публично выразить уважение шефу, при котором впервые попал в МВД.

Распределение портфелей было предметом торга между нотаблями: одни посты давали больше власти, другие больше престижа, третьи больше денег, четвертые больше информации. МВД считалось менее престижным, чем министерства иностранных дел или финансов, но власти, информации и денег (секретные фонды!) его главе было не занимать. Вдобавок это была отличная возможность скрывать «грехи» своих сторонников, контролировать противников и при случае давить на них.

Кайо считался главным врагом националистов, Мальви — человеком Кайо. В мемуарах «Мое преступление», написанных в 1921 году во время вынужденного пребывания в Испании, он подчеркивал идейный характер обрушившихся на него преследований. Военные и полицейские ополчились на него как на защитника гражданских свобод, монархисты — как на стойкого республиканца, клерикалы — как на гонителя Церкви (Мальви не скрывал неприязни к Ватикану и монашеским орденам), предприниматели — как на защитника профсоюзов в трудовых спорах. Возможно, он преувеличивал свою личную идейность и лишь проводил в жизнь политику левого крыла радикалов, к которому принадлежал.

Тем не менее, Мальви не сразу привлек внимание противников. 1 февраля 1916 года на страницах ведущей монархической газеты «Action française» Шарль Моррас впервые атаковал его как «неопытного политика», чья «мягкость в отношении революционных поджигателей не знает границ» (MCV, IV, 86). Поводом стала опубликованная несколькими днями ранее известным анархистом Себастьеном Фором запись беседы с министром (MCV, IV, 63–73). Фор известил единомышленников, что прекращает агитировать за немедленный мир, поскольку это опасно для страны и для конкретных людей, вовлеченных в пропаганду. Глава МВД настоятельно попросил его об этом, обещав, что не будет преследовать за прошлые «грехи», и сказал, что бросил в камин компрометирующее досье на Фора. Моррас ухватился за последнюю фразу, но Мальви разъяснил, что речь шла лишь о нескольких случайных документах. По его словам, коллеги-министры и сам президент Пуанкаре поздравили его с умелой нейтрализацией пацифистского агитатора (ММС, 158–162).

Прозванный «королевским прокурором» Доде утверждал, что в конце августа 1914 года после поражения при Шарлеруа глава парижской полиции Селестен Эннион приказал сжечь сотни досье на немецких агентов и подозреваемых в шпионаже (LDН, 67–68). Отвечая на разоблачения, Мальви заявил: «Господину Доде следовало лишь сообщить мне собранные им сведения. Все граждане могут доверять мне. Но у меня есть государственные дела, которые я не могу доверить господину Доде». «Мальви руководствуется демократическими интересами, Доде служит французским интересам», — парировал Моррас (MCV, IV, 199–201).

Министр запретил «толстому Леону» публичные выступления против «шпионов», дабы не разжигать в обществе недоверие и подозрительность, и не упускал случая «прижать хвост» монархистам с помощью полиции — о чем с гордостью писал в воспоминаниях (ММС, 192–195).

Затем достоянием гласности стало то, что в первые дни войны Мальви дал указание префектам не проводить превентивные аресты «подрывных элементов» по составленному полицией «списку Б» (социалисты, пацифисты, анархисты и т.д.), несмотря на требования военного министра Адольфа Мессими. В мемуарах Мальви объяснил, что руководители Всеобщей конфедерации труда, с которыми у него сложились хорошие отношения в процессе урегулирования трудовых споров, и редакторы нескольких оппозиционных изданий заверили его в поддержке правительства, а «я всегда хотел сохранить максимальную свободу для людей, готовых на максимальное самопожертвование» (ММС, 95). Принципиальный противник «списка Б», министр считал, что его фигуранты не представляют реальной угрозы для безопасности страны, но аресты, тем более превентивные, социалистов и профсоюзных деятелей станут таковой, вызвав вспышки недовольства, особенно опасные в период мобилизации (ММС, 35–42). Версия о том, что «список Б» не был введен в действие из-за «перехода руководства социалистической партии и Всеобщей конфедерации труда в первые же дни войны на позиции социал-шовинизма» [2], представляется верной по сути.

В прессе замелькала информация, что министр поступил так по просьбе Эжена Виго, он же Мигель Альмерейда, редактора сатирической газеты «Bonnet rouge» («Фригийский колпак»), радикального анархиста и антимилитариста. 1 или 2 августа 1914 года Альмерейда в числе прочих редакторов парижских газет был приглашен в Елисейский дворец к Пуанкаре, затем к Мальви. 3 августа вечный оппозиционер объявил о поддержке правительства. «Я сказал министру внутренних дел: “Куда я должен явиться для мобилизации?”. Мальви ответил: “Сейчас такие люди, как вы, нужнее в Париже, чем на передовой. Прошу вас остаться”» (ОМА, 292).

