Бумеранг Европы

От редакции: Подведение итогов дискуссии по анкете Gefter.ru.

— Насколько верно утверждение, что Россия разделяет общемировую тенденцию, фиксируемую в последнее время, например, Клаусом Оффе: если в 1990-е общим слоганом было «Назад к Европе!», то теперь — «Прочь от Европы»? Или позиция России сложнее: до сих пор есть элементы притяжения и отталкивания?

— Существует ли в России представление о ЕС, которое можно считать реалистичным? Интересуются ли россияне Европой и альтернативами европейского развития или картину Европы видят довольно монолитной?

— Является ли «консервативная» или «традиционная» Европа, «христианская Европа» фактором самоосмысления России и ее элит?

— Насколько концепты «будущего Европы» и «будущего России» взаимосвязаны в русском политическом сознании?

— Может ли российская элита помыслить революционную Европу наподобие Европы XIX века? Или она видит Европу вышедшей из пеленок «революционаризма» навсегда?

— Значим ли в действительности для России вопрос о «европейском наследии», описанный на языке ЕС?

— Каковы сомнения российской элиты (если вы их в состоянии фиксировать) относительно европейского лидерства? С американской «гегемонией» все несколько яснее.

— Разделяет ли российская элита европейский и американский экспорт демократии как политические реалии разного порядка?

— Какого содействия со стороны Европы, кроме экономического, ожидала бы Россия в настоящем и будущем?

— Считает ли российская элита, что вклад РФ в мировое развитие позволяет считать Россию будущим равным партнером в какой-то сфере общего развития?

— Видит ли Кремль параллели в развитии массового сознания у нас и в Европе?

— Насколько сопоставимы существующие концепции Европы либерального и консервативного флангов российской политики? И по каким критериям их сравнивать?

— Является ли европейская демократия, по мнению Кремля, девиацией по отношению к «традиционному» европейскому развитию?

— Может ли Кремль создать модель конкуренции с Западом на основе соперничества за конструирование образа новой Европы? Как в этом образе будут учитываться различия между странами Восточной и Центральной Европы?

— Может ли таким образом сформироваться модель «Русской Европы», сохранившей многие ценности теряющей себя Европы? Если да, то какие?

— Может ли модель «Русской Европы» стать моделью национального развития для самой России? И как она будет взаимодействовать, например, с идеей «общеевропейского дома» Горбачева?

— Какие ценности современный Кремль способен провозгласить если не «общечеловеческими», то «общеевропейскими» без ущерба для себя?

Я чувствую себя несколько странно, читая эти вопросы и пытаясь каким-то образом ответить на них: я имею слабое представление о «российских элитах». И тут надо бы поставить запятую: а что именно подразумевает здесь редакция «Гефтера»? какую из многочисленных «элит»? бизнес? власть? оппозиционных интеллектуалов? либералов? демократов? правых? левых? властителей дум из разного рода медиа — т.е. опять-таки очень разных? Я настаиваю именно на множественности и разности этих, скажем так, социальных групп и, соответственно, на разности их мотивов, интересов и политических «моделей», но, как бы то ни было, я не принадлежу к ним — прежде всего, географически, и в силу моей географии, я могу отвечать как человек «со стороны», но при этом с «заинтересованной» стороны, со стороны, которая полагает себя пострадавшей и которая полагает нынешнюю Россию агрессором, причем именно в этой европейской игре, которую пытается каким-то образом «прописать» здесь редакция «Гефтера».

И точно так же требует прояснения некий концепт, называемый здесь «Европа». По крайней мере, в большинстве случаев речь идет о ЕС. Клаус Оффе, насколько я понимаю (возможно, я знакома не со всеми его текстами), пишет по преимуществу о кризисе ЕС, его экономических и политических институтов, и о том, что такой кризис, с одной стороны, делает проблемными и неустойчивыми традиционные «европейские ценности», т.е. демократические установления и привычки, и, с другой стороны, создает центростремительные тенденции в самом ЕС. Но к России это не имеет отношения, она не только не член ЕС и не стремится им стать — она пытается создать конкурентные институты. Вряд ли сама идея направления — «назад в Европу» или «прочь от Европы» — здесь что бы то ни было объясняет. Россия пытается стать именно что соперником, и в этом смысле она играет «против» (не «назад» и не «прочь»!).

