Гимн к словесности и свободе

Гусейнов Г. История всего: лекции о мифе. — «Издательские решения», 2016. [Цифровая книга]

Гасан Гусейнов — фигура, нетипичная для отечественной гуманитарной «отрасли».

Типичный гуманитарий — человек, для которого слово является материалом и в то же время инструментом — занят возделыванием своей «нивы». Эта нива — его хлеб и его проклятие. Чтобы вырастить хлеб, нужно смотреть себе под ноги и не замечать того, что происходит вокруг.

Гусейнову не нужно смотреть себе под ноги: он давно знает, как зреет колос, как мелется мука и как поднимается тесто на опаре. Он может позволить себе смотреть ввысь и вдаль — туда, где слово становится поэзией, а жизнь — правдой. Туда, где словесность — уже не род занятий и не социальная ниша, но поступок и судьба, парресия и алетейя.

Свои лекции о мифе Гусейнов озаглавил — «История всего». Потому что чего-то меньшего, чем все, — недостаточно. Потому что только «все» может служить достойным эквивалентом мысли, не находящей удовлетворения в существующем порядке вещей.

«Порядок вещей» — вуаль современного мифа. Если свести содержание мифа, в котором безъязыкая современность видит, утверждает и оправдывает себя, к сжатой словесной формуле, то эта формула будет — «Вещи таковы, каковы они есть». В мифологической картине современности нет ничего неравного себе, нет никакого различия и нехватки, нет никакой свободы. Вещи сегодня таковы, а дело обстоит вот так, — следовательно, найти себе место в сегодняшней скудной реальности сможет лишь тот, кто за утренней молитвой молится о том, чтобы все оставалось таким же, как было вчера, а за вечерней — чтобы все шло своим чередом, как повелось с утра.

Все, что Гусейнов говорит в своей книге — это то, что есть какой-то другой миф, в солнечной перспективе которого бетонная, косноязычная современность перестает быть единственной реальностью, более того — оказывается нереальной, выморочной, дурным сном. Этот другой миф надо отыскать в античности — не столько в эпохе общечеловеческого младенчества, завершившейся в VI веке, сколько в незавершенной (и бесконечно далекой от завершения, пока есть мы, филологи) эпохе свободного поэтического — творящего мир — слова.

Античный миф — такой, каким он предстает в книге Гусейнова — не противопоставлен ни логосу, ни науке, ни языку, ни литературе. Старые схемы («от мифа к логосу», «миф — архаичный логос», «логос — современный миф», «миф — иррациональная изнанка логоса», «логос — рациональная тюрьма мифа») здесь не действуют. Мифу пора перестать быть соперником логоса, а логосу — сухой, безжизненной реминисценцией мифа. Миф и логос должны быть заодно.

Заодно — против чего?

Главный сюжет книги Гусейнова — сближение традиционных академических антитез. Миф — это «другая природа», универсальная объяснительная схема. Но и логос, рацио — это тоже природа в зеркале мысли. Миф — исследование и постоянное переосмысление себя самого. Но и философия — это наука, занятая преимущественно самой собой. Миф — это особый язык. Но и язык — это многослойный миф. Миф — среда для вызревания «личности». Но и личность — это точка актуализации глубинных мифов.

Да, логос — это проза мира, миф — поэзия. Но так ли далеки друг от друга поэзия и проза? И то, и другое — слово, речь, мысль, — то, что выводит смутное и немотствующее к свету и сознанию.

«Экзистенциальный подход» автора к мифу, разрешающий нам смотреться в миф как в зеркало и видеть в нем остроактуальные срезы нашей сегодняшней повседневности, — отцы и дети, творчество, старение, сексуальность… — крайне легко и соблазнительно истолковать как редукцию мифа к просто «жизни», жизни как таковой, одинаковой сегодня и три тысячи лет назад.

Но Гусейнов меньше всего хотел бы сказать, что содержание мифа равно содержанию нашей с вами жизни — с ее безобразием и непристойностью. Напротив! — это наша жизнь, пусть безобразная и непристойная, все-таки достойна того, чтобы быть осмысленной, озвученной, превращенной в музыку, поэзию и память. Не Зевс предается блуду, как это делаем мы с вами, но это наш блуд нуждается в том, чтобы быть переосмысленным, погруженным в стихию творящего слова, превращенным в поэзию и тем самым хоть как-то оправданным.

Не миф следует сводить к акцидентальности нашей с вами жизни, но, напротив, жизнь надо возводить к субстанциальности мифа.

Однако единственная субстанция, которая нам с вами сегодня доступна, — это слово. Жизнь, основанная на чем-то другом, — на чем угодно другом, — обречена на безсубстанциальность и безсобытийность. Только в слове, в творении мира при помощи слова мы можем надеяться обрести твердую почву под ногами. Только поэзия способна оправдать нашу ничтожность и несовершенство. Только музыка претворяет «окружающую среду» в мир, сотканный из волшебства. Только память придает нашему существованию хоть какой-то смысл.

Имеем ли мы право в этой ситуации — когда «актуальная повестка» противоречит всему человеческому, что еще в нас осталось, — имеем ли мы право отвергать миф в пользу логоса или, скажем, прятаться в античности как в скорлупе? Нет! — отвечает Гусейнов. Для того, чтобы противостоять бетонному мифу современности — мифу, который не знает себя и потому не знает слова для себя, который слеп к слову и глух к смыслу, — надо, чтобы слово-миф и слово-логос стали союзниками против общего врага — идеологически грамотного немотствования, политически дальновидного невегласия, запрета на связную речь и свободное слово.

Античность — «эпоха, когда все строится, все возникает впервые, все подвижно, все в периоде установления» (О. М. Фрейденберг) — в книге Гусейнова предстает не просто современной, как бы отвечающей извращенным вкусам современности, но по-настоящему революционной, разлагающей современность на элементы и вновь собирающей ее в слове и через слово.

Книга Гасана Гусейнова — апология современности, обретающей осмысленность в мифе, манифест поэзии против непоэтичности как нормы сегодняшней жизни, окрыляющий гимн к словесности и свободе.