Матрица истории современной российской социологии

Предлагаемое матричное представление истории послевоенной советской/российской социологии отвечает ряду современных тенденций в истории и философии науки и может оказаться весьма плодотворным для анализа процессов становления отечественной социологии, ее изменений в условиях трансформации российского общества и обсуждения ее будущего. Это утверждение базируется на признании того, что культура «матричных» исследований включает в себя широкое, многофакторное видение социальных явлений и фокусируется на поиске детерминант и векторов их развития. Эмпирической базой рассматриваемой матричной модели истории современного (начиная с конца 1950-х) периода российской социологии является формируемый автором архив биографий социологов разных поколений. Он насчитывает полторы сотни интервью с активными участниками процесса создания социологии и ее многодесятилетнего «строительства».

В данном тексте кратко рассмотрен генезис матричной конструкции и обсуждается ее первый вариант.

Генезис

Очевидно, что матрица — это во всех случаях описание многомерное. Но все начиналось с нескольких «точек», т.е. объектов нулевой размерности. Назову важнейшие из них. Первая и главнейшая «точка» — это положение «главным движителем науки является исследователь». Институциональный разрез науки, ее теоретический каркас, арсенал методов, прагматическая ценность и прочее — это всё производные деятельности ученых. Далее, наука делается поколениями аналитиков, а прорывы в науке — удел немногих. И отсюда третья «точка» — история социологии должна быть многолюдной, она несводима к рассказам о лидерах и должна писаться многими. В развиваемом историко-науковедческом подходе каждый из тех, с кем было проведено интервью, очевидно, рассматривается как участник создания социологии (т.о. обеспечивается требуемое «многолюдье») и как соавтор написания истории (т.е. многоавторство).

Еще одно базовое положение («точка»): современный период российской социологии — это не «возрождение» дореволюционной и ранней советской социологии, а продукт второго рождения социологии в России в период «оттепели». Поколение первых социологов, назову для примера лишь несколько фамилий: Б.А. Грушин, Т.И. Заславская, А.Г. Здравомыслов, Л.Н. Коган, И.С. Кон, Ю.А. Левада, Г.В. Осипов, А.Г. Харчев, О.И. Шкаратан, В.Н. Шубкин, В.А. Ядов — не продолжатели дела русских социологов конца XIX — начала XX века, они шли своей дорогой, критически учитывая при этом достижения западной социологической науки. Более того, представители поколения «первых» в силу идеологических и конкретно-исторических обстоятельств и не могли называть себя не только учениками, но просто продолжателями научных поисков, скажем, Н.Я. Данилевского, Н.И. Кареева, Н.К. Михайловского или П.А. Сорокина.

Следующий шаг движения к матрице — одномерное, или линейное, представление истории как процессов рождения и укрепления позиций новых когорт социологов. Используя принцип минимизации ad hoc допущений о границах социологических поколений и ряд общих положений шкалограммного анализа, мы построили «линейку» поколений советских социологов, каждое из которых складывается в течение 12 лет (Таблица 1).

Для социологов первого поколения (Таблица 1) не надо было долго искать «имя», оно давно дано самим временем и плотно закрепилось в нашей историографии. Это «шестидесятники». Свою профессиональную (социологическую) деятельность они начинали на рубеже 1950–1960-х годов, практически «с нуля».

Как легко заметить, правило 12-летней продолжительности поколения нарушается один раз: в возрастном отношении второе поколение «вложено» во временной интервал, отведенный для первой когорты. Подобное обстоятельство описывается словами: «один возраст — два поколения», и причина такого курьеза коренится в том, что в развитии советской социологии был 25–30-летний «провал», обусловленный макросоциальными обстоятельствами. Вместе с тем система ценностей социологов «второго призыва» формировалась в том же социально-культурном пространстве, что и «первого; т.о., они — тоже «шестидесятники». Однако «первые» — так сложились их судьбы — входили в социологию азартно, горячо, «вторые» — более трезво, взвешенно, значительная часть из них становились социологами через отказ от ранее избранного ими профессионального пути (среди них были журналисты, партийные и комсомольские работники, юристы, учителя и т.п.).

Таблица 1. Матрица истории современной российской социологии

Детство третьего поколения пришлось на годы войны; старшие в полной мере хлебнули ее тяготы и помнят нелегкое послевоенное время. Дух «оттепели» осознавался представителями этого поколения через песни Окуджавы, стихи поэтов-фронтовиков и поэтов Политехнического музея. Общая социальная, идеологическая среда, в которой формировалась эта профессионально-возрастная группа социологов, делала их менее политизированными, чем старшие социологи, менее скованными в своих рассуждениях об общественном устройстве, более критичными в отношении советской политической системы. В целом же их можно назвать младшими «шестидесятниками».

