Библиотеки. Бюрократы и Зигмунт Бауман

Зигмунт Бауман сказал в одном из своих интервью, которое мы слышали в столице нашей Родины: «Понятие “текучая модерность” (“liquid modernity”) — это, конечно же, метафора. Отличительной характеристикой любой жидкости или любой текучей субстанции является то, что она не способна сохранить своего состояния надолго, меняясь под действием даже малейших сил. Таким образом, подобные субстанции все время находятся в состоянии перемен». Лично я предпочитаю понятие “текучей модерности” другому понятию, которое нам также часто приходится слышать, а именно — понятию “постмодерн”».

В совсем недавние времена общество в России проживало стабильность модерна, именно тогда греческое слово «библиотека» казалось всем бытовым и привычным, как и «аптека». Библиотеки были повсюду в «самой читающей стране»: в селах и микрорайонах, в санаториях и больницах, в армии и тюрьмах, не говоря уже о школах и университетах. Наличие библиотек, разумеется, не равно развитию чтения: чтение было поневоле ущербным, фрагментарным и далеко не поголовным увлечением в СССР. И все же именно библиотеки находились в шаговой доступности и даже маркировали присутствие госкультуры. Но в рекордно короткие по историческим меркам сроки библиотеки перестали быть повседневностью и стали экзотикой, (на ознакомление с которой в обеих столицах отводится библионочь). Отчуждение, отстранение читателей от библиотек и библиотек от читателей шло по той схеме, которая всегда применяется, если надо лишить институт или группу людей поддержки и сочувствия со стороны других. Такая модель и последовательность действий описана и историками, и социологами (в том числе, социологами — исследователями Холокоста, блистательно — тем же Зигмунтом Бауманом).

В процессе этого отчуждения именно и подчеркивается образ «иного», при этом непривлекательного иного, в нашем случае: библиотека — это архаическая практика (неудобна и бессмысленна система заказа и получения информации), ergo — в библиотеки ходят неумелые, не имеющие сил и средств ориентироваться в современном мире, социально неустроенные люди, а социально успешные посещают, в крайнем случае, не сами библиотеки, а специально устроенные events — развлекательные мероприятия в библиотеке. Библиотека из пространства встречи и социального взаимодействия превращается (по крайней мере, в представлениях большинства) в пространство почти что асоциальное, по определению вычеркнутое из зоны успешной активности, а кроме того, лишенное статуса и престижа. Библиотеки, таким образом, теряя простую материальную подпитку и оснащенность, теряли и свой социальный капитал и статус, центральное место в городе и в государстве.

После закрытия множества районных библиотек, угасания без средств к существованию таких ярких в недавнем прошлом центров книжности, как «Иностранка» и ИНИОН, после физической потери ИНИОНа, почти не вызвавшей протеста, казалось, что все связующие нити между читателями и читальнями порваны. Тем не менее, библиотеки вернулись в общественное сознание. Преследуемые, они стали «местами силы», центрами сплочения и протеста. Свидетельства тому — живое кольцо вокруг Библиотеки Данте и борьба за сохранение ее в университетском районе, ожидаемые пикеты перед Библиотекой иностранной литературы 18 и 19 февраля и, наконец, пикетирование «Публички» в связи с получившим огласку проектом «ЕБ», он же нацпроект «Единая библиотека».

Было бы опасным заблуждением акцентировать только единичные случаи развала столичных библиотек, которые неизбежны просто потому, что рушится система муниципальных, малых, доступных библиотек, которые служили основанием пирамиды, а специализированные, научные библиотеки — вершиной этой конструкции. Думается, неправильно говорить только о возможном слиянии структур РНБ и РГБ в контексте противоборства двух столиц (как это, увы, делают и сами защитники «Публички» с лозунгом «Не отдадим Москве»). Тем более, опасно повторять тщательно вбрасываемые в инфопространство слова по поводу форм слияния и поглощения двух библиотек. Защитники самостоятельности двух культурных центров со своей исторической спецификой получат бюрократические заявления о том, что формального объединения и не будет, два юридических лица сохранятся, как будто речь с самого начала и идет о лицах юридических, а не об историческом своеобразии в лице коллекций и библиотечных социумов.

