Борис Докторов
1824–1936–2016 годы. Исследование общественного мнения: от Гэллапа к пост-Гэллапу
Два века изучения общественного мнения в США: от «соломенных опросов» к электронным
8 512 
© Фото: Dorothea Lange [Public domain]
Три даты, вынесенные в заголовок этой статьи, в моем понимании, являются веховыми на траектории становления и развития технологии, практики, культуры изучения общественного мнения в США. Первые две — хрестоматийные, третья — лишь мое допущение, предположение. Что роднит эти три даты и случайна ли существующая в них общность? Все эти годы — високосные, значит, в каждом из них, в первый вторник после первого понедельника Америка выбирала президента страны. И вполне естественно, что именно високосные годы стали ключевыми в истории изучения американского электората и «смотром сил» полстеров, аналитиков общественного мнения и — в последнее время — псефологов, так называют специалистов по прогнозам результатов электоральных кампаний.
Кратко рассматриваемая почти 200-летняя история опросов общественного мнения в США — это сегодняшний итог моего многолетнего изучения зарождения и динамики американской опросной технологии. В рамках этого исследовательского начинания, складывавшегося постепенно и без каких-либо четких априорных целей, имеет смысл выделить два периода поисков: первый — 2000–2007 годы, второй — начался в 2008 году и может продолжаться еще несколько лет. Легко понять, что эта датировка весьма условна: задачи первого периода не отпускают меня и сейчас, а истоки второго отыскиваются по крайней мере на рубеже веков.
И все же. Первый период был связан с познанием тогда супернового и спорного онлайнового опроса и одновременно — с изучением далекого и близкого прошлого опросных технологий. Потому то время было заполнено блужданием по веб-сети, сбором информации о методологии и организации онлайновых опросов в США и беспрерывным чтением огромного числа книг и статей историко-методологической направленности, а также изучением архивных материалов и перепиской со специалистами. Второй период — «повеселее»; это ежедневные, продолжительностью не менее года мониторинги президентских выборов 2008, 2012 и 2016 годов в США.
Исследовательская установка всех этих поисков просматривается в заголовках двух первых публикаций, появившихся в 2000 году в петербургском социологическом и маркетинговом журнале «Телескоп». Первая из них: «Дж. Гэллап — наш современник: К 100-летию со дня рождения» [1] и вторая — «Онлайновые опросы: обыденность наступившего столетия» [2]. В них заявлялись устремления к историко-биографическому анализу и к рассмотрению движения традиционных опросных технологий к инновативным, отвечающим нарождавшемуся XXI веку. К настоящему времени итоги разработки этого историко-социологического и в значительной мере науковедческого исследования рассмотрены в серии статей и полдюжине книг. Назову две из них: «Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до Грушина» [3] и «Явление Барака Обамы. Социологические наблюдения» [4].
Анализ различных методов изучения мнения населения позволил к началу 2003 года [5] выделить три этапа в развитии технологии опросов общественного мнения, которые были названы догэллаповским, гэллаповским и постгэллаповским. Ниже будет объяснено, почему в названии этих этапов присутствует имя Джорджа Гэллапа, и кратко описано содержание этих периодов. Наличие первых двух этапов было априори очевидным, утверждение о рождении третьего этапа носило гипотетический характер.
Этап первый, догэллаповский: 1824–1936 годы
Ничто не рождается из ничего. В истории Америки XVII–XVIII веков было множество событий и процессов, которые готовили возникновение в стране практики изучения общественного мнения. Укрепление позиций протестантской этики, развитие капитализма, рождение прессы, становление института выборов, появление такой формы прямой демократии, как «Городское собрание Новой Англии», принятие Конституции и президентские выборы. Но то была предыстория.
