Оцифрованная вера и оскорбленные чувства

Приговор блогеру Соколовскому, вынесенный Верх-Исетским судом Екатеринбурга, для многих стал ярким примером борьбы Российского государства с инакомыслием. Обвинение касалось высказываний в видеоблоге, преимущественно в адрес христианства, и включало в себя 16 эпизодов по двум статьям: 282-й — «экстремистской» и 148-й – «оскорбление чувств верующих». Уже после оглашения приговора официальный представитель РПЦ МП Владимир Легойда попросил не рассматривать этот процесс как «дело Церкви против Соколовского», хотя одним из инициаторов судебного разбирательства была Екатеринбургская епархия.

До 2012 года нарушения в религиозной сфере, как правило, проходили по 282-й статье. В 2005 году главный редактор газеты «Русь православная» и основатель портала «Русская линия» Константин Душенов был осужден за «разжигание религиозной и национальной розни». Это дело стало знаковым для православной общественности, поскольку впервые религиозно-политические установки части приверженцев «традиционного вероисповедания» оказались вне правового поля государства. Проблема судебной квалификации действий участниц Pussy Riot в храме Христа Спасителя показала недостаточность 282-й статьи для предъявления обвинения. Текст панк-молебна и танцы на солее не содержали экстремистских высказываний, поэтому действия в храме были оценены как хулиганство. Это правонарушение, как правило административное, характеризуется как уголовное при наличии мотива религиозной ненависти и вражды, который был усмотрен судом в действиях Алёхиной и Толоконниковой. Вероятно, в качестве обоснования факта «оскорбления чувств верующих» официальные формулировки обвинения содержали ссылки на Лаодикийский и Трулльский церковные соборы. Во избежание подобных казусов в будущем, в 2013 году в 148-ю статью были внесены поправки, расширившие ответственность за оскорбления в адрес верующих и иных групп с административной до уголовной, и хотя приговоры по данной статье единичны, большинство из них не менее абсурдно, чем дело Соколовского.

Если панк-молебен как всякая художественная акция имел целью задеть чувства зрителя и стремился к предельному охвату аудитории, то циничные комментарии блогера ищут те зрители, которые изначально желают впечатлиться. Уголовный срок за «оскорбление чувств» показывает, что с тех пор, как верующие были официально притесняемой группой в советское время, религиозное сознание претерпело радикальные и необратимые изменения. Безусловно, у этих изменений множество причин, среди которых наследие советской идеологии и сращение Церкви с государством. В данном эссе я предлагаю рассмотреть в качестве одного из значимых факторов изменения религиозного самосознания воздействие интернет-технологий.

Изменение способа записи и передачи информации не раз оказывало решающее влияние на религиозную самоидентификацию. Зарождение христианства шло параллельно с распространением книги-кодекса, заменившей громоздкие свитки. Множащиеся записи воспоминаний о деяниях Христа принудили Церковь отобрать истинные свидетельства и, тем самым, сформировать корпус книг Нового Завета. Спустя тысячелетие, типографская печать сделала Библию доступной для простых верующих, распространение переводов упразднило необходимость в знании латыни. Римская церковь утратила монополию на распространение и толкование Писания. Реакцией католиков на протестантское Sola Scriptura стало обоснование роли Предания как второго источника христианского вероучения. Кроме того, становились критичными незначительные расхождения исходных рукописей, используемых в разных типографиях. Широкий тираж различающихся версий Писания ставил вопрос о необходимости «книжной справы». Осуждение патриархом Никоном неверных изданий привело к Расколу, до сих пор до конца не уврачеванному в русском христианстве.

Как видно, идентичность христианина прямо зависела от отношения Церкви к текстам, их воспроизведению, интерпретации. За последнее десятилетие Интернет создал новые техники создания текстов, способов их чтения, изменил способы коммуникации людей между собой. Возможно, теперь мы присутствуем при подобном переломе христианской идентичности. Для этого рассмотрим, что именно изменилось в плане отношения верующих к тексту.