Стало совершенно очевидно, что проблема библиотек — это проблема прежде всего гуманитариев, «вечных пленников» библиотечной сети, так сказать, заложников и потому защитников библиотек. В сложившейся кризисной ситуации несколько представителей подписали обращение к научно-образовательному и библиотечному сообществу, которое начиналось словами: «Бюрократии нужны великие реформы, нам нужны нормальные библиотеки — районные, университетские, общенациональные. Читателям нужны постоянно работающие, а не постоянно реформируемые и сокращаемые библиотечные центры». Подписи под открытым письмом поставили 18 человек, что по-своему символично: статья 18 Закона о библиотечном деле защищает особый статус национальных библиотек (на тот момент трех) [1], неприкосновенность их фондов etc.

Как эта логика закона соотносится с логикой новой бюрократической революции в библиотечном деле? По сути проведения нового проекта чиновники не отчитались и не собираются отчитываться ни перед обществом, ни перед библиотечным сообществом. Но уже заявленных планов объединения каталогов «Публички» и «Ленинки» достаточно, чтобы понять всю утопичность этого проекта и его затратность, помноженные на неэффективность.

Базовая черта проекта — его архаичность. Если цель — укрупнение и экономия, то почему объединяются лишь два звена библиотечной сети? Почему не больше? Почему нет попытки интеграции библиотек в современный глобальный контекст, который поглощает национальную предельность? И что такое «национальный» в приложении к библиотечному делу? Почему в этом вполне конвенциональном понятии, неоднократно изменявшем свой смысл, бюрократия надеется найти и конечную цель, и оправдание любым действиям и твердую почву под ногами? Как понятие о месте рождения — natio Средневековья, трансформировавшееся в национальные и националистические мифы последних двух веков, поможет нам в начавшемся XXI столетии не потерять библиотеки и чтение? При всем том, и чтение на иностранных языках, и перевод с иностранных языков, что всегда являлось признаком успеха и расширения платформы образования в стране, а не подрывом национальных интересов? Как уничтожение специальных исследовательских групп и групп по созданию тематических указателей и каталогов улучшит и работу самой библиотеки, и условия работы в библиотеке для читателя? А ведь эти разрушения уже идут, пока ставятся, а потом частично снимаются амбициозные задачи развития национального библиотечного проекта.

У защитников библиотек как культурной и общественной ценности тоже нет единого твердого основания. Нет не только единства действий, но и единой позиции, а есть несколько моделей описания действий бюрократии. Один из основных и господствующих способов интерпретации — романтический: Чиновники и Система — воплощенное зло и сознательный враг наук, в особенности гуманитарного знания. Этот романтизм опасен. Примитивные представления о чиновниках — вот корень зла в обращении с достаточно сложными и исторически развивающимися структурами, а вовсе не то, что бюрократы — всегда и изначально носители зла, осознанного и творимого по строго продуманному плану. Зло — попытка случайно извлечь возможную секундную материальную пользу за счет потери важного качества или функции навсегда.

Такой картине мира интеллигенции зеркально противостоит не менее романтическое видение общества со стороны бюрократов. Да, часто бюрократия противопоставляет себя, эффективных управленцев, людям науки и культуры как некоторому хаосу, который надо упорядочить. Это зеркальное отражение, разумеется, полностью совпадает с очерченным выше представлением, другими являются только оценки. Положительное и отрицательное меняются местами. В таком случае, логично, что результаты собственной деятельности бюрократы оценивают как прогресс, а общество — как стихийное бедствие. В любом случае, чиновники верят, что действительно берут по чину, управленцы — что управляют процессами и все идет по их собственному плану.

Мне представляется более точной иная модель описания, а именно та, которую дал социолог Бауман. Перемены происходят, но в современном мире они теряют свойство быть управляемыми из единого центра и достигать одной цели. Бауман писал: «Мне кажется, что самая важная черта современного периода состоит в ненаправленности перемен». Сегодня, как никогда прежде, сложно говорить о том, что происходящие перемены имеют четкую траекторию развития или хотя бы заранее определенное направление: они застают нас врасплох, мы их не ожидаем и не предвидим.

Кажется, можно было предугадать ситуацию отчуждения библиотек от читателей и читателей от библиотек, но этого не просто не произошло, но, наоборот, понадобилось время, чтобы осознать уже сложившуюся ситуацию и систему. Но обстановка поменялась в самые последние месяцы, а говоря точнее, была изменена: и не вполне сознательно, а стихийно, точечно и под влиянием давления, которое преследовало ровно обратную цель. Однако любопытно, что неопределенность нынешней повестки дня кажется опасной и для бюрократии, и для общества, включая интеллигенцию — основных критиков чиновничества. Нынешнее отчуждение читателей от библиотек, кажется, преодолевается не совсем ведомыми нам путями. Сегодняшний энтузиазм защитников библиотек возможно и даже неизбежно пройдет, но сменится каким-то новым модусом использования библиотек.