Считается, что история изучения общественного мнения в США началась в июле 1824 года. Тогда — замечу, за полтора года до восстания декабристов в Петербурге, — впервые в стране в газете Harrisburg Pennsylvanian были опубликованы результаты опроса жителей городка Вилмингтона (Wilmington), штат Делавер: фиксировалось лидерство Эндрю Джексона (335 голосов потенциальных избирателей), значительно опережавшего в борьбе за президентство Джона Адамса (169 голосов) и других кандидатов. В августе того же года газета Raleigh Star сообщала об итогах опроса в штате Северная Каролина: из 4256 респондентов большинство готовы были проголосовать за Джексона (3428), вторым вновь был Адамс (470).
Объемы выборок были немалыми. В Вилмингтоне, по переписям населения 1820 и 1830 годов, жили, соответственно, 5268 и 6628 человек. Если учесть, что в то время имели право голосовать лишь белые мужчины, возможно, даже прожившие в своем штате определенное количество лет, то выборка в 500 человек вполне могла оказаться репрезентативной. Неизвестно, в каких городах Северной Каролины проводился тот опрос, но в любом случае анализ ответов более 4 тыс. респондентов позволял получить представительную информацию о намерениях электората.
В 1824 году использовались четыре метода сбора информации: опрос участников различных собраний, несвязанных с выборами президента; опрос членов дискуссионных групп, специально создававшихся для изучения электоральных установок (видимо, что-то типа современных фокус-групп); анализ ответов на вопросы, отпечатанные на бланках и распространявшиеся в людных местах; опрос избирателей, участвовавших в выборах в местные органы власти. Опросы проводились сторонниками партий и простыми гражданами и вызывали огромный интерес со стороны журналистов и населения. Конечно, в те времена никто не думал о проблемах выборки, формулировках вопросов, об обстановке, в которой проходило выявление мнений, однако можно быть уверенными, что организаторы опросов старались быть честными перед собой и своими общинами. Опросы были спонтанным проявлением интереса людей к политике, особенно к президентским выборам. В Harrisburg Pennsylvanian отмечалось, что результаты опроса публиковались “without discrimination of findings”, что в XIX веке означало «честные результаты».
То, как завершилась президентская кампания 1824 года, отчасти знакомо нам по президентским выборам 2016 года. В 1824 году по итогам всеобщего голосования первым был Эндрю Джексон, так что опросы верно выявляли электоральные предпочтения американцев. Но в силу особенностей американской избирательной системы в том году окончательное решение принималось Палатой представителей Конгресса; согласно ее решению, шестым президентом США стал Джон Куинси Адамс. Таким образом, опросы верно измерили то, для чего они собственно и проводились, но бóльшего они в принципе не могли дать. Во-первых, еще было далеко до изучения электората всех штатов, во-вторых, американцы впервые на опыте столкнулись с тем, что победитель избирательной кампании может не стать президентом. До 2016 года аналогичная ситуация повторялись в 1876, 1888 и 2000 годах.
Многолетние поиски историков пока не обнаружили более ранних публикаций результатов опросов, потому считается, что время их рождения — 1820-е годы, и к середине столетия они приобрели высокую популярность. В специальной литературе их называют «народными», они проводились журналистами и гражданами, активно вовлеченными в избирательные кампании. За достаточно простыми по своей технологии опросами того времени закрепилось обозначение «соломенных». Как подброшенный пучок соломы указывает направление ветра, так подобные методы выявления мнений были способны дать общую, ориентировочную информацию об электоральных предпочтениях населения.
При этом известно, что во второй половине XIX века некоторые «соломенные» опросы обладали непростой организацией. Например, в 1883 году редактор известной газеты Boston Globe Чарльз Тейлор предложил новый по тому времени прием сбора информации для уточнения финального электорального прогноза. За день до выборов он направлял в отобранные по определенным критериям избирательные округа своих наблюдателей и на основе их сообщений делал вывод об ожидаемых итогах выборов в штате. В 1896 году несколько чикагских газет провели совместный «соломенный» опрос, чтобы определить шансы кандидатов в президентской избирательной кампании Уильяма Маккинли и Уильяма Брайана. Газета Chicago Record затратила свыше 60 тыс. долларов на рассылку опросных карточек избирателям по случайной выборке — одному избирателю из каждых восьми в 12 штатах Среднего Запада. Вернулось четверть миллиона карточек. Прогноз для Чикаго оказался верным, для других мест — ошибочным.
