Разговаривать о стратегии по-русски

Этим отличным текстом Александра Морозова я хочу открыть дискуссию о политических стратегиях, применяемых нами (и не нами), внутри и вне страны. Именно — стратегиях и именно политических, а не тем, чем у нас подменяют политику: интригами или торговлей. Морозов резко ввел свое жало в нерв российско-американского диалога. Он нанес удар московской мантре торга: ведь Трамп — бизнесмен! Еще одна банальность: а при желании говорить, когда сказать нечего, мы упрощаем.

А если не торг, то что? Раз Трамп не русский шпион, завербованный путанами отеля Ritz-Carlton, то что делать? И снова в ходу маниловские иллюзии о готовности Трампа разделить с Россией чуть ли не власть над миром. Отбросив эту чушь, Морозов предлагает взглянуть на стратегическое поле прямо у нас перед глазами. Там идет опасное движение — это движется Россия. Не нашей волей, хоть и неясно, чьей (Морозов отдает дань путинской персонализации, но для рассуждений она необязательна). Мы только раздумываем, что за метафору подобрать для происходящего, а ход игры увлекает зрителей заодно с игроками куда дальше, чем все хотят. Обсуждать надо не переживание бессилия, но сам этот ход.

1

Если от 2017 года мы ждем чего-то большего, чем от предыдущих, начнем с потери стиля — события любопытней колонок, и нечего соревноваться с фактами.

Тем более, не стоит заботиться из-за объяснений московских экспертов, как их «разочаровал Запад» и в чем нас «не понимает Европа» — и, непонятые, мы «поворачиваем к Востоку». Говорящие это мало знают Европу и совсем ничего — про Восток. Они пытаются отгадать, что делает Кремль, в то время как Кремль, по верному замечанию Морозова, ничего не скрывает. Путин движется в безлюдном и безопорном пространстве Москвы наугад, ничем не сдерживаемый, сам себе вождь и эксперт. Но тут мы вступаем в поле стратегии.

Ни один невежда в политике не может не действовать стратегически. Все подвластны схеме своего поведения, желаний и расчетов. Кремль действует, и действует как стратег, хороший или плохой. Александр Морозов пытается вернуть разговору серьезность стратегической оценки. Его описание кремлевской стратегии во многом достоверно. Достоверна и предложенная автором трактовка «внутренней речи» Кремля (хотя, конечно, так там не мыслят). Это реконструкция, но реконструкция, опирающаяся на факты.

От смены декораций в русско-американских отношениях последних полгода рябит в глазах. То Россия законодательно принимала ультиматум Америке, грозя ей массой оружейного плутония. То чувства разворачивались на 180 градусов, и Москва раскрывала мирные объятия. То уходящий Обама вдруг грозил России страшными карами. Нет причин думать, что даже самая компетентная и рассудительная политика Москвы и Вашингтона (которой ни там, ни там некому проводить) изменит российскую ситуацию.

Пора различать состояния наций и реальности их стратегий. Нация бывает дружественна, а стратегии ее неприемлемы. Морозов разумно отвергает пустое понятие «торга». Но если торг исключен, необходимо найти иной результативный жанр. Ведь сохранение статус-кво неприемлемо для обеих стран, и эта стратегическая задача должна быть как-то решена.

Сегодня Америка и Россия, почти не имея сталкивающихся интересов, ввергнуты в символический конфликт. Символическая эскалация нарастает, становясь злокачественно неразрешимой. Валом несутся мемы «Россия подрывает основы», «Россия расшатывает ценности», «Россию дóлжно наказать». Нечего ждать, что из такой ситуации легко выйти при одном желании двух администраций в Москве и Вашингтоне. А футурология добавочно осложняет российско-американский конфликт.

Морозов видит практическую цель Запада в принуждении России к роли региональной державы. Это равно задаче локализовать влияние России внутри некоего «региона» — что требует от Америки ломки не менее грандиозной, чем недавняя попытка демократизировать арабский мир от Ливии до Сирии. Чтобы сделать территорию в девять часовых поясов региональной державой, «регион России» пришлось бы искусственно конструировать. Это ли не еще один New World Order? На столь колоссальное вовлечение в чужие дела не решались даже интервенционисты Клинтон, Буш и Обама.

Сегодня любопытно вспомнить и стратегически оценить знаменитую «шутку Козырева» 1992 года. Когда министр иностранных дел с каменным лицом сообщил оцепенелой аудитории западных коллег, что Россия переходит к изоляционизму, обороне по всем азимутам и в состоянии осажденной крепости снова перенацеливает ракеты на Запад. Вскоре выяснилось, что он только пошутил, но до того был недобрый переполох во всех штабах стран НАТО. Чего добивался Козырев — всего лишь уважения к России? Новых займов и западной помощи? Или «новой Ялты»? Нет, ельцинский Кремль хотел большего — бесповоротного включения России в клуб господ глобализации. Любой ценой Россия должна была стать ко-спонсором NWO, Нового мирового порядка, — либо показать ему «козью морду». Козырев без единой сильной карты пытался изобразить ту модель сдерживания, которую через 12 лет Путин реально разыграет на глобусе.

