Город красной зари

Урбанистика нашего дня: от революционной традиции к культурной эволюции. Иваново

Карта памяти 18.09.2017 // 6 987
© Тимофеев М. Иваново. Город красной зари. Неканонический путеводитель

От редакции: Благодарим Михаила Тимофеева за предоставленную возможность публикации отрывков из его книги «Иваново. Город красной зари. Неканонический путеводитель» (2017).

Образцовый социалистический город для новых людей

После революционного 1917 года изменения в жизни города в течение шести лет были весьма существенными, но, главным образом, сугубо символическими. 20 июня 1918 года город Иваново-Вознесенск получил высокий административный статус, став центром новой «красной» губернии. В этом же году начинаются переименования центральных площадей и магистральных улиц. Центральная площадь была переименована из Георгиевской в площадь Революции, близлежащие Покровская и Ново-Петропавловская улицы стали улицей 10 Августа (в память расстрела мирной демонстрации рабочих в 1915 году), а Приказной мост, на котором произошел расстрел, стал именоваться Красным. Вознесенская площадь получает имя Советской Республики, улица Георгиевская становится Социалистической, Николаевская — Республиканской, Александровская — Советской, Большая Шереметевская — Фридриха Энгельса, а Троицкая — Карла Маркса. В 1920–1922 годах переименования продолжились: Кобылинская — Большая Воробьевская; Рождественская — Красной Армии, Малая Шереметевская — Молочная горка, Церковная — Лермонтова и Кольцова, Широкая — Степанова, Ивановская — Батурина и новые улицы Красная, Трибунальная и Урицкого на окраине города. В 1924 году городской сад стал носить имя 1 Мая, а новый аэродром — имя М.В. Фрунзе.

В вышедшем в 1925 году альбоме «Красный Манчестер» только еще манифестируются планы по преобразованию городской среды, рассказывается о будущем городе-саде на месте строящегося Первого рабочего поселка. Но первые шаги по изменению города к этому времени уже начались. Так, весной 1924 года была снесена церковь Александра Невского, стоявшая на перекрестке нынешнего Шереметевского проспекта и улицы Садовой. Причиной послужило ее неудобное для движения транспорта положение и прокладка главной водопроводной магистрали. Летом 1925 года была разрушена Владимирская часовня в Иконникове (угол улиц 8 Марта и Калинина).

В центре города у железнодорожного вокзала в 1925 году началось создание Второго рабочего поселка, а на окраинах города появились дома строительных кооперативных товариществ «Свет и воздух», «Объединение», «Единение — сила», «Красный химик». В 1927–1929 годах начинают работать новые прядильные фабрики имени Ф.Э. Дзержинского и «Красная Талка», а также меланжевый комбинат.

В мае 1925 года широко отмечается 20-летие стачки: открывается мемориальная экспозиция в губернском краеведческом музее, проводятся торжественные мероприятия на предприятиях. Был даже запланирован визит эскадрильи имени Фрунзе. В ходе торжеств был открыт памятный обелиск Ф.А. Афанасьеву, установленный рядом с местом его гибели у реки Талки. Осенью того же года после неожиданной смерти бывшего первого губернатора «красной» губернии в газете «Рабочий край» город называют Фрунзенском, но переименование Иваново-Вознесенска тогда не состоялось. В 1927 году к десятой годовщине Октябрьской революции в городе проводится «топонимическая революция». Имена получили 348 улиц и переулков (некоторые из них ранее названий не имели).

14 ноября 1929 года было принято решение об образовании Ивановской промышленной области (ИПО), объединившей дореволюционные Владимирскую, Костромскую и Ярославскую губернии. А 27 декабря 1932 года постановлением ЦИК СССР город Иваново-Вознесенск был переименован в город Иваново.

Рубеж 1920–1930-х — время наиболее активного созидания образцового социалистического города. Обсуждаются планы по перепланировке центра города, постройки масштабного восьмиэтажного Дома Советов из стекла и бетона на площади Революции.

Пафос преобразования, характерный для раннесоветских текстов, являясь неотъемлемой частью идеологии авангарда, придает процессу осмысления архитектурного наследия тех лет столь необходимую многомерность. К примеру, в пропагандистской книге теоретика архитектуры Л.М. Сабсовича «Советский Союз через 15 лет» (1929) имелся раздел под названием «Эпоха великих работ и проблема создания нового человека». Эпиграфом к другой своей книге — «Социалистические города» (1930) — Сабсович сделал фрагмент из работы Ленина «Детская болезнь “левизны” в коммунизме»: «Мы можем (и должны) начать строить социализм не из фантастического и не из специально нами созданного человеческого материала, а из того, который оставлен нам в наследство капитализмом. Это очень “трудно”, слов нет, но всякий иной подход к задаче так несерьезен, что о нем не стоит и говорить».