От нехватки денег французские «левые» не страдали, но Альмерейда пожаловался на финансовые трудности и выпросил у министра субсидию из секретных фондов МВД — что позже стало одним из самых громких обвинений против Мальви — в обмен на обещание вести патриотическую пропаганду и не выступать против властей. Мальви объяснил свое решение желанием направить газету «на верный путь» и одновременно контролировать ее. Подчеркнув, что Альмерейда — не его приятель, он вспомнил, как видел редактора «Bonnet rouge» дружески беседующим с самим Пуанкаре (ММС, 147–149).

С июня 1915 года «Bonnet rouge» развязала кампанию против Морраса, Доде и Барреса. Националисты всерьез разозлились и начали «копать» против нее. Скандальные выступления и демонстративное игнорирование цензурных запретов привели к тому, что в январе 1916 года газета лишилась субсидии и принялась искать новых спонсоров (ММС, 153–154). Неудивительно, что ими оказались немцы, чьи деньги потекли в ее кассу с мая 1916 года. Год спустя, 14 мая 1917 года на швейцарской границе у ее коммерческого директора Жозефа-Эмиля Дюваля конфисковали чек на 150 тысяч франков от немецкого банкира. Директор беспрепятственно проследовал в Париж и обратился к покровителям, чтобы добиться возвращения чека. Чек вернули, но 3 июня Дюваля все-таки арестовали (RFC, 80–83).

7 июня Мальви поставил во главе «Сюртэ женераль» Жана Леймари, который был его «правой рукой» и более двух лет возглавлял аппарат МВД. Именно Леймари обеспечил Дювалю «вольный проезд». Теперь с его помощью министр попытался скрыть скандальную историю с чеком и арест Дюваля от публики, но у противников были свои каналы. Еще до войны Доде, по его словам, «привлек внимание мира полиции, разделенного, подобно миру политики, на два противоположных течения — патриотическое и прогерманское, с преобладанием первого, количественным и качественным» (LDН, 94). Верхушка чинила националистам препятствия, но многие полицейские и военные, рискуя карьерой, тайно информировали их.

15 июня Марьюс Плато, ближайший помощник Доде, узнал, что у премьера Рибо есть некие неопровержимые доказательства связи «Bonnet rouge» с врагом. Через десять дней Доде откровенно поговорил с министром колоний Андре Мажино (потом он будет военным министром и в его честь назовут линию укреплений), поскольку верил в его патриотизм (LDН, 217–220). В политических кругах Мальви стал предметом пересуд и 7 июля, «рассчитывая получить оправдание по всем пунктам или хотя бы сертификат хорошего республиканца», решил объясниться с Палатой депутатов. Баррес крикнул: «Когда вы арестуете негодяев из “Bonnet rouge”?» Рибо пришлось рассказать историю с чеком (RFC, 1–3).

К делу «Bonnet rouge» прибавились волнения во французской армии в мае-июне 1917 года. Националисты объявили их главной причиной «пораженческую пропаганду», а главным виновником — Мальви, то ли допустившего ее проникновение в войска, то ли вовсе ее организовавшего. Обвинения были вздорными. Расследования, проведенные военными, депутатами и полицией, показали, что причинами недовольства стали общая усталость солдат от трех лет войны, провал апрельского наступления, дороговизна жизни в тылу, о которой рассказывали вернувшиеся с побывки отпускники, а также вести о революции в России, особенно о новых порядках в армии и о «Советах солдатских депутатов». Мальви отвел этой теме сорок страниц мемуаров (ММС, 107–146) и по справедливости должен быть признан невиновным.

Наличие общего врага приводит к странным союзам. 22 июля в Сенате пламенную речь против Мальви произнес экс-премьер Жорж Клемансо, заклятый враг националистов, которые с первых дней войны клеймили его в самых резких выражениях. Припомнив историю с отказом от арестов по «списку Б», Клемансо закончил речь словами: «Господин министр внутренних дел, я обвиняю вас в предательстве интересов Франции». Вместо этого в официальной стенограмме появилось: «Вы совершенно пренебрегли своим долгом». Сенатору честно сказали, что такие слова не могут быть напечатаны в «Officiel» [3].

Часть документов попала к Клемансо из полиции, часть от Доде — Мальви прямо обвинил сенатора-республиканца в сговоре с монархистами (ММС, 13). «Королевский прокурор» ликовал, хотя и счел обвинения «слишком слабыми». Моррас многозначительно добавил: «Клемансо знает многое, но не все» (LDН, 221, 228).

