Фашизм и коммунизм: отрицание действием

Профессор Стивен Коткин (Принстон) вновь дает историческую оценку категории «сферы влияния». Для одних исследователей фашизм и коммунизм — разные формы тоталитаризма, для других коммунизм создал антифашистский фронт, став поневоле опять левым гуманизмом. Но этот спор во многом бесплоден, потому что смешивает политическую, экономическую и социальную природу двух тоталитарных режимов. И коммунизм, и фашизм возникли как антилиберализм, как протест против верховенства права, они могут пониматься как охлократия, но могут и как извращение демократии и подчинение гражданских институтов военным. Нельзя назвать фашизм и коммунизм диктатурами в полном смысле: диктатура требует единого центра принятия решений, тогда как эти режимы выступали блоками, поощряли новые отношения собственности и новые формы национализма, которые и должны были служить тотальной мобилизации. Обе системы стремились к контролю даже не над странами, а над континентами — источниками мировых ресурсов. Однако коммунизм настаивал на всенародной собственности, и поэтому национализм понимался вне связи с собственностью (как общность интересов и стремлений, а не общность крови и почвы). Раздел «сфер влияния» был одновременно разделом разных форм национализма: фашизм предпочитал агрессивный национализм как противоположность интернационализма, требовал понимать любой интернационализм как обман, а коммунизм создавал свой национализм как один из моментов интернационализма: дружба народов должна создаваться тем, что каждый народ отказывается от своих привычных интересов ради миссии всеобщего (мирового) приближения к коммунизму. Такой раздел сфер влияния и создавал геополитические противоречия послевоенного мира: либерализм, восстановив свою власть над большей частью мира, потребовал созидать любые геополитические блоки на основании консенсусных интересов: защита прав человека, гражданских свобод, разумных законов и регулятивов. Но либерализм стал консенсусом национализмов, и ему нечего было противопоставить коммунистическому интернационализму, когда дело доходило до прямого столкновения, а «сдерживание» было неотделимо от деколонизации. С другой стороны, коммунизм продолжал обвинять либеральный мир в «фашизме» и «неоколониализме», имея в виду под фашизмом любое поощрение частной собственности как фактора политики. Так геополитика возвращалась не просто как противостояние разных систем или блоков, но как конкуренция проектов, каждый из которых претендует не только на контроль над мировыми ресурсами, но и на их политизацию.