Ответы «Гефтеру»: год 2018-й

В 2018 году, несмотря на некоторую предсказуемость развития событий, президентские выборы все-таки сыграют огромную роль по многим причинам. Во-первых, политика у нас очень персонифицирована, она зависит от Путина — в буквальном смысле основана на произнесении этой фамилии и этого имени. Во-вторых, в персоналистской, авторитарной системе основной вектор развития задает первое лицо — единственный институт в деинституционализированной среде. Представим: после выборов 2018 года Путин выходит на трибуну и говорит: «С завтрашнего дня забудьте все, чему я вас учил все эти 15 лет, — забудьте о том, что у нас был гибридный авторитаризм, национализм, империализм, изоляционизм, разрыв отношений с Западом, государственная интервенция в экономику, крышевание чекистской экономики, неудобная налоговая система! Все отменяем, сейчас будет демократия, помните Горбачева?» И в принципе, в силу гибкости общественного мнения, особых возражений не поступит, народ скажет: «Ну окей, с вами хоть на край света, и давайте будем двигаться в эту сторону», и состоится некое подобие нового социального контракта.

Другой разговор, что Путин этого не сделает в 2018 году и в последующие годы. То, что он делает сейчас, — это билет в один конец, это тот путь, который он выбрал для себя на рубеже 2011–2012 годов, тот путь, который он закрепил для себя после того, как получил мандат от народа на продолжение этого движения в 2012 году, тот выбор, который он окончательно закрепил в марте 2014 года, когда присоединил к Российской Федерации Крым.

Назад из этой точки дороги нет — он не может вернуть Крым, значит, объективно отношения с Западом будут всегда в той или иной степени напряженными. Они могут быть менее напряженными, чем сейчас, но будут все равно не такими, какими были до 2012–2014 годов.

Он едва ли уже станет ослаблять политическую хватку, едва ли будет отпускать пружину в гражданском обществе, потому что идея тотального контроля родилась именно в результате осмысления последствий твиттерно-фейсбуково-площадной революции 2011–2012 годов. Путин так ответил на нее, решив, что ему не нужен диалог с площадью.

Президента России Майдан и «арабская весна» испугали в той же степени, что и Брежнева Прага-1968. В обоих случаях были спровоцированы политические заморозки.

Многие в наших элитах уверены, что Соединенные Штаты действительно инспирировали арабские революции и Майдан, потому что они не верят в то, что существует такая категория, как «народ», народ как субъект истории. Эта позиция исключает возможность демократизации после 2018 года. Как говорилось в советское время, «мы встали на этот путь и с него не свернем».

В этой связи возникает вопрос: что, собственно, решают эти президентские выборы, если все остается инерционным, если торится та же колея, по которой Президент России решил ехать, как минимум, с 2012 года? Выборы-2018 — это вопрос вектора движения. Путин может сделать акцент на изоляционизме, национал-патриотизме, имперскости. И этот вектор может укрепляться, углубляться, усугубляться. Но это плохой путь — ужасающе плохой для страны и не слишком хороший для него самого: Путин может оказаться заложником ситуации, при которой возможна фашизация массового сознания. Он этого, разумеется, не хочет, но таковой может оказаться сама логика развития событий.

В этом смысле 2018 год — это также вопрос о том, как граждане будут делить ответственность с элитами. Граждане уже сейчас начинают снимать с себя вообще всякую ответственность, потому что они не могут влиять на события вне сферы своей частной ответственности, но эту сферу они тщательно оберегают, что показала история с пятиэтажками.

Выход из экономического кризиса — это еще не выход из депрессии. И в своем потребительском поведении граждане все больше культивируют в себе поведение людей, уже живущих в бедности. Чем это грозит после 2018 года? Продолжением депрессии — в настроениях, в экономике, в политике.

Все победы Путина — военные, да и в большей степени в прошлом, если учесть национализацию элитами Победы в Великой Отечественной. А если победы заканчиваются, если «наши люди» вроде Трампа и Ле Пен оказываются неудачниками?

Если президент теряет имидж победителя — у него проблемы! Тогда он остается лицом, ответственным за неприятности, лицом, ответственным за медленное, но последовательное падение уровня жизни на фоне реляций, что у нас что-то там выросло.

Тогда сомнения в эффективности режима, да еще интоксицированного тем, что называется зонтичным понятием «коррупция», возникают в головах не просто у 15 процентов антикрымски и демократически ориентированных людей, но и у гораздо большего числа граждан из самых разных социальных групп. Готовых самоорганизоваться по самым разным бытовым поводам с перспективой частичной или полной политизации.

Это вполне предсказуемый черный (или белый) лебедь – 2018–2014. Отсюда и важность выборов, и серьезность разговора о том, какой вектор изберет президент, способен ли он к диалогу с обществом, а не с электоральным или пушечным «мясом».

Путин и его команда достигли «пика госкапитализма», и сверху не слишком хорошо видны риски, но это не значит, что их нет. Президент должен будет как-то ответить на новые вызовы. Если прежними методами, то он начнет придумывать новые символические движения — новые войны, например. Но это чрезвычайно затратный путь. А мириться мы разучились.

К тому же на наши «мирные» призывы отменить санкции и начать снова успешно торговать Запад ответит молчанием, и на фоне совсем не складывающихся отношений с Китаем это может спровоцировать фрустрацию российского руководства и продолжение стратегии «осажденной крепости».

Тем не менее, наиболее вероятный сценарий — это инерция, тактика вместо стратегии, ситуативные реакции на внешние раздражители. Раньше получалось, почему же не получится впредь?

Но долго ли удастся поддерживать инерционное развитие — большой вопрос. И «вилка» видится очень широкой — от унылой, годами длящейся депрессии до момента нового транзита власти по сценарию «Русь слиняла в три дня».