Еще в начале 2000-х обмен редкой литературой не сильно отличался от советских практик распространения самиздата, а встречи по интересам — от салонных бесед XIX века. Акт обретения веры, кроме собственно приобщения к ритуалу, сопровождался личными беседами, обсуждением прочитанных книг, новыми знакомствами. Все изменилось, когда незаметная обывателю «Битва за гигагерц» между Intel и AMD сделала компьютер доступным обывателю, а возникновение RW-дисководов позволило тиражировать на компакт-дисках святоотеческие тексты и тексты, ранее ходившие только в самиздате. Благодаря воцерковлению технической интеллигенции возникли первые форумы, порталы, сайты храмов, интернет-библиотеки и электронные богослужебные календари.

Несмотря на незатейливость форм, Web 1.0 оказал внушительное влияние на практики чтения и обсуждения религиозных текстов. Впервые в истории религии исчезла необходимость личного взаимодействия для научения азам веры. На форуме можно было получить совет священника или найти собеседника практически на любую тему. Благодаря веб-поисковику, проиндексировавшему многочисленные html-тексты патрологов и святых отцов, исчезла нужда в библиотеке, также являвшейся местом встречи и дискуссий. Виртуальность упразднила роль статуса собеседников. Авторитеты, представленные на полках церковных лавок, такие как диакон Андрей Кураев или архимандрит Рафаил Карелин, оказались потенциальными собеседниками на форумах. Освобождение от прежних форм распространения информации и исчезновение цензуры не только идеологической, но и коммерческой, спровоцировали предельное разнообразие первых оцифрованных текстов, среди которых свободно могли распространяться радикальные и маргинальные позиции. Свобода мысли и вероисповедания натолкнулась на ограничения закона, что выразилось в частности в вышеупомянутом деле К. Душенова.

Все идеологии, исторические сюжеты, мнения святых отцов и еретиков, богословов и философов оказались равнодоступны, и между ними и читателем больше не стояла фигура посредника-интерпретатора. Вращаясь среди оригинальных произведений, читатель сам формировал свое мировоззрение, опираясь на те тексты, которые интересны прежде всего ему лично. Иллюзия доступа ко всей полноте информации создавала стойкое ощущение, что «истина сделала всех нас свободными». Казалось, что рано или поздно все нужные аргументы будут найдены, случайные недоумения развеяны и неизбежно наступит единомыслие, декларируемое Церковью издревле, но ни разу не претворенное в жизнь.

Религиозное мировоззрение, прошедшее такую компьютерную обработку, минимизировало влияние внешней окружающей среды и усиливало внутренние интенции и личные предпочтения верующего. На смену Web 1.0 пришла эпоха Web 2.0: пользователь стал не только потреблять контент, но и производить его. Все, кто мог и хотел высказаться, получили такую возможность.

Многоголосица ЖЖ создавала эффект радужного спектра, демонстрируя, как легко православие включает в себя самые разные мнения и позиции и позволяет общаться с носителями иных религиозных и идеологических установок. Эффект «всемирной отзывчивости» и «всеприимчивости» дал сбой при появлении «авторских версий» православия — оригинальных концепций, претендующих на более истинную позицию, чем профанное, непросвещенное православие. Авторские версии обладали внутренней стройностью и целостностью, но предполагали уже не уточнение позиций, а только их трансляцию. Поначалу разработчики таких автономных дискурсов не дистанцировались от коллективного опыта Церкви, предполагая общий характер своей веры. Тем не менее, они незаметно подрывали веру в монолитность христианского учения, в саму возможность достижения единомыслия.

