«Большой портрет»
2 147 
Борис Докторов
Доктор философских наук, профессор, Почетный доктор Института социологии РАН, независимый исследователь (США).
Это не просто 157 фотографий российских социологов, это история российской социологии
Я давно интересуюсь историей науки и свыше десяти лет изучаю становление и развитие современной российской социологии. Но мне никогда не встречалась фотография, на которой было бы свыше полутора сотен ученых, работавших в одной области науки и являвшихся не только современниками, но и коллегами. Большинство из них знакомы друг с другом, причем некоторые — десятилетиями. А лично незнакомые, приведи им случай встретиться, быстро установили бы цепочки, связывающие их. Старшие по отношению к младшим — наставники, авторы книг, которые позвали их в социологию и по которым они осваивали язык этой науки. Для младших многие старшие — классики науки, встречи с которыми, если они были, останутся в их памяти на всю жизнь и оживят их лекции и семинары с несколькими поколениями их учеников.
Однако этот «Большой портрет» — не просто коллаж, образованный 157 фотографиями социологов, известных всему российскому социологическому сообществу, и социологов, только начинающих свой профессиональный путь. Все портреты, приведенные здесь, — «говорящие». Эта многоликая фотография в известном смысле суммирует и иллюстрирует мою недавно вышедшею книгу «Современная российская социология: Историко-биографические поиски». В ней девять томов, и она существует в двух форматах: на диске и как электронный продукт [1]. Подведя курсор компьютерной мышки к каждой из фотографий, можно прочесть, кто на ней изображен, и сразу перейти к биографии этого человека, рассказанной им самим или кем-то, кто знал его хорошо; часто — мною.
Будет верно сказать, что названная книга не писалась, она рождалась в течение двенадцати лет и создавалась поэтапно. В 2012 году был трехтомник, в конце 2014 года он трансформировалась в шеститомник, и летом 2016 книга доросла до девяти томов. В моем понимание, главное, что есть в ней, — это коллекция 143 интервью с учеными разных поколений. Есть те, кто стоял у истоков послевоенной советской социологии. Их усилиями наука, которая на протяжении трех десятилетий признавалась буржуазной, чуждой стране, строящей социализм, все же была принята властью. Есть беседы с теми, кто позже входил в «полупризнанную» науку и в опоре на теорию и эмпирические методы социологии совместно со своими учителями, наставниками анализировал новые теоретически проблемы и искал ответы на вызовы, с которыми встретился СССР в 70–80-е годы, а также в сумбурное перестроечное время. Все те несколько поколений социологов были «самоучками», так как в стране долго не была признана специальность «социолог» и, соответственно, не велась подготовка кадров. Наконец, среди социологов, рассказавших о себе и своем деле, есть представители ряда поколений, получивших социологическое образование в новой России и в ведущих университетах Европы и США.
Накопленный биографический материал и опыт анализа этих данных, думается, открывают новые возможности для изучения прошлого и настоящего нашей науки, для обозначения ее будущего. В целом это будет «человекоцентричная», или «антропологическая», история, следующая тому положению, что наука вершится личностями и поколениями.
В самом начале работы был обозначен следующий исследовательский принцип: «История должна быть многолюдной и писаться многими». В значительной мере это удалось реализовать. Все, с кем проведены интервью, — соавторы рассматриваемой книги и, естественно, создаваемой истории отечественной социологии. Однако мне сложно оценить общее количество советских/российских социологов, фамилии и дела которых в той или иной мере представлены, отражены во всех биографических текстах. Тем не менее, если считать, что каждый респондент вспоминал трех-четырех своих учителей, вводивших его в профессию, и коллег, с которыми он в разные годы работал, то получится, что в книге содержится информация о нескольких сотнях социологов.
Все интервью проведены мною в период с 2005-го по 2016 год, т.е. в весьма короткий с исторической точки зрения временной интервал. Таким образом, вместе они дают многомерную картину сегодняшнего дня российской социологии. Одновременно воспоминания старших содержат информацию о том, как все начиналось, а рассказы младших настраивают читателя на размышления о будущем; они позволяют предположить, как будет двигаться отечественная социология до середины нынешнего столетия.
Результатом этого первого этапа исследования стала методология глубинного биографического интервью, проводившегося по электронной почте, и банк сложной по своей природе биографической информации. Следует учесть, что каждое интервью — это текст объемом не менее авторского листа, в большинстве случаев — около двух, но есть пять, шесть, десять (!) листов. Таким образом, задача ближайшего времени — определить этапность изучения образовавшегося «информационного океана»; другими словами, необходимо приступить к его картированию, освоению. Вместе с тем в прошедшие годы велась и теоретическая разработка биографического материала, т.е осуществлялся собственно историко-социологический анализ. Приведу некоторые из основных выводов и гипотез для будущих поисков.
В момент начала рассматриваемого историко-социологического проекта в отечественной литературе доминировало представление о том, что в период политической оттепели произошло возрождение дореволюционной и ранней советской социологии. Однако уже первые интервью с социологами-первопроходцами не выявили признаков преемственности «новой» социологии с тем, что было создано российскими социологами в последней трети XIX века и советскими — до середины 1930-х годов. Молодые философы, экономисты, историки, ставшие развивать социологию и называть себя социологами, были значительно больше озабочены изучением актуальных проблем, скажем отношения рабочих к труду, мотивации их участия в социалистическом соревновании, чем ознакомлением с условиями и характером труда дореволюционных рабочих. К тому же, следует понимать, что на рубеже 1950–1960-х годов в стране существовали серьезнейшие политико-идеологические барьеры на пути к изучению трудов, наследия дореволюционных русских социологов. Во-первых, их исследования базировались не на марксизме, а скорее были продолжением европейской социологии и философии народничества. Во-вторых, многие ведущие дореволюционные социологии вынуждены были эмигрировать после революции или были высланы. Отмечу, если бы в то время в зарождавшейся советской социологии возникло бы явное стремление к изучению опыта предшественников, то в определенном объеме можно было бы сделать то, что сейчас практически невозможно. Время упущено, люди ушли.