Машков И.И. Пейзаж с фабрикой. Холст, масло 65,5х93

Это было время безудержных по степени фантастичности архитектурных проектов, в значительной своей части оставшихся лишь на бумаге. Строительство нового мира предполагалось вести с размахом. Пик споров о том, каким быть социалистическому городу, пришелся в СССР на 1929–1930 годы. На старте первой пятилетки дома-коммуны оказались — пускай на короткое время — в тренде; разработка типового проекта велась в секции типизации Стройкома РСФСР. Ивановская власть активно включилась в процесс обсуждения новаторского жилищного строительства.

Так, М.З. Мануильский, долгое время работавший главным редактором областной газеты «Рабочий край», в феврале 1930 года опубликовал в этой газете две заметки под характерными названиями «Надо строить дома-коммуны» и «Социалистический город — не фантазия». Мануильский указывал на отставание Иваново-Вознесенска от таких лидеров социалистического строительства нового быта, как Сталинград, Магнитогорск, Запорожье, Нижний Новгород: «К сожалению, у нас еще много есть людей, которых нужно убеждать, что проекты постройки социалистического города — не досужие мечты, что эти проекты воплотятся в жизнь в ближайшие годы. <…> Доходящие до нас сведения о том, что в ряде мест СССР разрабатываются планы социалистических городов, воспринимаются некоторыми товарищами так: да, будет построен социалистический город, состоящий из таких же домов, какие строим мы в Иванове. В нем будут ясли, детсады, школы, столовые, клубы, театры, такие же, как проектируются у нас. Ничего нового в этом нет. Нет, не так. Нового очень много.

<…> Именно дома-коммуны с общественным питанием, общественным воспитанием детей, а не теперешние дома с индивидуальными квартирами и кухнями являются теми ячейками, из которых будет состоять новый город». Тезис «Сначала постройте самый коллектив, а уже потом, поглядев на этот коллектив, мы будем строить дом» гневно обличался одним из авторов «Рабочего края». Впрочем, критической оценке подвергались не только попытки отказа от создания нового быта, но и саботаж при строительстве и злоупотребления при эксплуатации нового жилья.

Однако уже 16 мая 1930 года в постановлении ЦК ВКП(б) «О работе по перестройке быта» осуждению подверглись «крайне необоснованные, полуфантастические, а поэтому чрезвычайно вредные попытки отдельных товарищей <…> “одним прыжком” перескочить через… преграды на пути к социалистическому переустройству быта». Анонсированный в «Рабочем крае» летом 1930 года дом-коммуна во Втором рабочем поселке, постройка которого должна была завершиться к 1 сентября 1931 года, не был даже заложен.

Иваново-вознесенский случай формирования новой среды обитания и нового человека следует рассматривать в широком контексте, с учетом чаяний местного руководства и местных революционеров, занимавших в первые два послереволюционных десятилетия высокие партийные и государственные посты, настаивавших на избранности города в строительстве социализма. Именно утопичность высоких замыслов, с одной стороны, и приземленность повседневности — с другой формируют особую атмосферу той эпохи. Как написал литературовед Л.Н. Таганов, «многим ивановцам-патриотам верилось тогда, что начинается строительство совершенно небывалого города. В сентябре-октябре 1925 года в “Рабочем крае” был опубликован роман Вл. Федорова “Чудо грешного Питирима”. Здесь нарисовано Иваново 2025 года, где воплощены в реальность самые смелые архитектурные идеи. Кубические формы домов, над которыми кружатся аэробусы, аэромотоциклетки. Подвесная железная дорога. <…> Причем это город, где во всем дает о себе знать идеология победившего пролетариата. Она и в воздвигнутом на Талке мощном сооружении, стремительно бегущем винтом вверх и заканчивающемся фигурой Ф. Афанасьева. На памятнике сооружен радиоусилитель, из которого звучит такой, например, текст: “В день стодвадцатилетия расстрела на Талке в Иваново-Вознесенске открывается сессия Центрального Исполнительного Комитета. Будут обсуждаться условия западного полушария”». Город, таким образом, становится опорой коммунистического мира, и об этом, между прочим, свидетельствует функционирующая здесь станция космических «лучей смерти», действие которой направлено против «лагеря мирового капитализма». Именно миф советского первородства, столкнувшийся с косностью большей части новоявленных пролетариев, делает историю преображения Иваново-Вознесенска из города-фабрики в город-мечту отличной от иных, во многом аналогичных, но обладающих иной мифологией градостроительных историй раннего Советского Союза.