Четвертое поколение социологов — первое послевоенное — формировалось в атмосфере, складывавшейся в СССР после смерти Сталина. ХХ Съезд КПСС, «венгерские события» не могли коснуться их напрямую, но освоение целины, запуск первых спутников Земли и полет Юрия Гагарина в космос, «Пражская весна» — суть составляющие той социальной атмосферы, в которой прошла их юность и ранняя молодость. По возрасту это поколение детей социологов первого призыва.

Пятое поколение взрослело вместе со становлением и трансформацией брежневской эпохи — строительство БАМа и начало войны в Афганистане, Хельсинкский мирный договор и ссылка А.Д. Сахарова в Горький. Великая Отечественная входила в сознание многих представителей этого поколения через чтение «Малой земли» и вручение в 1978 году ордена «Победа» маршалу Л.И. Брежневу.

Представители шестого поколения в детстве тоже наблюдали все это, но их гражданское сознание формировалось уже в годы перестройки и реформ М. Горбачева и Б. Ельцина. О войне они узнавали уже не от родителей, но от дедушек и бабушек, Галич и Окуджава были для них менее «своими», чем Высоцкий, Гребенщиков и Цой.

Беседы с социологами седьмой профессиональной когорты показывают, что они нацелены на получение российского и западного социологического образования, приобретение опыта работы в зарубежных исследовательских, аналитических организациях. И это не «пустые мечты», молодые социологи готовы к этому. В середине и второй половине текущего века именно эта группа наших сегодняшних коллег будет связующей между сегодня еще не видимыми поколениями и теми, кто стоял у истоков послевоенной российской социологии. Дело в том, что представители ожидаемого восьмого поколения (годы их рождения: 1995–2006), старшим из которых сейчас лишь немногим более 20 лет, мало что вспомнят о своих непосредственных контактах с социологами первых поколений.

Из проведенных интервью складывается образ каждого поколения: образование, полученное ими в школе, подростковые и юношеские читательские интересы, специфика вовлеченности в общественную работу, комсомол и КПСС, окружение и события, определившие их выбор профессии, траектории прихода в социологию, процесс освоения социологических знаний и умений, круг коллег и наставников, работа над диссертациями, исследовательские темы и многое другое. Сопоставление информации от представителей разных поколений показывает, как менялись все эти характеристики, насколько подвижно наше исследовательское сообщество. Социологи первых трех поколений были самоучками, многие оказались в социологии случайно, их научная активность сдерживалась требованиями идеологии и непосредственно контролировалась партийными органами, требованиями цензуры. Свободные контакты с иностранцами были невозможны, многие были годами невыездными. Социологам, встретившим перестройку в 20–25 лет, сегодня 50–55 лет, и даже им многое из перечисленного знакомо лишь по книгам и рассказам старших коллег. После распада СССР прошло свыше четверти века — таким образом, все социологи моложе 50 лет являются «чисто российскими». И сегодня они составляют большинство в нашем сообществе. Вот такая история развития советской/российской социологии следует из линейной поколенческой модели. Этот процесс еще не описан, но латентно он присутствует в массиве проведенных интервью.

Матрица

Я довольно долго ограничивался интервьюированием социологов первых четырех поколений, все другие казались мне «слишком» молодыми для включения их мнений, воспоминаний в историко-социологический контекст. Но когда два года назад я все же решился на беседы с представителями седьмого поколения, которое, в силу того что почти четверть века я живу в Америке, было мне совсем неизвестно, мне приоткрылась новая сторона моей коллекции биографических интервью. Стало ясно, что «молодые» — носители информации не только о прошлом и настоящем, но и о будущем. Ведь активный период деятельности многих из них придется на середину и начало второй половины XXI века.

В концептуальном плане структурный подход, базирующийся на изучении изменений поколенческой структуры российского социологического сообщества, сложился в 2007–2008 годах, и долгое время я ограничивался работой в пространстве рассмотренной выше «линейки». Вместе с тем постоянно ощущалась недостаточность структурной типологии, в ней учитываются изменения, присущие населению страны в целом, но она не принимает во внимание изменений, происходящих в социологической науке.

