Шаг вперед с края пропасти

Российскую историческую науку от западной отделяет бездна. Не такая глубокая, как в советские времена, но тем не менее. Особенно хорошо это видно, когда они обе приходят в соприкосновение. Вот пара эпизодов, свидетелем и участником которых я был сам.

В 2005 году я принимал участие в одной немецко-русской студенческой конференции в Германии по военной истории и памяти о войне. В то время как раз отмечалось шестидесятилетие окончания Второй мировой войны. Участвовали местные немецкие студенты и российские — из МГУ и нескольких провинциальных вузов. Самое тяжелое — косное, советское — впечатление произвели студенты и профессора из МГУ.

Но ярче всего запомнился эпизод с докладом аспирантки из одного уральского университета. Речь шла о жизни населения одного тылового города во время войны. Доклад был гладкий, уверенный, с заранее известными выводами. Сначала речь шла о том, как тяжело тогда жилось: нищета, голод, нехватка всего самого необходимого… Потом без перехода шел рассказ о том, сколько денег, теплых вещей и прочего собрали жители города для фронта. Я спросил автора доклада, как она считает, сбор денег и вещей был принудительным или чистой благотворительностью. Она подумала и ответила: «Я надеюсь, благотворительностью». И тут в голос взвыли немецкие студенты-историки. Для них, как и для меня, такой ответ был немыслимым. При добросовестном исследовании на этот вопрос была обязана ответить его автор однозначно и в самом начале. При этом если разбираться в теме, то вопрос о благотворительности даже рассматриваться не мог. Какая благотворительность при сталинском режиме… Следовало только разобраться в механизме поборов с населения. Но такая постановка вопроса оказалась невозможной даже через 15 лет после распада СССР.

Другая история, уже 2012 года.

На юридическом факультете Университета им. Гумбольдта в Берлине состоялся двухдневный студенческий семинар на тему: «Сравнение секретных служб Германии и Российской Федерации». Присутствовать могли все желающие, которых кроме шести-семи студентов-докладчиков было двое (включая меня). Очень интересно было посмотреть на то, как немецкие студенты работают с такой темой.

Оказалось, что здорово работают.

Были рефераты по истории российских секретных служб; по правовой основе функционирования секретных служб в Германии и России, по их структуре, полномочиям и задачам, о методах контроля за спецслужбами и т.д. Очень детально и глубоко, на мой непрофессиональный взгляд. Поскольку все это шло по кафедре российского права, то студенты, как мне показалось, все были с русским языком в той или иной степени и, в основном, с русскими корнями. Но — явно выросшие в Германии.

Сюрпризом оказался последний доклад, на тему «Чекистское мышление». Автор — высокая длинноногая русская красотка модельного вида, с прекрасным немецким языком.

Смысл доклада сводился к тому, что при Дзержинском «чекисты» полностью соответствовали знаменитому определению «холодная голова, горячее сердце, чистые руки», при Хрущева, Андропове, Крючкове и позже — тоже соответствовали. И только при Сталине произошли временные отклонения от идеала. И что главной целью деятельности «чекистов» сегодня должна являться борьба за «духовную безопасность», то есть за охрану традиционных ценностей. При этом цитировала Дугина.

Это все настолько не соответствовало смыслу и уровню происходящего, что я некоторое время думал, что это все шутка. Другие, по-моему, тоже. Но перекосило, кажется, всех. Ей пытались осторожно объяснять что-то из юриспруденции, но все парировалось решительно и с милой улыбкой. Никакой рефлексии или неудобства.

Я тоже наводящие вопросы задавал, типа, имеет ли юридический смысл понятие «духовные ценности» и может ли борьба за них со стороны спецслужб иметь правовую и конституциональную основу, но безуспешно.

Потом справился, кто она такая. Оказалась, что из Москвы, доучивается в Берлине и одновременно — аспирантка Дипломатической академии МИДа. То есть скорее всего за спиной — МГИМО. Или МГУ.

Формально у девицы очень скоро будет все — отличное знание языков, диплом уважаемого западного университета, научный титул… Открытый путь в западные университеты на стажировки, участие в международных проектах и т.д. Вариантов много. И будет нужное количество диссертаций. Отличить ее от настоящих ученых по формальным признакам будет невозможно. По сути дела, эта девица — будущий клон Мединского или Васильевой, только более современный, с западным опытом общения.

Такими методами сегодня московское руководство готовит себе смену и кадры для руководящей работы за границей и проникновения в западные академические круги. И для руководства собственными академическими институтами или даже всей российской культурой.

***

Оба случая отражают два генетических порока российской исторической науки, унаследованных от СССР, — методологическую ущербность и официальную намеренную безнаказанность научных фальсификаций.

В советское время было хорошо известно, какими областями исторической науки нельзя заниматься ни в коем случае, если хочешь оставаться исследователем и себя уважать. Древней историей, Средневековьем, новой историей (с оговорками) можно было заниматься всерьез и почти без ущерба для себя и науки. Такие исследования не входили или почти не входили в противоречие с казенной идеологией.