Немецкий инженер Р. Эрбе, участвовавший с 1931-го по 1933 год в качестве консультанта в строительстве цирка, кинотеатра «Центросоюза», стадиона «Динамо» и школы-интерната имени Е.Д. Стасовой, писал своей жене: «Первое впечатление от Иванова, что оно находится на сказочном подъеме, что-то вроде одной единой стройплощадки. Рядом с жалкими лачугами, которые скоро должны исчезнуть, вырастают многоэтажные дома.

Но прежде всего построены фабрики. Здесь все связано с текстильной промышленностью». Наиболее интересными примерами индустриальной архитектуры Иванова тех лет можно считать прядильный корпус фабрики «Красная Талка» (арх. Б.В. Гладков, И.С. Николаев, 1927) и фабрику имени Ф.Э. Дзержинского (арх. А.А. Стаборовский, инж. Н.В. Рудницкий, 1929). Конструктивистские черты фабричных корпусов в полной мере сохранены и сегодня, несмотря на то что функциональное назначение этих зданий изменилось.

Однако самые неординарные памятники ивановского конструктивизма представлены в жилом фонде. Наиболее известны находящиеся в центре дома-метафоры — дом-«корабль» (арх. Д.Ф. Фридман, 1929–1930) и дом-«подкова» (1933–1934, арх. А.И. Панов), а также «четырехсотый», или 400-квартирный, как называют Дом коллектива в Первом рабочем поселке (арх. И.А. Голосов, 1929–1931), хотя на самом деле в нем всего 362 квартиры. Это самый масштабный проект конструктивистской застройки Иваново-Вознесенска. Жилкомплекс включал ясли, детский сад, столовую, прачечную, зал собраний и планировался как дом-коммуна на тысячу человек, но уже в ходе строительства был перепрофилирован.

Масштабные урбанистические замыслы рушились по мере того, как форсированная индустриализация все в большей степени обнажала проблему дефицита ресурсов.

Грандиозный замысел реконструкции центра Иванова так и не был претворен в жизнь из-за смены политической конъюнктуры в 1936 году, когда город перестал быть центром громадной Ивановской промышленной области, а местные партийные руководители попали под каток политических репрессий. Тем не менее, в городе был реализован целый ряд общественных зданий «столичного» статуса. Это единственный в стране конструктивистский железнодорожный вокзал (арх. В.М. Каверинский, 1933), здание Ивсельбанка (арх. В.А. Веснин, 1928), гостиница «Центральная» (построенная, впрочем, как общежитие ивановского горсовета, архитектор Д.В. Разов, 1930) и, конечно же, уникальные корпуса Иваново-Вознесенского политехнического института, выполненные в стиле «красной дорики» (арх. И.А. Фомин, 1928–1937). Многие проекты не были реализованы. Например, не были построены жилые дома для рабочих и служащих Гостекстильтреста (арх. И.И. Леонидова), спроектированный московскими архитекторами Г.Б. и М.Г. Бархиными Народный дом с театром на 1200 мест, музеем Ленина, библиотекой и спортзалом, огромный Дом Советов на площади Революции (арх. В.М. Гальперин, 1935), из трех спроектированных корпусов которого был возведен лишь не очень презентабельный южный. В ходе обсуждения завершения долгостроя один из авторов блока статей «Дом Советов в Иванове» в журнале «Ивановская область» отметил, что «новые предложения автора неизбежно ассоциировались со старыми конструктивистскими формами…». Переоценка конструктивистского наследия на региональном уровне отразилась, в частности, в том, что некоторые из общественных зданий утратили в 1950-х годах свой оригинальный облик. Среди них — фабрика-кухня «Нарпит № 2» (арх. А.А. Журавлев,1933), Дом инженерно-технических работников (арх. В.А. Веснин, 1929), Центральный почтамт (арх. Г.С. Гурьев-Гуревич, 1931) и бывший кинотеатр «Центральный» (арх. Е.Ю. Брокман, В.М. Воинов, 1929–1931). Изменил — после реконструкций 1965 и 1987 годов — внешний вид и Ивановский большой драматический театр (арх. А.В. Власов,1932–1939), один из трех крупнейших театральных зданий театров страны, выдержанных в постконструктивистском стиле — наряду с Новосибирским театром оперы и балета и Ростовским академическим театром драмы имени М. Горького.