Постепенно в рамках структурной интерпретации поколений складывалась деятельностная позиция, призванная учитывать важнейшее историческое предназначение каждой профессионально-возрастной группы социологов или основной смысл ее исследовательской деятельности. В 2010–2011 годах поиски в этом направлении привели к выявлению функций поколений социологов, и некоторые смутные представления о них были изложены в книге «Современная российская социология», изданной Европейским университетом в Петербурге в 2013 году. К тому моменту было проведено немногим более полусотни интервью с социологами лишь первых четырех поколений. И все же мне представлялось оправданным говорить о ведущих ролях и функциях профессиональных когорт в процессе становления в СССР социологии. Отмечалось, что эти роли не распределялись каким-либо режиссером, внешней силой, властными институтами, они были избраны участниками процесса самостоятельно и часто выстраданы. Путь каждого социолога во многом был случаен, а вот функции поколений — закономерны, объективны. Они — следствие исторических процессов, составляющих фон и суть второго рождения современной советской/российской социологии. В начале 1960-х годов «процесс пошел», и далее на десяток лет все было, по большому счету, предопределено. Сошли бы пионеры с той стези, на которую их вывели политическая оттепель и стремление в рамках марксизма искать новые социальные горизонты, — и не состоялось бы тогда этого второго рождения.

Однако соображения о функциональном анализе истории российской социологии были изложены мною впервые только в начале 2015 года. Цель, назначение этого познавательного инструмента видится в определение и изучение функций каждого из поколений и того, как они осуществляются. Тогда же были введены главные, теперь я называю их доминантными, функции первых семи поколений (Таблица 1). Например, время показало, что первое поколение социологов активно искало темы теоретико-эмпирических исследований (труд, образование, молодежь, деятельность СМИ, общественное мнение, свободное время), большое внимание уделяло освоению эмпирических методов (прежде всего, анкетирование, измерение бюджетов времени, математические приемы анализа), многое делало для перевода западной литературы и пыталось внести в марксистскую методологию новые достижения американских и западных социологов — через участие в международных конгрессах социологов и форумов иного рода, путем организации сравнительных социологических исследований, способствовало узнаванию достижений отечественной науки за рубежом. Но все же главная функция первопроходцев заключалась в конституировании социологии как самостоятельной науки.

Легко понять, что введение термина «доминантные» сразу указывает на признание иерархичности множества функций, присущих каждому из поколений. Функции определяются всем развитием социологии, и в явном или стертом виде они наблюдаются если не в деятельности всех поколений, то, по крайней мере, соседних; но доминантными они — скорее всего — являются для одного поколения. Поколения имеют немалую продолжительность, и новые доминантные функции выкристаллизовываются, обозначаются, становятся весомыми лишь к середине периода активной деятельности нового поколения.

Допускаю, что даже одномерный анализ функций социологических поколений может значительно обогатить наше понимание истории российской социологии. Интересен процесс зарождения функций, их обогащения и их отхода с позиций доминантных в иную категорию. Но значительно более эвристически ценным представляется матричное (двумерное) рассмотрение содержания функций, т.е. их анализ в привязке к поколениям. Ибо только здесь обнаруживается подлинное значение самой функции и роль социологического поколения, для которого (возможно, для которых) данная функция является доминантной.

Это матричное, или двумерное, изучение (Таблица 1) логично называть поколенческо-функциональным анализом (ПФА) или структурно деятельностным (СДА). Преимущество этого вида анализа над собственно поколенческим и функциональным заключается в его двухтемпоральности. С этим утверждением легко согласиться, если заметить, что два наших ключевых образования: поколение и функция поколения — это субстанции, развивающиеся в разных временных пространствах. Поколение — это профессионально-возрастной срез населения, оно несет в себе следы времени рождения, социализации и т.д. Оно существует во внешнем, общем для всех социальном времени. Функция поколения — это производная от состояния науки, которая — естественно — несвободна от внешнего времени, но в известном плане независима от него, имеет свои собственные, внутренние законы развития. Функция поколения развивается во внутреннем, внутринаучном времени. Таким образом, ПФА (СДА) истории советской и постсоветской социологии сводится к изучению нашего прошлого-настоящего и будущего во внешнем и внутреннем временах.

Что это означает применительно к характеру исследований, надеюсь, ближайшего времени? В общем случае это подразумевает некое синтетическое, историко-науковедческое и историко-культурологическое изучение проблем развития российской социологии. Детали еще видны слабо, но можно говорить, что это сложное петлеобразное движение в пространствах наших базовых поисковых направлений: «биографии в истории» и «история в биографиях».