Джон Дин, бывший советник президента Ричарда Никсона, о том, что общего между Никсоном и Трампом

Оливия Нуцци, автор интервью: В пятницу днем [12 мая — Прим. ред.], когда я дозвонилась до Джона Дина, только-только стало известно, что пресс-секретарь Белого дома Шон Спайсер отказался давать комментарии по поводу того, что президент Дональд Трамп ведет скрытую запись разговоров в Овальном кабинете. Джон Дин, бывший советник президента Ричарда Никсона, спустя 42 года после Уотергейтского скандала раскрывает подробности одного из эпизодов американской истории, в котором он сыграл ключевую роль. В условиях, когда действия Трампа все больше напоминают действия Никсона — например, увольнение директора ФБР Джеймса Коми, который вел расследование президентской кампании Трампа, — проницательный политический анализ Дина особенно своевременен. Дин был готов пообщаться со мной о Трампе, Никсоне и записывающих системах по дороге домой после его выступления на телевидении в Лос-Анджелесе. Наш разговор был незначительно отредактирован для печатной публикации.

— Предупреждаю, чтобы вы знали: наш разговор записывается.

— Я за рулем, поэтому ставлю на громкую связь, чтобы меня не арестовала дорожная полиция.

— Вы уже видели сегодняшний брифинг?

— Только фрагменты.

— Шон Спайсер так и не сказал, записывал ли президент Трамп разговоры в Овальном кабинете или он только установил систему записи.

— Заявление Трампа в Твиттере было довольно расплывчатым. Трамп говорит о «пленке» (tape), но сегодня никто уже не записывает на пленку. Все записывается в цифровом формате. (Смеется.) Мы больше не пользуемся магнитной пленкой. То есть он вполне мог записывать все на смартфон, лежащий на столе или в кармане пиджака! Я не знаю, делал он это или нет. Но, что бы там ни было, теперь дело за Конгрессом, а мы узнаем, какое заключение даст суд.

— Можете ли вы рассказать о том, как обнаружилось, что Никсон записывает ваши разговоры: вас же сразу отстранили от дел, не так ли?

— Это все было крайне странно. Я состоял в программе защиты свидетелей. Я давал показания о своих подозрениях относительно того, что меня записывали; и в конечном итоге им удалось обнаружить систему записи. Кроме того, когда я был в Мельбурне, штат Флорида, мне позвонил Сэм Дэш и сказал: «Вы должны вернуться в Вашингтон». Я спросил: «Зачем?». Он ответил: «Я не могу вам сказать». Но они уже знали о системе записи от Баттерфилда и, я думаю, струхнули, что мое свидетельство могло быть ложным. (Смеется.) Они хотели увидеть мою реакцию. И вот Сэм Дэш и еще один парень по имени Джим Гамильтон, его помощник и адвокат, встречают меня в воскресенье 15 июля 1973 года. И Сэм говорит: «Что бы вы сказали, если бы узнали, что записывались не только ваши разговоры, но вообще все разговоры Никсона?» — и я ответил, что был бы этому очень рад! Джим Гамильтон, который присутствовал при этом, позже рассказал, что заметил на моем лице улыбку. Они все испытали большое облегчение. Я сказал ему: «Я был очень осторожен, давая показания». Потому что я думал, что он записывает разговор со мной.

— Вас удивило, что президент Трамп сделал нечто подобное?

— Нет, не совсем. Я не удивлен. Другое дело, я уже сказал, что он не очень разбирается в технике. В этом смысле он похож на Никсона.

— Что вы имеете в виду?

— В этих вопросах он «профан». Другими словами, если вам надо что-то украдкой записать, то вы должны включить запись; но если устройство не сработает, то вы останетесь ни с чем. У Никсона была бы такая же проблема, если бы не система записи.

— А как вы догадались, что Никсон вас записывает?