Пафос авангардистского переустройства старого мира никак не вписывается в логику сохранения какого-либо исторического наследия, и не в последнюю очередь конструктивистского, ибо его созидание осуществлялось в буквальном смысле на руинах. В 1919 году К. Малевич в «Декларации У-эли-стов» предлагал каждые десять лет сносить города и строить их заново. В Иваново-Вознесенске, как, впрочем, и в других советских городах, в основном сносили церковные сооружения: шесть конструктивистских построек в городе стоят на месте уничтоженных храмовых комплексов. В конце 1980-х и в середине 2000-х возникали идеи восстановления соборов на площади Революции, которые городские власти отклонили.

Хотя в современной России проблема декоммунизации и «преодоления советского прошлого» не стоит остро, борьба советского с досоветским в политиках памяти продолжается в городе вплоть до настоящего времени.

В конце 1974 года здание Ивсельбанка (арх. В.А. Веснин), жилой комплекс на 400 квартир (Дом коллектива) (арх. И.А. Голосов), фабрика им. Ф.Э. Дзержинского и прядильный корпус фабрики «Красная Талка», а также здания комплекса Иваново-Вознесенского политехнического института были включены в список памятников культуры, подлежащих охране как памятники государственного значения. В 1986 году решением Ивановского облисполкома под охрану был взят жилой дом-«подкова», а в 1986 году — «Дом специалистов» на 100 квартир на улице Калинина, 102-квартирный жилой дом Горсовета, здание туберкулезного диспансера и школа имени 10-летия Октября. Наконец, уже в постсоветское время в соответствии с указом Президента РФ от 20 февраля 1995 года охранный статус получил дом-«корабль».

Казалось бы, архитектура 1920–1930-х годов обрела особое значение, и руководители на местах должны поощрять выявление новых объектов и ставить их под охрану. Однако в Иванове, несмотря на протесты историков и краеведов, уже в 1975 году первый секретарь Ивановского обкома КПСС В.Г. Клюев принял решение о сносе уникального деревянного цирка (арх. С.А. Минофьев, инж. Б.В. Лопатин, 1931–1933). А в 1988 году для строительства новых корпусов был уничтожен принадлежащий Международному комитету Красного Креста комплекс интернационального детского дома МОПРа имени Е.Д. Стасовой (арх. Н.И. Порхунов, 1931–1933). Из-за бюрократических проволочек с принятием решения по восстановлению на грани исчезновения находится дом-«пуля» — бывшее здание ОГПУ-НКВД-КГБ-ФСБ (арх. Н.И. Кадников, 1932), причудливый симбиоз конструктивизма и «красной дорики», выгоревшее в результате пожара в 2008 году.


Шушунин А. Е. «Фабрики оживают»

 

Топонимия: революционный нейминг

Даже беглый взгляд на карту-схему Иванова дает понять, что нейтральные названия — исключение в топонимической ауре города. Тон задается вполне узнаваемой советской темой с существенной приправой богатой местной революционной экзотики.

20 июня 1918 года город Иваново-Вознесенск получил высокий административный статус, став центром губернии.

И в том же году начинаются переименования главных площадей и магистральных улиц. Центральная площадь была переименована из Георгиевской в площадь Революции, близлежащие Покровская и Ново-Петропавловская улицы стали улицей 10 Августа (в память расстрела мирной демонстрации рабочих в 1915 году), а Приказной мост, на котором произошел расстрел, стал именоваться Красным. Вознесенская площадь получает имя Советской Республики. Улица Георгиевская становится Социалистической, Николаевская — Республиканской, Александровская — Советской, Большая Шереметевская — Фридриха Энгельса, а Троицкая — Карла Маркса. Переименования 1920–1922 годов не столь идеологически выдержаны: Кобылинская — Большая Воробьевская; Рождественская — Красной Армии, Малая Шереметевская — Молочная горка, Церковная — Лермонтова и Кольцова, Широкая — Степанова, Ивановская — Батурина и новые улицы Красная, Трибунальная и Урицкого на восточной окраине города.