Генерального плана разрушения образования и прежде всего гуманитарного знания, которое неотделимо от развития научных библиотек, нет, есть сиюминутные выгоды — для силового ведомства, по случаю делящего элитную жилплощадь с библиотекой, или для управленца, случайно оказавшегося ключевой фигурой в библиотечном деле, будучи более или менее успешным разработчиком компьютерных программ или кандидатом программы МБА. Нет, стратегический план вообще не может быть осуществлен нами, смертными, в т.ч. и называющими себя управленцами, — могут быть осуществлены траты на него. В этом и опасность. Платой за неосуществимое прожектерство становится электронная система, которая работает хуже старинного карточного каталога, поспешные сокращения и перестановки, моменты упрощения, унификации, потеря необходимой сложности и многосоставности систем, которые могут обеспечить долговременное развитие, а не облегчить сиюминутный отчет. Хуже всего, что попытки реформирования просто становятся непрерывными, а в этих условиях система не может работать не только целенаправленно, а и вовсе никак не может.

Представлять бюрократию демиургом, знающим свои цели и ручающимся за результат, — это невольный романтизирующий чиновничество коллаборационизм. Именно такого ореола и не хватает совершенно явно беспомощным управленцам в нашей стране. Опасен и коллаборационизм другого рода — практический, осуществляемый под лозунгом «Давайте спасать то немногое, что еще можно спасти». О ложности такого выбора без выбора также прекрасно писал свидетель и исследователь Холокоста Зигмунт Бауман. Давайте принесем жертвы, отдадим ради экономии (в чем?) центральные локации библиотек, этот и материальный, и символический капитал. Или, может быть, давайте пожертвуем статусом научных библиотек и займемся просто библиотеками? Сократим специализированные библиотеки или сократим самые обычные, муниципальные, сократим фонды или количество обязательных экземпляров, особые отделы и специализированные группы, а также самих специалистов, без которых не работает ничего. Во имя какой цели? Умножение количества надзирающих инстанций и бюрократов, программ и планов, которые никак не помогают библиотеке работать, при жертвовании основных свойств и функций библиотеки — это не экономия, а самоубийство, и для библиотечного дела, и для образования и науки, прежде всего гуманитарной. Невозможно своими руками способствовать этому убийственному результату ради минутной передышки и якобы стабильности.

Бюрократия, как и российский обыватель, стремясь к старомодной твердости и ясности цели, проваливается в зыбучую реальность. Более нельзя опереться на те понятия, что были когда-то истиной, аксиомой и постулатом, а теперь воспринимаются как условности. «Национальность» Единого библиотечного проекта — из их числа. Прикрываясь лозунгом «национального», невозможно создать библиотечную модель глобального информационного века. Совершенно невозможно представить, в частности, как в этой системе будет функционировать сфера обращения иностранных языков. Я лично жду неудачного и неудобного нового электронного каталога и как следствие — нестабильную работу библиотек на протяжении неопределенного времени.

Итак, бюрократия выдвигает лозунг решения библиотечного вопроса (надеемся, не окончательного). Однако очень трудно убедить общество и пользователей, что масштабные перемены делаются ради экономии, — при таком фронте изменений мы ожидаем обратный результат. Обрести управляемость через укрупнение структур — тоже утопия: скорее, увеличится амплитуда колебания нестабильной системы.

В этих желаниях стабильности и тотального объединения российское чиновничество новой волны выглядит архаичным, гораздо более старомодным явлением, чем занятия посетителей библиотек, чем само библиотечное сообщество, которое обвиняется в несовременности и стимулируется бюрократическими инновациями эффективных менеджеров по рецептам прошлого века. В нашей реальности, увы, нет неизменных целей, как нет и незыблемых констант для описания текущей ситуации. К тому же, на пути к достижению призрачных целей, которые пытаются принять за конечные и последние, и общество, и бюрократия встречают развилки развития, выбор которых совсем не так предопределен, как может показаться.

Примечание

↑1. Национальные библиотеки Российской Федерации относятся к особо ценным объектам культурного наследия народов Российской Федерации и являются исключительно федеральной собственностью. Изменение формы собственности указанных библиотек, их ликвидация либо перепрофилирование не допускаются; целостность и неотчуждаемость их фондов гарантируются. Здания, сооружения и другое имущество национальных библиотек находятся в их оперативном управлении; занимаемые ими земельные участки предоставляются национальным библиотекам в соответствии с законодательством Российской Федерации.