События понеслись с кинематографической быстротой. Мальви ушел в отпуск. 7 августа агентство «Гавас» сообщило, что еще 1 июля министр юстиции Вивиани получил досье на Дюваля и Альмерейду и сразу распорядился начать следствие. 6 августа Альмерейда был арестован и утром 14 августа найден в камере повесившимся на шнурках от ботинок. Официальной версии о самоубийстве мало кто верил: по утверждениям монархистов, его «зачистила» полиция (LDН, 227–228). 24 августа Леймари подал в отставку. 31 августа за ним последовал Мальви, потребовавший открытого разбирательства. 12 сентября пал кабинет Рибо.

30 сентября Доде отправил президенту Пуанкаре письмо, в котором назвал Мальви не только покровителем немецких агентов вроде Альмерейды и Дюваля, но изменником, сообщавшим врагу военные планы и причастным к бунтам в армии. Впрочем, он сам признал, что у него «не было ни одного документа, подписанного рукой Кайо или Мальви, удостоверяющего, что они предатели» (LDН, 138). «Обвинения были столь же ложными, сколь и преувеличенными», — констатировал историк Юджин Вебер [4].

1 октября Доде и Морраса принял премьер Пенлеве. 4 октября обвинения рассматривала Палата депутатов. «Следующие недели оставили у меня впечатление эйфории и комизма, — вспоминал Доде. — Эйфории, потому что мы вскрыли гнойник, три года терзавший страну и армию, гнойник, грозивший поражением и революцией. Комизма, потому что события и люди по масштабу слишком не соответствовали друг другу» (LDН, 235).

Пенлеве приказал арестовать несколько изобличенных немецких агентов и одновременно начать расследование деятельности «Action française», но 13 ноября получил вотум недоверия. Несмотря на давнюю антипатию, Пуанкаре поручил формирование правительства 75-летнему «Тигру» Клемансо. Политическая судьба Кайо и Мальви была решена.

28 ноября в Палате депутатов Баррес, несмотря на отчаянные усилия социалистов помешать ему говорить, потребовал предать Мальви суду военного трибунала (RFC, 88–109), но не добился своего — дело передали в сенат.

6 августа 1918 года сенаторы большинством в 10 голосов (96 против 86), отвергнув обвинения в государственной измене, признали экс-министра виновным в нарушении служебного долга и приговорили его к изгнанию, как ранее генерала Жоржа Буланже и националистического трибуна Поля Деруледа. Националисты негодовали, радикал-социалисты тоже — по разным причинам. Мальви уехал в Испанию. «Я никогда не забуду, — писал он товарищу по партии Эдуару Эррио, вернувшись на родину по окончании срока, — как вы меня обняли со слезами на глазах в одном из помещений сената, где я находился после зачтения несправедливого приговора» [5].

Не будучи лишен гражданских прав, Мальви сохранил депутатский мандат до конца созыва, хотя не мог им воспользоваться. Баррес требовал исключить возможность «возвращения» Кайо и Мальви. Победа «левого блока» на выборах 1924 года, когда Доде потерял мандат, а Эррио сформировал кабинет, вернула Мальви в парламент и Кайо в политику. Палата депутатов 3 января 1925 года специальным решением помиловала экс-премьера. В том же году он был избран в сенат, где заседал до 1940 года, оставаясь «патриархом» радикалов.

Избранный депутатом Мальви отказался ходатайствовать о пересмотре дела, заявив, что его оправдали голоса избирателей. Он заседал в Палате до 1940 года, возглавлял комиссию по финансам, а в марте-апреле 1926 года входил в девятый кабинет Бриана в качестве… министра внутренних дел. 10 июля 1940 года он, как и большинство парламентариев, проголосовал за предоставление исключительных полномочий главе правительства Филиппу Петэну. В политической жизни Мальви больше не участвовал, после освобождения преследованиям не подвергался и умер почти забытым 9 июня 1949 года в Париже в возрасте 73 лет.

В отличие от Кайо, которого в советской литературе называли «умнейшим из буржуазных политиков Франции» [6], «чижик» был зауряден, но именно на таких людях держалась «республика на товарищеских началах». Его внук Мартен Мальви — известный политик-социалист.

Сокращения

LDH — Léon Daudet. L’hécatombe. Récits et souvenirs politiques, 1914–1918. P., 1923.

MCV — Charles Maurras. Les conditions de la victoire. Vol. I–IV. P., 1917–1918.

MMC — L.-J. Malvy. Mon crime. P., 1921.

RFC — Maurice Barrès. En regardant au fond des crevasses. P., 1917.

Примечания

↑1. Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. М., 1957. С. 219.

↑2. Прим. ред. в кн.: Эррио Э. Из прошлого. Между двумя войнами. 1914–1936. М., 1958. С. 35.

↑3. Suarez G. La vie orgueilleuse de Clemenceau. P., 1930. P. 474.

↑4. Weber E. L’Action française. P., 1964. Р. 126.

↑5. Эррио Э. Из прошлого. С. 113.

↑6. Корнев Н. Принцы и приказчики Марианны. М., 1935. С. 110.