В первой половине 1920-х было положено начало включению в символическую среду имен иваново-вознесенских большевиков. Это были погибшие на фронтах Гражданской войны комиссар 14-й дивизии 9-й армии В.Я. Степанов (его имя также присваивается в 1925 году парку, принадлежавшему до революции фабриканту А.И. Гарелину) и комиссар 25-й (Чапаевской) дивизии П.С. Батурин (расположенный на противоположном от парка имени Степанова берегу Уводи химический завод получает его имя). В 1924 году городской сад стал носить имя 1 Мая, а новый аэродром — имя М.В. Фрунзе. Ликвидация «классово-враждебных элементов» городской среды заняла целое десятилетие.

15 сентября 1927 года был утвержден проект новых названий улиц. Его опубликовали на страницах газеты «Рабочий край» с призывом к населению внести свои замечания.

Откликов поступило немало. К годовщине Октябрьской революции в городе проводится революция топонимическая. Масштабная маркировка физического пространства идеологически значимыми знаками преследовала цели утверждения власти над пространством города, с одной стороны, и включение горожан в идеологически заряженное поле — с другой.

Имена получили 348 улиц и переулков (некоторые из них ранее названий не имели). Часть новых названий отражали новые социокультурные реалии и ничем не отличались от общероссийских. Появились улицы Октябрьская (бывшая Никоновская), Первомайская, Рабочая (Павловская), Трудовая, Ударная (Никольская), Мопровская, 9 Января (Мельничная и Ново-Троицкая), 8 Марта (Гандуринская), Звездная (Крестовая) и даже Футбольная (4-я Ильинская). Среди улиц, названных именами деятелей отечественного революционного движения С.Л. Перовской, Г.В. Плеханова, Степана Халтурина (1-я Поперечная), выделяется имя автора «Катехизиса революционера» С.Г. Нечаева, уроженца села Иванова. Его имя получила находящаяся в центре города Пятницкая улица, на которой он родился (правда, тогда она называлась Приборной, а в 1872 году, когда Нечаева депортировали из Швейцарии, стала Сенной). Пяти улицам были даны имена партийных и советских деятелей: Ф.Э. Дзержинского (Сретенская), М.М. Володарского (2-я Панская-Завражная), Я.М. Свердлова (Владимирская), Ю. Мархлевского (Ярмарочная и 2-я Бессоновская) и дипломата П.Л. Войкова (Бочаровский переулок).

Особенно заметная в русской провинции дань пролетарскому интернационализму отразилась в названиях улиц Мопровской, названной в честь Международной организации помощи борцам революции (1922–1944), а также III Интернационала (1-я Борисовская), Николы Сакко (2-я Борисовская) и Бартоломео Ванцетти (3-я Борисовская), Матьяша Ракоши (4-я Борисовская), Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Скорее всего, именно благодаря известности немецкого «Союза Спартака» появилась в Иваново-Вознесенске улица, названная именем вождя восстания рабов в Древнем Риме. Через три десятилетия имя Ракоши по политическим мотивам пришлось убрать, и в 1957 году улица стала Профсоюзной.

Большое число новых топонимов отразили местные реалии.

В честь первой ивановской аптеки, открытой в селе в 1842 году, получил свое новое имя Аптечный переулок (Поповская ул.), театр музыкальной комедии дал имя Театральной улице (Никольская), 1-я Кладбищенская улица была названа Ремизной из-за расположенного рядом ремизо-бердочного завода (часть Кладбищенской и Часовенная, ведущие от центра города к меланжевому комбинату, на 47 лет получили название Нижегородской улицы). Рабочий факультет Иваново-Вознесенского политехнического института дал имя улице Рабфаковской (Дмитриевская), а поселок «Пролетарский текстильщик» — улице Пролетарской. Дореволюционное прошлое отразилось в названиях улицы Батрацкой (Александровская) и Конспиративной улицы и переулка (Новая Задняя и Горячевский). Имя основателя театра в Иваново-Вознесенске В.В. Демидова получила Афанасовская улица. Ломаная (Благовещенская), Луговая (3-я Боголюбовская), Плетневая (Успенская), Петрищевская (2-я Успенская) улицы, видимо, были переименованы исключительно ради того, дабы избавиться от клерикальных наименований.