— Это есть в моих показаниях. Например, в одной из самых известных наших бесед — в записи которой пропущено 18,5 минут, целая катушка позже пропала, — ничего важного. Это произошло намного раньше. Я понял, что он записывает меня, еще 15 апреля: потому что он сразу начал задавать вопросы, и это выглядело очень странно. И когда я стал отвечать, было видно, что он недоволен, и он старался, вы понимаете, чтобы я отвечал как-то по-другому — так, как ему было нужно. Например, он сказал: «Помните, Джон, тот разговор о миллионе долларов, когда вы сказали мне, что те люди должны заплатить миллион, и я ответил, что они заплатят, вы же понимали, что я шучу?» А я ответил: «Нет, сэр, я не знал, что вы шутите». Затем он встает с кресла, пересаживается на диван, опять встает, отходит в другой угол кабинета и таким странным шепотом шипит: «Я не должен был говорить с Чаком Колсоном о помиловании Ханта, да? Это было препятствованием правосудию?» Тогда я произнес: «Вероятно, так и есть, господин президент». И в этот момент я понял, что он записывает наш разговор, потому что он хотел услышать мой ответ, но не хотел, чтобы слышали его вопрос, и потому отошел в другой угол кабинета. Он отошел от своего стола как можно дальше, — вот что я имею в виду, когда говорю, что он «профан». Холдмэн утверждал, что Никсон был не силен в подобного рода вещах. Не знаю, насколько в них силен Трамп. Но врать он умеет, это факт.

— В чем еще он похож на Никсона?

— Ну, я думаю, что они оба авторитарные личности. Мы знаем о личности Никсона благодаря архиву скрытых записей. Но Трамп вовсе ничего не скрывает, он просто такой, какой есть. Никсон был очень застенчив с незнакомыми людьми и на публике. Он тщательно репетировал — заранее готовился к пресс-конференциям, он хотел, чтобы все выглядело как импровизация. Никсон был очень невнятным, как и Трамп, когда говорил со своими сотрудниками: много повторений, много несвязных фраз — обрывки предложений, незаконченные мысли. Никсон был самовлюбленным, конечно не до такой степени, как Трамп, но где вы видели президента-тихоню?

— Можем ли мы говорить о повторении серии отставок, как в случае с «субботней резней» при Никсоне?

— Некоторое сходство, конечно, есть, но небольшое. Сходство в том, насколько все делалось грубо и нецелесообразно. Но в остальном — это две разные ситуации: Коми не угрожал Трампу, в то время как Арчибальд Кокс, безусловно, угрожал Никсону. Они оба имели право делать то, что задумали, но это было не очень разумно с их стороны.

— Но мы пока не знаем наверняка, что Коми не бросал Трампу вызов.

— У нас нет доказательств, что он действительно бросал Трампу вызов; но я не уверен, что, если бы Трамп сказал Коми отступиться, это осталось бы в тайне. Хотя Трамп был так откровенен с журналистом Лестером Холтом, что, думаю, разговор с Коми все-таки состоялся. Уверен, здесь Трамп проявил свой привычный норов.

— Что бы вы посоветовали людям, которые сейчас работают в администрации президента и попали в эту ситуацию?

— Ситуация, в которой они очутились, очень непростая. Некоторые из них будут выступать свидетелями, им придется нанять адвокатов и потратить массу денег, как это было во время Уотергейтского скандала. Некоторым из них понадобятся юристы, потому что если они не были достаточно осторожны, то оказались по ту сторону закона. Так что это скверная ситуация. Возможно, некоторые из них искренне верят Трампу. Почему они так поступают, не знаю, но очевидно, что более 60 миллионов, проголосовавших за него, тоже ему доверились. Но теперь многим придется вычеркнуть из своего резюме «работу в Белом доме».

— Может, им стоит уйти, пока не грянул гром?

— Скорее, им следовало не приходить. (Смеется.)

— Чем, как вы думаете, все это закончится?

— Чем это все закончится? (Смеется.) Для Трампа это закончится не ахти как. Я не хочу гадать на кофейной гуще и не думаю, что кто-то другой сможет вам ответить на подобный вопрос. Просто, учитывая все то, что делает Трамп, очень трудно поверить, что у него нет никаких связей с Россией. Своей реакцией он дает понять, что проблемы есть, но он пытается от них уйти. Поэтому я считаю, что для него все закончится плохо. Он пытается подстроить реальность под свои представления, а это, мягко говоря, не так-то просто сделать.

Источник: New York Magazine