После панк-молебна в храме Христа Спасителя стало очевидно, что рациональные аргументы и ссылки на Евангелие могут быть подобраны так, чтобы обосновать диаметрально противоположные позиции. С одной стороны, продолжалось переосмысление христианства в ситуации «после Pussy Riot», например на встречах Общества христианского просвещения. Сама Надежда Толоконникова предлагала свою христоцентричную интерпретацию произошедших с ней событий. Эти обсуждения выходили за рамки Web 2.0, поскольку религиозные установки участников уже отрывались от коллективного опыта Церкви и стремились к герметизации. С другой стороны, православная общественность в своей массе вместо психоанализа интенсифицировала собственные эмоциональные реакции, развернув их в целый спектр от мягкого неприятия балаклав до жажды казнить кощунниц. Именно в 2012-м стало ясно, что оскорбленные чувства — лучшее топливо для политизации.

В последующие пять лет появление соцсетей, ориентированных на короткие посты и микроблогинг, окончательно купировало бесконечные дискуссии. Интеллектуальные позиции изолировались в отдельных аккаунтах, оказываясь одними из множества частных мнений — своего рода теологуменов. Постепенно происходит диссипация нарративов, утрачивается интерес к интерпретациям как связным логичным построениям. Те, «кому не все равно», продолжают рационализировать и вербализовать свои религиозные установки в частном порядке. Для конструирования персональной веры оказывается достаточно произвольной интерпретации священных текстов, ритуалов, канонов, церковной истории. Возникает то, что можно назвать DIY-религия (DIY от do it yourself — «сделай сам»). Одним из аспектов этой тенденции явилось предложение по созданию DIY-общины и DIY-богослужения.

«Самодельная» вера не претендует на вселенский охват, а потому ни с кем не спорит и даже не настаивает на понимании. Так возникают приватные версии религиозного сознания. Их взаимодействие между собой можно уподобить технологии блокчейн: личные религиозные убеждения представляют собой «черные ящики», дешифрующие ключи к которым имеются только у носителя убеждений; эти «ящики» могут стыковаться между собой, например в ритуале или дружеском общении, но содержимое их остается недоступным для постороннего.

Итак, десять лет назад казалось, что вера просвещенная, рационализированная является лучшей панацеей от суеверий и мракобесия. Однако в процессе интернетизации религиозное сознание претерпело трансформацию, оказавшись фрагментированным и приватизированным. Внутренняя связность, общий нарратив и практика интерпретации священных текстов практически исчезли как составляющие коллективного религиозного опыта. Основой коллективной идентичности оказались совместно переживаемые эмоции. Можно было бы сказать, что вместо чаемого христианского единомыслия наступило единодушие, что даже более важно. Но «чувства верующих» являются понятием, разрабатываемым государством практически единолично.

Казус 148-й статьи заключается в том, что намерение оскорбить религиозные чувства может быть усмотрено без самих верующих. Дело может быть заведено без заявления со стороны группы, факт оскорбления религиозного чувства устанавливает светский суд. Впрочем, даже если верующие сами подают иск, они неявно предполагают, что их эмоции релевантно отражают чувства всей многомиллионной группы. Только после решения суда можно установить по наличию оскорбленного чувства, являешься ли ты истинно верующим.

Естественно, что не все верующие желают проявлять коллективную солидарность в оскорблении и даже пытаются взывать к евангельской заповеди «блаженны вы, егда поносят вас и изженут и рекут всяк зол глагол на вы, лжуще Мене ради».

Семинарист Виктор Норкин выступил свидетелем на стороне Руслана Соколовского и представил суду доводы, что оскорбить чувства истинного христианина невозможно. Видимо, суд не счел данные аргументы релевантными. Согласно судье Е. Шепоняк, православными христианами являются те, кто оскорблен высказываниями Соколовского.

Получается, что идентичность Церкви (в первую очередь РПЦ МП) как религиозной группы распадается по двум линиям: единомыслие подорвано интернет-технологиями, а единодушие отдано на откуп государству. Христианское самосознание оказывается практически целиком под внешним локусом контроля. Чтобы выйти из создавшегося положения, необходимо проявить эмоциональный интеллект, провести сеанс коллективного психоанализа, оценить чувства и реакцию на их оскорбление с точки зрения Евангелия и исторического опыта.

В ситуации «оцифрования» веры Церковь останется сообществом христиан, только если сумеет распознать свою зависимость от Священного Писания.