Одной из первых начала публиковать политические прогнозы по результатам «соломенных» опросов газета New York Herald. До 1900 года она собирала информацию о «соломенных» опросах, проводившихся в штатах и более мелких территориальных образованиях, обобщала их и делала прогноз президентских выборов. Постепенно электоральные зондажи и прогнозы этой газеты переросли в регулярные «соломенные» опросы общественного мнения.
По оценкам одного из первых полстеров и историков опросов Клода Робинсона, в период избирательной кампании 1928 года было проведено около 85 «соломенных» опросов. 75 из них были локальными: города, округа и другие относительно небольшие поселенческие структуры. Четыре опроса охватывали избирателей штатов, а иногда и население соседних территорий. Было шесть опросов, имевших общенациональный характер.
Таким образом, к началу XX века в США сложилась широкая система проведения «соломенных» опросов, которые спонсировались и организовывались многими газетами и журналами. Лидером в этой области политической журналистики был The Literary Digest, название которого стало синонимом крупномасштабных «соломенных» опросов. Этот еженедельник не только осуществил серию верных прогнозов в ходе президентских выборов с 1916-го до 1932 года, но благодаря его опросам и публикациям миллионы американцев ознакомились пусть и с простейшим методом зондирования мнений избирателей и смогли впервые узнать, что думает нация о кандидатах в президенты.
Этап второй, гэллаповский: 1936–2010-е годы
В первые десятилетия XX века вследствие развития свободного рынка, прессы и радио в США актуализировалась проблема измерения эффективности рекламы. В стране работала плеяда великолепно образованных, энергичных и успешных исследователей, владевших методами опроса населения при изучении потребительских установок, читательских интересов и включенности в радиопрограммы. Однако они не чувствовали в политической атмосфере тех лет социального заказа на проведение электоральных опросов общественного мнения. Скорее всего, такой заказ существовал, но он был вялым, слабо артикулированным.
Но к середине 1930-х многое в стране изменилось, во всяком случае в трех «нишах» американского социума была осознана необходимость изучения электоральных установок на базе методического опыта исследователей рынка. Нашлись люди, профессионально способные и граждански готовые к подобной деятельности; появился бизнес, понявший смысл спонсирования опросов; и выросло новое поколение журналистов, осознававших огромное значение нового вида социальной информации. И сразу три исследователя рынка, три представителя первого поколения XX века, три сильные личности, ставшие друзьями, независимо друг от друга изобрели выборочный опрос общественного мнения и, тем самым, принципиально обогатили характер американской демократии. Имена этих трех исследователей — Джордж Гэллап (1901–1984), Арчибальд Кроссли (1896–1985) и Элмо Роупер (1900–1971).
К середине 1930-х каждый из них достиг успехов в маркетинговых исследованиях, каждый имел опыт выборочных опросов, каждый понимал ответственность, которую берет на себя аналитик президентской избирательной кампании, и готов был многим рисковать. В 1936 году, когда Франклин Рузвельт второй раз боролся за Белый дом, при поддержке прогрессивно мысливших владельцев и редакторов газетно-журнальных изданий они — повторю, независимо друг от друга — приступили к измерению мнений общенационального электората. «Соломенным» опросам «Литерари Дайджеста», рассылавшего миллионы карточек с вопросом о том, за кого избиратель предполагает голосовать, они противопоставили научную процедуру сбора первичной информации: личное интервью по относительно небольшим репрезентативным выборкам.
История выступила на стороне прогресса. Прогнозы Гэллапа, Кроссли и Роупера оказались верными, а предсказание «Дайджеста» — ошибочным. То был триумф новой технологии и закат «соломенных» опросов. И главным героем тех восьмидесятилетней давности событий стал Гэллап: он не только предсказал переизбрание Франклина Рузвельта, но за несколько месяцев до голосования опубликовал свой вывод об ошибочности будущего прогноза «Дайджеста».