Но главным «великим почином» первой волны переименований, безусловно, является включение в городскую среду имен иваново-вознесенских революционеров и участников стачки 1905 года. Появились улицы, названные партийными кличками революционеров и депутатов первого Совета: Арсения — М.В. Фрунзе (Воскресенская), Отцовская — Ф.А. Афанасьева (1-я Боголюбовская), Громобоя — Р.М. Семенчикова (Шуйская на Ямах), Ермака — В.Е. Морозова (Всесвятская), Станко — И.Н. Уткина (Панская). Имена четырех человек — М.В. Фрунзе, командиров иваново-вознесенских боевиков Р.М. Семенчикова, И.Н. Уткина и заместителя начальника боевой дружины В.Е. Морозова — получили еще четыре улицы, названные их настоящими фамилиями. (Улица В.Е. Морозова в 1974 году получает имя его однофамильца партийного деятеля Д.Г. Морозова.) А 1-я Грачевская улица становится просто улицей Боевиков. Иконниковская стала называться улицей 8 Марта, Татарской присвоено имя революционерки О. Генкиной.

Улицам города давались в основном имена погибших либо умерших депутатов первого Совета и большевиков-подпольщиков: А.А. Андрианова (Всесвятская), Е.А. Дунаева (Петропавловская), С.И. Балашова (до 1978 года улица называлась Балашовской, а большой район на окраине города (бывшая Боголюбовская слобода), где она находилась, до настоящего времени называется Балашовка), О.М. Генкиной (Задне-Шереметевская), В.Г. и Г.Г. Куконковых, В.И. Голубева, А.Ф. Колесникова (2-я Ильинская), М.И. Лакина (1-я Новая), И.Я. Мякишева (1-я Панская-Завражная), Д.А. Фурманова (1-я Троицкая). Исключением было имя О.А. Варенцовой, присвоенное Покровской улице. Таким образом, было положено начало формированию мемориальной городской среды. Следует отметить, что к концу 1980-х годов из установленных в городе 228 мемориальных досок более 100 разъясняли наименования улиц. Многие мраморные и гранитные доски были разбиты в начале 1990-х на волне антисоветского иконоборчества.

 

Дом-музей первого Совета

Голландский философ Франк Анкерсмит выделяет четыре важных для формирования нашей идентичности типа забвения. Во-первых, нами забывается нечто несущественное, малозначимое, на что просто не обращается внимание. Во-вторых, мы можем не помнить нечто оказавшееся важным для нас спустя некоторое время после этого события.

Третий тип забвения (травматический) возникает в ситуации, когда у нас появляются порой навязанные извне причины забыть о тех или иных сторонах нашего прошлого.

В четвертом случае утрата памяти является условием обретения новой идентичности. Это отказ от прежнего мира, с которым мы готовы расстаться.

Можно уже констатировать, что «полное и окончательное» забвение советского в современной России не состоялось. Оно в значительной степени мифологизировалось, в чем-то явно стало неактуально. Нет и сколь-либо единого отношения к нему, тем более что советское не гомогенно. Бывшие советские люди так и не поняли, какими им быть после распада СССР. В Иванове от советскости активно отрекались в 90-е, продолжали бороться с тем, что напоминает об этом времени до сравнительно недавнего времени. Но советское никак не забывается, и причин тому много. Анкерсмит полагает, что «преодоление прошлого может состояться только при условии нашей способности рассказать окончательную историю о том, от чего мы откажемся именно благодаря нашей способности рассказывать эту историю…». Получается, что советское нужно проговорить и продумать. В декабре 2015 года в Иванове для этого появился и повод, и площадка: в Доме-музее первого Совета открылась новая экспозиция «Коммунизм + Коммуна = коммуналка».

Если подходить к судьбоносному для Иванова эпизоду истории со всей строгостью исторической науки, то рассмотреть шитое белыми нитками не составит труда. Александр Семененко, размышляя три года назад о роли иваново-вознесенских событий 1905 года в истории города, в частности сказал, что «с точки зрения мифологии, это — очень красивая городская легенда». Кстати, второе дыхание ей дал 1-й секретарь Ивановского обкома в 70-е годы XX века: появились улицы со звучными названиями, памятники и Музей первого Совета. Конечно, там уже не было никакой истории — только идеология «мы — не только текстильный цех страны, но и Родина первого Совета».

Советское медленно, но верно переходит в категорию редкостей и древностей. Число тех, для кого не то что времена угара НЭПа, а благостность развитого социализма — это экзотика, не уменьшается, а растет. «Туристам, приезжающим в Иваново, гостеприимные хозяева обязательно покажут Дом первого Совета — главную историческую реликвию города». Я процитировал этот изумительный пассаж из фотопутеводителя «По Золотому кольцу России» 1981 года издания не забавы ради, а для того, чтобы продемонстрировать трансформацию смыслов.

