Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

От редакции: Благодарим издательство «Новое литературное обозрение» за предоставленную возможность публикации фрагмента из книги немецкого историка, исследователя исторической памяти и мемориальной культуры Алейды Ассман «Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна» (М., 2017).

Разрушение и сохранение — изобретение исторического

Модернисты отрезаны от своего прошлого. Они отдают прошлое историкам, которые поддерживают его искусственное выживание.
Бруно Латур. Мы не стали современными [1]

Понятие «историзм» используется в двух совершенно разных значениях. С одной стороны, оно подразумевает обращение общества к минувшим эпохам своей истории в поисках эстетических норм и героических образцов. Для данного вида историзма характерны возрождение и усвоение старой стилистики, воспроизведение героических персонажей в захватывающей инсценировке с целью способствовать самоидентификации общества с этими воображаемыми, мифологизированными образами. При этом рука об руку идут потребности нации в ориентирах, с тем чтобы заново определить свое место в истории, и потребности национальной буржуазии в саморепрезентации, богатеющей в ходе индустриальной эпохи. В этом значении историзм является естественным противником Модерна, который после Первой мировой войны решительно отвернулся от историзма. В глазах модернистов историзм отождествлялся с ностальгией по прошлому и нехваткой собственных творческих сил.

Выражение «изобретение исторического» имеет в виду другое понимание историзма, который сам является составной частью модернизации. Эрнст Шулин конкретизировал это на примере Великой французской революции. Речь идет о простом бытовом случае: после смерти человека приходится избавляться от большого количества вещей из его наследия, разбирать их для сохранения, выбрасывать на свалку или уничтожать. Подобная прагматическая необходимость известна каждому: новая и продолжающаяся жизнь требуют себе места. После утилизационного порыва, говорит Шулин, обычно происходит обратное движение: как только обнаруживается, что «уцелело слишком мало, начинают заботиться о сохранении традиций» [2]. Прошлое, еще недавно служившее помехой, становится ценным по мере того, как его материальное наличие оказывается дефицитным. Статья Шулина описывает не бытовой эпизод, а парадигматический исторический разрыв. Он пишет о рождении нового историзма из духа Великой французской революции. «Отказ от прошлого» Шулин связывает с важной исторической развилкой, повлекшей за собой сознательный разрыв с прошлым и разрушение материальной культуры. Он считает современную историческую науку продуктом эпохи Просвещения, поскольку та была изначально «враждебна — существующей, господствующей — традиции. Историческая наука создана, чтобы критически осмыслить религиозные, государственные и социальные традиции, понять их историческую относительность» [3]. Однако, добавляет Шулин, «это критическое разрушение постоянно и даже во все большей мере увязывается с тем, что я называю “попытками реконструкции”. Они обеспечивают восстановление за счет сохранения в архивах и библиотеках, за счет доступности в виде новых изданий, за счет историографии и нового инсценирования в художественных и публицистических формах» [4].

Особенно убедительно Шулин показывает двойственность импульса разрушения и сохранения на примере Великой французской революции. Радикальный разрыв с прошлым был публично продемонстрирован на Вандомской площади символическим сожжением феодальных архивов, которые хранились семействами знатных французских аристократов. Революционный разрушительный импульс был направлен и против мертвых, ибо считалось необходимым сломить их власть над настоящим.

«За трое суток в августе 1793 года был разорен пятьдесят один склеп» и этим, по словам местного монаха, «уничтожена работа двенадцати веков» [5]. Телеги, нагруженные разбитыми могильными плитами и скульптурами, отправлялись в упраздненный монастырь, который поначалу стал складом, но постепенно превратился в исторический музей. В 1795 году из обломков возник Musée des Monuments Français (Музей французских монументов). То, что утром свергали с пьедестала и громили, спустя несколько часов собирали и отвозили в новые учреждения, каковыми являлись Исторический музей и Архив. Древние традиции уничтожались как средоточие старых ценностей, но одновременно они консервировались в виде исторического знания. Александр Ленуар [6] был готов объявить эти материальные свидетельства прошлого «памятниками искусства и образования», при условии, что они будут отнесены к ушедшей эпохе, значимость которой официально утратила силу. Апологетическая аргументация Ленуара звучала следующим образом: статуи принадлежат сфере искусства, а потому имеют ограниченную практическую ценность, служа лишь моделью для будущих скульпторов, которым понадобятся образцы прежних одеяний при максимально точном воссоздании исторических сюжетов.