2

Между 1991 и 2017 годами не было момента, когда Россия действительно пыталась бы занять место региональной державы.

Война в Югославии, куда Россия втянулась, активизировала московскую версию глобализма без реальной повестки и постановки реально глобальных целей. Военный союз Путин – Буш добавочно масштабировал российскую международную политику. Морозов прав: Мюнхенская речь была литанией утраченных надежд на союз с Америкой. Но она же и последнее предложение Западу. Это не предложение оставить нас в покое — это известие, что от ворот Запада Россия не отойдет.

А затем была война в Грузии. Были два спазма российских попыток сдерживания США. Первый в 2005–8 годах противостоял доктрине Буша и «цветным революциям» в гигантском треугольнике, от Киева до Киргизии и Ливана. Второе сдерживание возникло как реакция на арабские революции 2010–11 годов. И это опять ничуть не реакция «региональной державы».

Взгляд Морозова консервативен: он мечтал бы восстановить мир глобализации на полдень лета 2008 года — до краха Lehman Brothers и соглашения Медведев – Саркози. (Кстати — это еще и мир до Барака Обамы.) Финансовый «черный лебедь» уже накрывал тенью полмира, но русская ферма по разведению черных лебедей еще только обдумывалась. Россия была привлекательной, но дорогостоящей и неприкладной глобальной вещью. Равно слишком крупной, чтоб быть принятой в НАТО и Евросоюз и чтоб оставаться вне их. Еще слишком слабой военно, чтобы глупец Буш мог искать в РФ военного союзника, но уже достаточно сильной, чтобы сказать «нет» вступлению Украины в НАТО, пригрозив еще тогда, в 2008 году, отнятием Крыма.

Итак, Россия стратегически угрожаема и останется угрожаемой в неопределенной степени. А на неопределенность Москва отвечает эскалациями и в обороне ведет себя радикальней, чем наступая. Итак, не пора ли начать обсуждать то, что есть, — российскую стратегию сдерживания США?

Фактически еще с лета 2014 года Россия перешла к инициативному сдерживанию США. Причем российское сдерживание, обладая всеми свойствами оригинальной модели, отвечает американским критериям успешной политики сдерживания. Безопасность России никогда не была региональной, а теперь не будет в особенности — приобретя регионального врага в лице Украины и такого двуличного регионального союзника, как Эрдоган.

Ялта-2 сегодня возможна только как «потемкинская деревня», склад регалий, наподобие декоративного меча викинга, поднесенного Путину Эрнстом. Однако, вопреки Морозову, именно Ялта-2 стала бы декоративным «глобальным Минским процессом… комиссией по согласованию национальных интересов, которая будет бесплодно функционировать». Это стратегическая западня для Москвы, и, не исключаю, на такое мог бы клюнуть Дональд Трамп.

3

Вопреки сказанному Морозовым, проблема не только в том, о чем «говорит и мечтает» Путин. Путин — медиум, резонатор и ретранслятор выстроенного при его близком участии. Редкий руководитель в Кремле был таким рупором Системы, почти не привнося в нее отсебятины. Он внутри гигантского глобального экзоскелета, спонтанно предпринимающего рывки и развороты, не сообразуясь с удобством водителей. Экзоскелет построен и действует, Путин не смеет от него оторваться. Россия — не нация, а своего рода глобальный институт с бесконтрольным управлением. И Россия нуждается в том, чтобы для нее была найдена глобальная формула.

Вызов ли такая ситуация Западу? О, да — один из многих глобальных вызовов. Острота вызова заключается в том, что риски неполного мирового порядка не сознавались, пока из-под Москвы не полетели «черные лебеди».

Неудивительно, что в конце автор пришел к истинно русскому представлению: республиканцам надо «вдуматься в реальное состояние умов в Кремле и политической России», чтобы «выдвинуть новую глобальную концепцию мировой архитектуры». Обдумывание русского стратегического положения поможет формированию Большой стратегии для США. А задача «опрокинуть» футурологию путинской России и вовсе не стоит того, чтобы вставать с места.

В стратегическом поле неважно, как попал в ту точку ситуации, где себя обнаружил. Неважно и то, кем в прошлом были силы этого места — подписывали вы с ними в прошлом договоры о вечной дружбе, пакты о ненападении, протоколы о взаимном ограничении вооружений?

К каждой ситуации стратегия относится как к стартовой. Здесь не стоит хранить верность предыдущим мечтаниям. Здесь все начинают, будто впервые. И в отношениях России и США сегодня есть опция — начинать, как впервые. А реальные соотношения сил проступят по ходу сюжета.

Именно потому и систему глобального сдерживания США, которую практикует Россия, надо признать лишь ограниченно-успешной. Но она чрезмерно утомляет страну и оскорбляет всех, от прямых противников до нейтралов. России нужна более дешевая и более результативная модель сдерживания США. А Америке полезна ревизия ее прошлых сдерживающих, что нагромоздили против России из Вашингтона. Это непростой процесс. Но он, по крайней мере, обладал бы некоторой стратегической рациональностью.