Сенфорд Левинсон совершенно справедливо отмечал, что «при перемещении памятника в музей он получает иной семиотический статус. В некоторых музеях новый статус становится сугубо эстетическим, в результате чего форма субстанциально существует отдельно от содержания». А Ева Ковач подчеркивала, что «реликты социализма первоначально должны стать мусором в символическом смысле, так чтобы после их музеефикации они могли стать облагороженными как культовые объекты».

Мне изначально не хотелось создавать еще одну коммуналку. Часть экспозиции, рассказывающая о приватной жизни, должна была дополнять первый сегмент — красный уголок — сферу официального публичного, осененного красными знаменами и декорированного такого же цвета пионерскими галстуками. На практике все получилось иначе, и часть, рассказывающая о первом Совете, осталась неизменной. Думаю, что это правильно, ибо мещанская управа — это особое место, и почувствовать его ауру можно только через осознание его уникальности. Представьте себе, что именно здесь началась жестокая, героическая, трагическая, победоносная романтическая и кровавая история советской власти, создавшей, помимо всего прочего, ГУЛАГ и отправившей на орбиту Земли первый спутник.

Четыре комнаты (изначально предполагалось, что они будут с прозрачными стенами, демонстрирующими отсутствие приватности) мы хотели населить социально разнообразными персонажами из разных эпох. Хотя в советское время в здании вплоть до конца 60-х находились коммунальные квартиры, сделать все так, как это было тогда, не было возможности (предполагается, что экспозиция будет демонтирована этим летом).

Размышляя с моим соавтором Денисом Докучаевым о вариантах воплощения, мы оговаривали конструирование оппозиции «приватное/публичное», но получилось, что официоз проявляет себя уже в коридоре квартиры, хотя посетителям совсем нетрудно заметить, что это деконструированное присутствие разрушает пафос.

Трепетно воссозданный куратором проекта Людмилой Николаевной Куприяновой антураж коммуналки, вне сомнений, может привлечь в музей тех, кому за…

Но, собственно, то же, что порождает ностальгию у одних, становится приобщением к неведомому для других. Не знаю, смогут ли к 2022 году в Ульяновске открыть Музей СССР, но «Красный маршрут» для китайских туристов пока проходит мимо Иванова. Как я уже написал, нам не хотелось создавать 1001-ю экспозицию коммунального быта, замыслы были более претенциозными. Позволю себе предположить, что в Иванове уместно открыть и научно-исследовательский институт советологии, но, думаю, не стоит объяснять, по каким причинам это запредельные мечты.

 

Ивановский замок

Внешний облик Иванова в последние годы изменился существенно. В лучшую или в худшую сторону — вопрос, безусловно, спорный. Представление о динамичном развитии не предполагает радикального переустройства всего и вся. А вот стоит ли ивановцам беспокоиться о лице города, и какое, собственно, оно — лицо Иванова, какое здание или архитектурный комплекс олицетворяют собой облик нашего города — это вопросы вполне актуальные.

Надо сказать, что номинантов на этот статус «лица» в нашем городе предостаточно. Только конструктивистские дома составляют весомую часть мирового наследия этого направления в архитектуре. Однако есть в городе сооружение, вызывающее сложные чувства и занимающее ключевое положение в пространстве. Именно о нем — здании городской администрации и его месте в структуре городской среды — и пойдет речь.

Сейчас в городе строятся торговые центры, храмы и жилые дома, увеличивается уродующая город точечная застройка.

Однако в Иванове противодействие большинству крупных проектов осталось в прошлом. Уже выросли претенциозные высотки в Конспиративном переулке и дома-муравейники на улице Куконковых, построен микрорайон «Московский», меняется облик улицы Лежневской. После давнего пожара в Ивановской медицинской академии одна из столичных газет написала, что пожарным машинам было негде развернуться на улицах старого города. Словосочетание «старый город» применительно к улицам Пушкина и Советской меня тогда позабавило.

Но все же он в нашем городе есть. И неслучайно местные СМИ обращали в свое время внимание на снос двухэтажных особнячков в Конспиративном переулке. Эстетика против экономики — это бои без правил. Ивановцы тогда отступили. А вот петербуржцы выступили против реализации в Охте проекта 320-метрового небоскреба «Газпром-сити», прозванного ими початком кукурузы. Между тем реализация спорного проекта должна была принести городу 7 миллиардов рублей ежегодных налоговых отчислений. Ни у кого не вызовет сомнений то, что початок за Смольным собором существенно изменил бы облик города.