Затем у этих трех аналитиков было еще по две победы: в 1940 и 1944 годах. Потому и у них, и в обществе возникло представление о всемогуществе выборочной процедуры опроса, но события избирательной кампании 1948 года показали преждевременность такого вывода. В том году все трое ошиблись, и случившееся вошло в историю изучения общественного мнения как «фиаско-1948». Тогда на протяжении всей гонки лидировал республиканец Томас Дьюи, но в последние недели марафона его опередил демократ Гарри Трумэн. Однако романтизм складывавшегося профессионального сообщества исследователей общественного мнения не сменился пессимизмом, создатели нового метода осознали, что пришло время трезвой оценки возможностей свой измерительной технологии. Президентская избирательная кампания 1952 года и все состоявшиеся в последующие 64 года доказали работоспособность методов изучения общественного мнения и способность полстеров к совершенствованию методологии их исследований.
Отмечу, подобно многим, я не считаю итоги работы полстеров и псефологов в 2016 году провалом, тем более, не вижу оснований говорить о кризисе опросов. Ключевым в зондажах электората был вопрос о победителе именно общенациональных выборов. В течение всей избирательной кампании в подавляющем числе опросов фиксировалось лидерство Хиллари Клинтон, которая и получила на 3 млн голосов избирателей больше, чем Дональд Трамп. Почему специалисты не смогли верно предсказать итоги выборов в штатах, по результатам которых президентом стал Трамп, исчерпывающего ответа до сих пор нет. В настоящее время работает специальный комитет Американской ассоциации исследователей общественного мнения (AAPOR), который в мае 2017 года должен прояснить причины переоценки победных шансов Клинтон в целом ряде штатов страны. Ждать осталось совсем немного.
Постепенно сложилась глобальная технология, практика, культура изучения мира мнений — это результат длительного процесса, в котором участвовало несколько поколений талантливых, эрудированных и энергичных ученых многих стран. Вместе с тем профессиональное сообщество связывает этот процесс прежде всего с именем Джорджа Гэллапа. Сегодня это не только имя человека, оно стало нарицательным: в ряде языков «гэллап» означает «опрос общественного мнения» или «проводить опрос общественного мнения». Так, в начале 1949 года, после возвращения из Европы, американский социолог и полстер Пол Лазарсфельд выступал перед ведущими американскими специалистами по изучению общественного мнения. Он отметил, что в Норвегии и Швеции во время дискуссий ему приходилось слышать: «Вы проводите собственный гэллап?» или «Гэллап Кроссли лучше, чем гэллап Роупера?» «Я понял, — продолжал Лазарсфельд, — что у них слово “гэллап” обозначает то же, что в Америке — “опросы”».
Причина столько уникального места Гэллапа в истории изучения общественного мнения определяется масштабами сделанного им. Его наследие огромно и многопланово. Оно включает не только написанное им — книги, сотни статей и тысячи комментариев к проведенным опросам. Сюда относятся также методология изучения общественного мнения, технология измерения установок, практика ознакомления общества с тем, как оно оценивает все происходящее в стране, и многое другое. Это несколько поколений полстеров в десятках стран, богатая профессиональная инфраструктура, система научных стандартов и исследовательская этика. Никто из ученых-обществоведов не оставил после себя столь огромного по объему и высококачественного материала о современном ему обществе, как Гэллап. По его оценкам, с середины 1930-х до начала 1970-х в его опросах участвовали свыше двух миллионов человек и было задано примерно 20 000 вопросов.
Гэллап много раньше других аналитиков, не имевших возможности для мониторинга социальных процессов, ввел в обществоведение время как реально наблюдаемую переменную. Его длинные ряды, берущие начало на рубеже 1930–1940-х и продолжаемые его последователями в наше время, — это еще мало оцененный научным сообществом шаг в развитии методологии и технологии социального познания.