Что до российских представлений о ЕС, то они, смею думать, достаточно разнообразны, и среди них есть более реалистические, менее реалистические и фантастические. Наверное, самое реалистическое должно звучать так: Европа — это место, где удобно и комфортно зарабатывать и тратить деньги. И такое представление должно складываться у людей, которые в Европе работают, которые в Европе часто бывают, которые с нею так или иначе связаны. И есть представления фантастические, носители таких представлений, надо думать, — зрители телевизора и читатели газет. Но и они допускают несколько разноречивых «правд о Европе». Да, Европа — это место, где правят геи, где работают турки, а по улицам бродят дикие беженцы, которые насилуют женщин. Но таким, как мы (зрители телевизора, обыватели, бюджетники, квалифицированные и неквалифицированные пролетарии, таксисты и т.д.), там платят высокие зарплаты, там чисто, там хорошо лечат, и будь у нас (бюджетников, обывателей, зрителей телевизора) деньги, мы бы тоже лечились там, отдыхали там и учили там наших детей.

Наверное, в т.н. «российских элитах» (каких?) существуют идеи о «консервативной», «традиционной», «христианской» Европе, но это идеи «из разных наборов». Есть некие представления (или мифы) о протестантах (трудолюбивых и добропорядочных), о католиках (тут все сложнее, но самый давний, живучий и дремучий миф — о коварных «папежниках), о европейских православных, наконец, которые «наши братья» и их все обижают. Но, кажется, в самой малой степени нынешние «российские элиты» себя с этими мифами идентифицируют и каким-то образом «самоосмысляют». Что же до идеи будущего, то если оно мыслится не в эсхатологической модели, то, кажется, сейчас российское массовое сознание менее всего расположено разделить это будущее с Европой, а российские элиты (реалистические) отдают себе отчет в том, что общее будущее не более чем «утопия доброго сердца». Т.е. или погибнем все вместе (и это эсхатологическая модель), или мы процветем, а они погибнут, но мало кто сегодня верит, что процветем в мирном согласии. И коль скоро нынешняя российская власть направлена на дестабилизацию всего вокруг (и стоит ли здесь говорить о революции? Это именно что дестабилизационные механизмы, цель которых — прежде всего ослабить), то впору говорить об экспорте нестабильности. Но это ни в коем случае не экспорт революции: к революции как таковой все эти процессы не имеют ни малейшего отношения. Что же до «экспорта демократии», то из него давно сделали жупел, и вряд ли кто-то всерьез задумывается над его смыслом. Наверное, прежде, в американской проекции, его связывали с военными операциями в третьих странах, а сейчас — в европейской проекции — это как-то связано с закрытием в России европейских культурных и образовательных институций (фондов, университетов). Эти идеи кажутся далекими, в этом трудно увидеть какую бы то ни было логику, но это так.

Точно так же вопрос о каком бы то ни было «содействии» предполагает, что Европа могла бы разделить с Россией ее «миссию», которую иначе как дестабилизационной не назовешь, и это маловероятно. По-видимому, «неэкономическое содействие» означает, что у России и Европы (у каких-то отдельных европейских стран) могут быть общие «неэкономические» интересы, — похоже, что иные российские «элиты» по сей день живут в историческом и политическом настоящем XVIII века, т.е. до сих пор «делят Польшу» и всерьез ищут союзников в этом благородном деле. Возможно, речь идет о неких оппозиционных элитах, которые живут под девизом «Европа нам поможет», но и это маловероятно.

Задавая вопрос о том, «видит ли Кремль параллели в развитии массового сознания у нас и в Европе», редакция, похоже, знает ответ. Да, Кремль рассчитывает на то, что массовое сознание и здесь, и там, и где бы то ни было имеет некие общие тренды и мотивы, что оно склоняется вправо, особенно если его туда подталкивать, «припугивать», что оно начинает бояться демократических институтов, что оно склоняется к ксенофобии и выбирает соответствующие партии. Это именно то, на что рассчитывает Кремль, всякий раз «подыгрывая» очередному «трампу». И где-то получается, где-то — нет, в старой Европе левые традиционно сильнее и демократические институты устойчивее, Восточная (или Центральная — все-таки после Кундеры эти страны называют себя Центральной Европой) время от времени «отыгрывает» вправо, но, кажется, это все же тот маятник, который, «качнувшись вправо, качнется влево». И надежды нынешних кремлевских «деконструкторов» на то, что можно сотворить некую «правую», «промосковскую» Европу, Европу шрёдеров, орбанов и берлускони, т.е. такую, с которой можно договариваться «по понятиям», вряд ли имеют долгосрочную перспективу.

Последний блок вопросов о «Русской Европе» представляется мне неоправданно оптимистическим, если не утопическим. Если под «старой доброй Европой» понимать Германию конца 1920-х — начала 1930-х, то да, на сегодняшний день это и есть «русская Европа».