У слова «одиозный» есть вполне безобидные корректные варианты: «спорный» и «неоднозначный», которыми уместно характеризовать отношение к архитектурным сооружениям. Напомню, что с требованием демонтировать Эйфелеву башню более ста лет назад выступали известные французские деятели культуры. Ги де Мопассан, например, говорил, что любит посещать ресторан на башне, потому что это единственное место, с которого не видна «эта уродина». Сейчас же вид на нее существенно поднимает в цене парижскую недвижимость. Установленный в 1955 году в центре Варшавы Дворец культуры и науки являлся упрощенным вариантом знаменитых московских сталинских высоток. После краха коммунистической системы его предлагали снести как память о советском господстве.

Но в феврале 2007 года дворец объявили памятником истории и культуры, и его визуальный образ стал хитом на рынке сувенирной продукции.

Отношение к зданию администрации города у меня было бы иным, если бы я не увидел калининградский Дом Советов. Местные жители не скупятся на безжалостные эпитеты: «безвкусная громада», «многоэтажный истукан», «откровенное уродство», «железобетонный монстр», «архитектурный монстр», «архитектурное бельмо», «дом-чудовище», «гигантский робот», «серый прыщ», «курятник», «новый замок», «памятник КПСС». Александр Сологубов в книге «Арт-гид по Калининграду-Кенигсбергу» так съязвил по поводу этого монстра: «Часто спрашивают, как я к нему отношусь. Отвечаю: как родители относятся к дитяти-уродцу. Любят».

Но разве можно назвать двенадцатиэтажное здание мэрии Иванова монстром? Назовем его замком, ивановским замком, средоточием городской власти, возвышающимся в центре города и неизбежно приковывающим внимание и пешеходов, и проезжающих мимо. С какой бы стороны ни смотреть на наш замок (а три его стороны практически одинаковы), он безукоризненно вписывается в ландшафт и одновременно отчаянно из него выпадает.

Писательница Виктория Токарева, рассуждая о женской внешности, заметила, что кроме женщин несомненно красивых и некрасивых можно выделить еще два типа: «вроде все хорошо, но чего-то не хватает» и «ничего особенного, но что-то есть». Именно к последнему типу красоты я бы и отнес поднимающееся на площади Революции здание ивановского замка.

Итак, чем же замечательна/примечательна наша городская 12-этажная вершина власти?

Во-первых, тем, что она была изначально построена из красного кирпича. Дореволюционное архитектурное наследие Иваново-Вознесенска большей частью краснокирпичное. Это фабричные корпуса, больницы, школы, церкви. Кирпич, конечно, в советское время был не тот, что прежде, но свою функцию символического маркера места выполнял исправно. Таким образом, красный параллелепипед смотрелся вполне органично.

Во-вторых, из-за исторически низкой застройки центра города (совсем как в Вашингтоне, округ Колумбия) здание это продолжительное время было видно издалека. Для того чтобы служить ориентиром для заблудившихся туристов, ему, разумеется, не хватает этажей двадцати-тридцати, но где же в Иванове заблудиться туристам?

В-третьих, место, которое занял замок, является историческим центром Иванова с дореволюционных времен. Стоявший там храмовый комплекс снесли в безбожном угаре, но ничего радующего глаз так и не возвели из-за сменившейся политической конъюнктуры. Так что замок стоит на священном месте, являясь вместе с примыкающим к нему единственным корпусом недостроенного Дома Советов зримым символом перерождения города из русского Манчестера в красный.

Возможно, кому-то рассуждения о мистичности этого здания покажутся натяжкой. Все же это не замок из одноименного романа Франца Кафки и не калининградский монстр, поставленный рядом с разрушенным замком курфюрста. Однако я готов упорствовать в своем мифотворчестве.

Это очень ивановское здание. Как и варшавский Дворец культуры и науки, это памятник эпохи, советской эпохи — времени, когда город радикально преобразился, утратил часть русского своеобразия и превратился в самый советский город. Посмотрите на сомнительный и интригующий облик здания в разные времена года и суток, на магический центр города, организующий его символическое пространство, но не являющийся эталоном красоты даже после декоративного рестайлинга, скрывшего его краснокирпичную внешность.

Плотин считал, что «красота существенна в развитии человеческой души… Если посреди города установить плохо спроектированное здание, в этом городе будут рождаться неудачные дети, а мужчины и женщины, глядя на уродливые структуры, будут вести агармоничную жизнь». Неужели мы так живем из-за замка?

Источник: Тимофеев М. Иваново. Город красной зари. Неканонический путеводитель. Иваново, 2017.

Комментарии

Самое читаемое за месяц