В 1945 году Гэллап после многих лет тестирования ввел в практику вопрос об одобрении деятельности президента. В неизменной форме этот вопрос задается и в наше время, он стал самым часто используемым вопросом в мире.
В 1960 году Гэллап пунктирно обозначил сделанное за первые четверть века проведения опросов. Он отмечал: «Уже в течение двадцати пяти лет проводится систематическая работа, направленная на то, чтобы оценить американское общественное мнение по важнейшим проблемам, стоящим перед нацией. Этот период — 1935–1960-е годы — охватывает завершение Депрессии, беспокойные годы перед Второй мировой войной, войну, неопределенность послевоенных лет, начало Холодной войны и совсем недавний период улучшения жизни внутри страны и развития индустрии. Таким образом, представляется уникальная возможность изучить взгляды американцев в различных условиях и понять, как простые люди реагируют на происходящее в стране в тяжелые и в спокойные времена».
Но главный элемент наследия Гэллапа — это постоянно развивавшаяся им идея о том, что изучение общественного мнения — важнейшая часть всех институтов демократии. Он говорил, что рано осознал себя «апостолом демократии».
Этап третий, постгэллаповский, условное начало — 2016 год
Точечное окаймление границ Этапа I и указание года рождения Этапа II — это абстракции, упрощение сложного и долгого процесса изучения общественного мнения в США. Следуя логике развития социально-экономической и политической жизни страны в XVII–XVII веках, трудно представить появление до лета 1824 года публикаций материалов «соломенных» опросов президентских электоратов, однако опросы (или нечто предшествовавшее им) существовали и раньше. Так, весной 1821 года они позволяли различным заинтересованным группам оценивать перспективы переизбрания на второй срок президента Джеймса Монро. И, конечно же, «соломенные» опросы не прекратились враз после триумфа новой технологии в 1936 году; они существовали еще достаточно долго.
Почти десять лет тому назад я пытался понять, почему электоральные опросы в их современных вариантах не возникли в США до 1936 года. Обнаружилось, что если бы все сводилось к инструменту, собственно выборочному опросу, то изучение установок избирателей могло бы начаться по крайней мере двумя-тремя президентскими кампаниями раньше. Но у исследователей ранка, владевших этим инструментарием, в то время не могло существовать и не существовало сильной мотивации к изучению электоральных предпочтений.
Конечно, технология выборочных опросов общественного мнения, родившаяся в 1936 году, постепенно менялась. Совершенствовались приемы формирования выборок, менялась форма интервью, оттачивались формулировки вопросов, наряду с интервью «лицом к лицу» активно использовалось телефонное интервью, в конце 60-х стала складываться практика экзитполов и так далее. Вместе с тем все это вписывалось в гэллаповский тип опросов, в которых центральным пунктом оставалось взаимодействие интервьюера и респондента.
Изучение длительного процесса возникновения «соломенных» и научных опросов должно было в какой-то момент подвести меня к «точке», в которой историческое изучение должно было быть дополнено футурологическим. Другими словами, рассмотрение того, что было, должно было активизировать размышления о том, что будет. Логично было предположить, что существующие, наблюдаемые в практике технологии опросов не вечны, они должны будут смениться более совершенными, полнее отвечающими новым социальным и собственно научным императивам. Эти инновационные технологии мне показалось оправданным и целесообразным называть постгэллаповскими.