Новейшая история, соответствовавшая по времени советской эпохе, была для порядочных людей запретной зоной. Тут были возможны только фальсификации. И отделаться ничего не значащими дежурными цитатами из классиков тут было невозможно. Требовалось фальсифицировать научные результаты.

Общая картина мира рисовалась специалистами Отдела пропаганды ЦК, а научные исследования должны были ее иллюстрировать. Поэтому практически весь массив советских исследований новейшей истории (особенно советской истории) ушел в небытие сразу после развала СССР вместе с научным коммунизмом, марксистско-ленинской эстетикой, историей КПСС, советским искусствоведением, историей советской архитектуры, и т.д., и т.п.

Цитировать эти работы сегодня практически невозможно, разве что использовать редкий фактический материал и статистику — и то тщательно их проверяя. Самые очевидные примеры советской лженауки — это когда заведомо лживый идеологический тезис вводится в название работы — как, например, в кандидатской диссертации нынешнего министра образования Ольги Васильевой: «Советское государство и патриотическая деятельность Русской православной церкви в годы Великой Отечественной войны» (1990). Из той же категории — докторская диссертация Вячеслава Никонова «Идейно-политическая эволюция республиканской партии США после Второй мировой войны» (1989).

В постсоветское время такого рода псевдонаучная деятельность продолжалась по нарастающей, но уже в новых идеологических условиях. Такова кандидатская диссертация Дмитрия Рогозина «Русский вопрос и его влияние на национальную и международную безопасность» (1996). В этой компании и докторская диссертация Натальи Нарочницкой «Россия в идейных и геополитических проектах мировой истории (конец XIX–ХХ вв.): в свете религиозно-философских основ истории» (2002). По поводу научной ценности таких работ никаких иллюзий быть не может. Это не исследования в прямом смысле слова, а тест на годность к руководящей идеологической работе. Но их авторы сегодня составляют, судя по всему, значительную часть высшей научной, политической и идеологической иерархии и вовсе не считают, что нанесли своей деятельностью ущерб науке. Наоборот, они продолжают его наносить.

В 90-е годы произошло расслоение научно-исторической среды в России. Стала нарастать настоящая серьезная наука в тех областях, где ее сроду не водилось. Но она оставалась делом одиночек-добровольцев. Общих требований к обязательной научной добросовестности и к соблюдению научных методик не возникло.

Зато возникли, если наблюдать со стороны, как бы несколько научных сообществ. Есть неформальное настоящее, состоящее из отдельных людей, всерьез занимающихся исследованиями и знающих, кто есть кто в науке по гамбургскому счету. Есть формальное, официально руководящее академической наукой и контролирующее раздачу научных званий. Его усилиями в России появились за последние годы толпы остепененных историков-фальсификаторов, множество возглавляемых ими псевдонаучных фондов, вроде фонда «Историческая память» Александра Дюкова или Российского военно-исторического общества Владимира Мединского. Или парижского «Института демократии и сотрудничества» Натальи Нарочницкой.

И есть третье, виртуальное, состоящее из высокопоставленных чиновников, которых второе сообщество снабжает фальшивыми диссертациями, положенными им в нынешней России по иерархическому статусу. Яркий пример — Владимир Якунин с его кандидатской диссертацией «Механизм разработки геостратегий в современном Российском государстве (на примере транспортно-железнодорожной сферы)» (2005) и докторской, защищенной двумя (!) годами позже, — «Процессы и механизмы формирования государственной политики в современном российском обществе» (2007). Ученым он стал без отрыва от руководящей работы в правительстве.

Последней категорией мошенников успешно, насколько это вообще возможно, занимается «Диссернет», благо в основном их диссертации уязвимы по части плагиата.

Кампания по лишению научного титула Владимира Мединского — первая попытка общественной борьбы с откровенной агрессивной лженаукой. Вообще-то я думаю, что она и не могла окончиться победой. Своих этот режим не сдает. Тем более что успешный прецедент имел бы ужасающие последствия. Под удар попала бы вся система руководства академической наукой, выстраивавшаяся заново за пару последних десятилетий. И вся система государственного стимулирования и финансирования научных фальсификаций.

На сегодня репутация научных титулов, присваиваемых в России за исторические исследования, окончательно уничтожена. Мало того, что докторский титул публично сохранен за шарлатаном Мединским. Буквально накануне этого события экспертный совет ВАК отказал в подтверждении звания доктора наук Кириллу Александрову, защитившему блестящую диссертацию по истории власовского движения. Эти два события дополняют друг друга.

Ведомство, которое официально должно заниматься контролем качества научных работ, в реальности занимается чем-то прямо противоположным — дискриминацией настоящих ученых и поддержкой шарлатанов. Это факт, который в нынешних условиях изменить невозможно.

Поэтому абсолютно оправдана реакция Кирилла Александрова, отказавшегося бороться за титул. Это и вправду не то, на что стоит тратить время.

Имеет смысл, на мой взгляд, организовать что-то вроде общественного экспертного совета и вести списки шарлатанов, официально получающих научные звания. Не в порядке возмездия, а для того, чтобы коллеги могли заранее знать, с кем имеют дело.