Сказанное и ряд других обстоятельств подвели меня к постулированию утверждения о том, что современный этап советской/российской социологии — это не «возрождение» дореволюционной и ранней советской социологии, а продукт второго рождения социологии в России в период «оттепели». Как справедливо отмечал А.Г. Здравомыслов, на его поколение социологов большее влияние оказал Булат Окуджава, чем Питирим Сорокин. Отсюда следует и пересмотр оценки сделанного социологами первого послевоенного поколения: они не «возрождали» сделанное до них, а создавали новую социологию, конечно, с учетом того, что они с большим трудом и риском для карьеры узнавали из западных книг. И лишь постепенно, в период перестройки началось знакомство с русской и ранней советской социологией, но и сейчас многое осталось неизвестным. Сейчас, наряду с концепцией возрождения, некоторыми авторами учебников излагается и мое положение о «втором рождении» российской социологии.
Второй важнейший теоретико-эмпирический результат — создание пирамиды поколений, включающей (пока) семь генераций социологов. Сама идея поколенческого структурирования советского социологического сообщества высказывалась в конце 1990-х — начале 2000-х, но дальше самых общих описательных подходов эта концепция не разрабатывалась. Объяснить подобное несложно. Не было в достаточном объеме биографических данных, и, как следствие, не возникало интереса к построению поколенческой типологии, стратификации российского социологического сообщества. В моем исследовании эта задача заявила о себе уже в самом начале работы. Пирамида поколений как концепция была заявлена в 2007 году, и исходно эта конструкция предназначалась для упорядочения постепенно увеличивавшейся коллекции интервью. Но в ходе дальнейших исследований обнаружился значительный эвристический потенциал «лестницы поколений», выявились значительные различия в движении представителей разных генераций в социологию, начала просматриваться система межпоколенной и внутрипоколенной коммуникации.
Структура поколений (Таблица 1) задается последовательностью двенадцатилетних временных интервалов; поколение объединяет социологов, годы рождения которых укладываются в соответствующий интервал. Данное правило носит универсальный характер, за исключением двух первых поколений. Причина данного исключения коренится в том, что в развитии советской социологии был обусловленный макросоциальными обстоятельствами «провал». Здесь нет возможности детально описать строение «лестницы поколений», да в этом и нет необходимости. Многое сделано в ряде моих публикаций, включенных в рассматриваемый многотомник.
Таблица 1. Первые семь поколений советской/постсоветской социологии
В течение десяти лет я проводил интервью лишь с социологами первых четырех поколений, так что мой анализ оставался четырехпоколенным. Теперь в моем исследовательском массиве более полсотни человек, представляющих V–VII поколения, и легко понять, что все они входили в социологию не раньше второй половины 1980-х, фактически после перестройки. Другими словами, они в буквальном смысле социологи постсоветского времени.
Мне неизвестна возрастная статистика специалистов, работающих сейчас в российской в социологии, поэтому сложно сказать, какая доля членов нашего профессионального сообщества в настоящее время приблизилась к 60 годам или уже преодолела этот рубеж. Но моя гипотеза: в настоящее время доля специалистов этого возрастного диапазона меньше, чем пропорция более молодых социологов. Если учесть, что количество тех, кто начинал свою исследовательскую деятельность до перестройки, сокращается, а число молодых исследователей растет, то можно утверждать, что скорее всего уже до конца текущего десятилетия, когда в науку начнут входить представители восьмого поколения, российская социология станет и в этом плане действительно постсоветской. В целом, мое знакомство с историко-социологическими исследованиями в России позволяет предположить, что данный проект — первый, в котором можно будет проводить сравнительное изучение многих процессов, присущих советской и постсоветской российской социологии.
География опроса охватывает всю страну от Калининграда до Хабаровска. Это позволяет уже сейчас анализировать становление и развитие социологии не только в Москве и Петербурге, но и в различных регионах. В частности, недавно опубликованы четыре книги интервью с социологами Поволжья и Урала, Сибири и Дальнего Востока.
Охват семи поколений российских социологов открывает широкие возможности для изучения изменчивости, динамики социологии как науки и сообщества социологов. Однако в последние пару лет стала ощущаться недостаточность интерпретации профессионально-возрастных когорт российских социологов лишь в логике макрособытий, определяющих облик и дух поколения: война, «оттепель», застой, перестройка. Так в ходе анализа собранной биографической информации возникла идея поиска доминантной функции поколения, т.е. главной роли, играемой конкретным поколением социологов на сцене действий всего социологического сообщества. При нормальном развитии науки каждое следующее поколение ученых решает задачи, переданные ему его предшественниками, и, отвечая на вызовы времени, обнаруживает новые проблемы, в процессе решения которых и формируется поколение, определяется его специфика. Таким образом, знание о механизмах возникновения поколений социологов и представления о функциях поколений образуют поколенческо-функциональный подход к анализу истории российской социологии. Пожалуй, на сегодня это главный результат нашего поиска.
Так что «Большой портрет» обладает мощным эвристическим потенциалом. Здесь не отдельные голоса разного тембра и разной силы, здесь хор. Это не только биографии 157 социологов, но уже история нашей науки. И это наша общая биография. Сложная, во многом драматическая, но другой у нас нет. И не будет.
Примечание
Комментарии