Повторю, впервые идея о существовании постгэллаповских методов и иллюстрация этого утверждения были приведены мною в начале 2003 года, когда я пытался выделить этапы становления выборочной технологии изучения общественного мнения [6]. Тогда казалось, что концепция постгэллаповских опросов имеет сугубо «служебное» значение — позволяет объяснить, почему исследовательское сообщество испытывало сомнения, трудности в принятии ряда приемов изучения общественного мнения, возникших в конце XX века. В частности, это относилось и к онлайновым опросам, которые тогда начинали использовать исследователи рынка. Я рассматривал гипотезу становления постгэллповского этапа в качестве теоретического конструкта, удобного для будущих историко-социологических исследований, причем у меня не было уверенности в том, что я сам буду заниматься этой темой. Одновременно с поисками в практике американских полстеров «странных» методов, которые укладывались бы в мое предположение о возникновении «мутаций» в наборе гэллаповских методов, процедур, мне хотелось найти в работах американских специалистов какие-либо историко-теоретические подтверждения моей гипотезы о качественных изменениях в совокупности технологий гэллаповского этапа.
Не очень скоро, почти через 10 лет я получил их в статье ведущего американского эксперта по методологии опросов Роберта Гровса, в то время директора американского Бюро переписи населения. В статье 2011 года, опубликованной в старейшем и ведущем в мире издании по изучению общественного мнения Public Opinion Quarterly, было рассмотрено, как менялась методология современных научных опросов в течение периода, фактически совпадающего с тем, который я называю гэллаповским этапом. Гровс выделил в нем следующие стадии. Первая — 1930–1960 годы: разработка базовых приемов сбора данных; формирование коллективов, способных проводить исследования в интересах частного бизнеса, университетских (академических) проектов и правительственных организаций. Вторая стадия (1960–1990): расширение практики использования этих приемов, усиление внимания к количественным методам в изучении установок и поведения различных групп населения. И самая ценная для меня — третья стадия, начинающаяся в 1990 году: ослабление внимания к традиционным методам и рост интереса к альтернативным приемам сбора данных, особенно тем, которые учитывают возможности Интернета.
В моем понимании, главное в статье Гровса — это фиксация ослабления к концу XX столетия интереса к традиционным опросным процедурам. Но ограниченность его работы я вижу в отсутствии в ней рассуждений о будущем. Хотя — имеет смысл отметить — все принципиальные изменения в методологии и технологии изучения общественного мнения произошли в самые последние годы настолько стремительно, что в 2011 году, т.е. накануне предыдущих президентских выборов, их не было видно. Главное, важнейшее заявило о себе в ходе президентской кампании 2016 года.
Конспективно отмечу, что отличало процесс анализа электората в 2016 году от того, что было в 2012 году. Назову: еще более активное использование различных модификаций онлайнового опроса; увеличение числа полстеров, ежедневно измерявших электоральные установки; снижение интереса (можно сказать, доверия) к результатам опросов отдельных полстерских организаций и переход к рассмотрению агрегированной информации; комбинированное использование стратегий, базирующихся на концепциях «больших данных» (Big Data) и «малых данных» (Little Data). Последнее открывает путь к многослойному, интерактивному таргетированию населения и электората и анализу динамики предвыборных установок на уровне супермалых групп избирателей.
Еще в 2012 году, благодаря новым прогностическим моделям Нэйта Сильвера и других молодых псефологов, можно было следить за динамикой президентского электората в реальном времени. В 2016 году это стало обыденностью, практически все журналисты и академические обозреватели базировали свои выводы на данных этих моделей, их рассуждения аргументировались оценками вероятности победы кандидатов в президенты. И, на мой взгляд, здесь не должно быть иронии по поводу того, что вся эта мощная технология не выявила заранее победу Трампа. Сбой в 2016 году мобилизует полстеров и псефологов на уточнение методологии и математических моделей прогнозирования.