Историзм действительно сочетается с максимально точным знанием о прошлых эпохах, которые, удаляясь от нас, становятся все более чуждыми. В Новое время на Западе это знание предоставляется профессиональным историкам в рамках новой академической дисциплины, появившейся в начале XIX века. Новый научный этос данного академического цеха состоял в том, что его представители базировали свои исследования на добросовестном отношении к источникам, подлежащим проверке научного сообщества. Разумеется, эти историки занимали не только критические позиции, они руководствовались в своей научной деятельности также соображениями политической легитимации и идеологической ориентации. Однако подобные обстоятельства не меняли того факта, что профессиональный идеал нового критического отношения к историографии стал одним из ключевых элементов Модерна и важным аспектом его темпорального режима. Отныне архивисты, хранители библиотек и музеев, историки и другие гуманитарии образовали группу профессиональных специалистов по изучению прошлого, работников обширной сферы историзма.

Пример Великой французской революции свидетельствует о новой форме взаимодействия двух противоположных импульсов модернизации — разрушения и сохранения. Разрушительный импульс находит свое выражение в радикальном устранении монархии, аристократии и монастырей вместе с их привилегиями, традициями, архитектурой и материальной сферой за счет таких средств, как гильотина, сожжение, переименование и — не в последнюю очередь — введение нового календаря, что символизирует собой установление нового начала par excellence. Действие импульса сохранения шло следом и проявлялось в учреждении новых институций: исторического архива, современного музея и исторической науки. Таким образом, отнюдь не все, что столь жестоко устранялось революцией, было безвозвратно уничтожено. Кое-что отодвигалось на периферию, под защиту тех институций, которые собирали материальное наследие, архивировали его и делали предметом разрастающегося исторического знания. То, с чем общество расставалось и что больше не использовалось, не только сохранялось, но и продолжало присутствовать, выставлялось для обозрения.

Тяга Модерна к инновациям содействовала не только появлению нового, но и пробуждению нового интереса к старине. Недаром Козеллек говорит о бифокальной «истории прогресса и историзма» [7]. В данных обстоятельствах историк становился профессиональным хранителем прошлого, его экспертом и адвокатом. Поэтому «изобретение исторического» предполагает радикальное отмежевание прошлого от настоящего.

Примечания

↑1. Latour B. Wir sind nie modern gewesen. Versuch einer symmetrischen Anthropologie. Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 2008. S. 193.

↑2. Schulin E. Absage an und Wiederherstellung von Vergangenheit // M. Csáky, P. Stachel (Hgg.). Speicher des Gedächtnisses — Bibliotheken, Museen, Archive. Teil 1: Absage an und Wiederherstellung von Vergangenheit, Kompensation und Geschichtsverlust. Wien: Passagen, 2000. S. 23–39. Здесь — S. 23. Шулин пишет: «Мы должны и в других случаях сильнее акцентировать, что прошлое не всегда можно восстановить полностью, обычно происходит определенная селекция и даже утрата некоторых элементов прошлого». Ibid. S. 30.

↑3. Schulin E. Absage an und Wiederherstellung von Vergangenheit // M. Csáky, P. Stachel (Hgg.). Speicher des Gedächtnisses — Bibliotheken, Museen, Archive. Teil 1: Absage an und Wiederherstellung von Vergangenheit, Kompensation und Geschichtsverlust. Wien: Passagen, 2000. S. 24.

↑4. Ibid. S. 25.

↑5. Ibid. S. 26.

↑6. Александр Ленуар (1762–1839) — французский историк-медиевист, директор Музея французских монументов, внес значительный вклад в сохранение памятных сооружений в годы Французской революции. — Прим. ред. книги.

↑7. Koselleck R. Geschichte, Geschichten und formale Zeitstrukturen // Koselleck R. Vergangene Zukunft. S. 130–143; здесь — S. 142; Niefanger D. Produktiver Historismus. Raum und Landschaft in der Wiener Moderne. Tübingen: Niemayer, 1993.

Источник: Ассман А. Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 143–147.