Когда в начале века я ввел понятие постгэллаповской эпохи в изучении общественного мнения, я связывал это нововведение лишь с появлением и развитием новых опросных технологий. Однако 2016 год заставил меня трактовать наполненность постгэллаповского времени много шире. Теперь я обнаруживаю постгэллповские методы, постгэллаповских респондентов, постгэллповских полстеров и новые институты управления, коммуникации, призванные использовать данные об общественном мнении. Очевидно, когда в середине 1930-х годов «отцы-основатели» начинали зондировать общественное мнение, они имели дело не только с молодыми респондентами (до 30 лет), но и с их родителями, дедушками и бабушками. Это была еще «старая», традиционная Америка, со своими социальными институтами, традициями, представлениями о мире. Общественное мнение формировалось внутри относительно небольших общин, миграция старших слоев населения (я не беру во внимание новых эмигрантов, они тогда расселялись в нескольких штатах на востоке страны) была ограниченной в пространстве, а также локальной прессой и локальными радиопрограммами. Политика Франклина Рузвельта и Вторая мировая война привели к активным подвижкам в структуре населения, к преодолению изоляционистских установок миллионами американцев, к обновлению старых механизмов межличностной коммуникации, а затем — к достаточно быстрому распространению телевидения. Таким образом, кардинально изменились процессы распространения всех видов социальной информации и, соответственно, процессы культивации и функционирования общественного мнения.
Пропустим десятилетия. Интернет, мобильные телефоны, гаджеты, социальные сети типа Фейсбука породили новый тип электората, новые механизмы формирования общественного мнения, массу новых методов сбора и анализа данных об общественном мнении. Многое из того, что наблюдалось в мониторинге 2016 года, не существовало в 2008 году и лишь начинало заявлять о себе в 2012 году. Тогда говорили об освоении кибер-опросов, теперь — о влиянии на ход избирательной кампании массированных тщательно замаскированных кибер-атак.
А что будет в середине XXI века, скажем, в период выборов президента США в 2056 году? Это будет десятая после последней завершившейся избирательной кампании 2016 года. Чтобы понять, можно ли с уверенностью ответить на поставленный вопрос, давайте «отмотаем» столько же лет назад… Мы окажемся в 1980 году. Опросов проводилось мало, доминировал метод личного интервью, телефонное интервью делалось без мощной компьютерной поддержки. Естественно, никто не мог предположить, что в начале 2010-х годов на смену этим методам сбора данных придут компьютерно-телефонные технологии, онлайновые процедуры и другие изощренные схемы изучения мнений.
Я думаю, что и в 2056 году большинство опросов будет проводиться с помощью технологий, которые сейчас мы не можем даже вообразить. Это будет уже «плотный» постгэллаповский этап. А то, что мы обсуждаем сейчас, будет казаться далеким прошлым. Это нормально. Такова история…
В поле моего зрения находится процесс становления постгэллаповского этапа в изучении общественного мнения в США. Но это явление — глобальное. И многое из описанного здесь уже существует или в обозримом времени заявит о себе и в России.
* * *
В конце прошлого года в интервью Юлии Баскаковой, полстеру нового поколения, я попытался обозначить инновации в области изучения общественного мнения и прогнозирования, проявившие себя в избирательной кампании 2016 года. И вдруг получил от нее неожиданный вопрос: «Если у нас зашла речь про “пост-Гэллапа”, то вы бы взялись заглянуть в будущее и спрогнозировать, какой будет “пост-постгэллаповская эпоха”?»
Прежде всего, этот вопрос не кажется мне надуманным, презумпция исторического оптимизма и историко-футурологический взгляд на процесс динамики изучения, более точно — культуры взаимодействия разных социальных институтов с общественным мнением позволяют задаваться такими вопросами и ориентируют на поиск ответов на них. Можно допустить, что пост-постгэллаповская эпоха будет знаменоваться не только новыми инновационными технологиями измерения общественного мнения, но качественно иными характером и уровнем демократии в стране, именно об этом мечтал Джордж Гэллап. Верхи будут постоянно знать состояние общественного мнения населения, а население — знать политические и социальные планы правительства и контролировать деятельность политиков.
Конечно, это фантастика. Но я помню первый спутник, полет Юрия Гагарина, высадку американских астронавтов на Луну… это было исполнением многовековых фантастических замыслов человечества. Но можно пока вопрос о пост-постгэллаповской эпохе оставить без ответа. Еще есть время подумать.
Литература
Комментарии