«Все значительно сложнее…» Вспоминая Арсения Рогинского

18 декабря 2017 года на 71-м году жизни умер глава правления Международного «Мемориала» Арсений Рогинский. Для автора этих строк Арсений Борисович был одним из образцов историка — по способу мышления и восприятия прошлого и настоящего, по уважению к источнику и его разностороннему комментированию, по умению координировать работу многих людей и представлять ее результаты на международных форумах. По меткому наблюдению Ирины Щербаковой, Рогинскому было свойственно редкое сочетание — источниковедческой скрупулезности с широтой взгляда на исторические события и историческую память.

Для меня Арсений Рогинский — это человек общения. Причем общения на равных несмотря на разницу возраста — в год моего рождения у него, де-факто главного редактора «Памяти», прошел второй обыск и его уволили с учительской должности. При каждой нашей встрече были долгие разговоры с обязательными кофе и сигаретами (однажды я даже осмелился, конечно же, безуспешно, попросить его меньше курить). Он умел расспрашивать и слушать. И очень любил рассказывать и рассуждать. Один раз это был рассказ о гибели в лагерях Васыля Стуса, в другой — о забытых декабристах или логике актуальных политических решений в России…

***

Арсений Рогинский родился 30 марта 1946 года в северном Вельске Архангельской области, куда сослали его отца — ленинградского инженера, арестованного впервые в 1938-м и повторно в 1951 году (из второго ареста он не вернулся — умер в тюрьме). По словам Льва Лурье, «страшная судьба отца и желание понять, как такое могло произойти, в значительной степени предопределили судьбу сына».

После посмертной реабилитации Бориса Рогинского его жена с двумя детьми в 1957 году переехала в Ленинград. В 1962-м Арсений поступил на филологический факультет Тартуского университета, где стал учеником Юрия Лотмана. В значительной степени под влиянием Лотмана Рогинский увлекся архивной работой с источниками ХІX века, изучал Карамзина (который должен был стать темой его диссертации) и истоки декабристского движения. После окончания университета в 1968 году Рогинский вернулся в Ленинград, где устроился на работу преподавателем литературы в вечерней школе для взрослых и параллельно работал в архивах и библиотеках над историческими сюжетами.

В 1976–1981 годах в самиздате и за границей вышли пять номеров исторического сборника «Память». Издание формально не имело редакционной коллегии, но именно Рогинский был его мотором. «Память» публиковала исторические источники, не имевшие шансов появиться в легальных советских изданиях. Редакторов «Памяти» интересовала история российской революции и советских репрессий, общественная жизнь 1920-х годов и деятельность академических институтов. Особое место занимали источники личного происхождения — воспоминания и дневники. Принципиально важными в их публикации были как наличие максимально содержательных комментариев, так и идеологическая полифония (то есть представление и социалистических, и монархических, и религиозных текстов). В круг авторов «Памяти» входили как молодые, так и уже признанные историки, в частности Михаил Гефтер (с его любимой фразой: «Нет-нет, все значительно сложнее…») и Яков Лурье. Представителем редакции за границей была Наталья Горбаневская, которая в 1975 году уехала из СССР во Францию.

В апреле 1981 года, после двух обысков и увольнения из вечерней школы, Рогинского пригласили на беседу в Ленинградский ОВИР и дали 10 дней на размышления по поводу подачи документов на выезд в Израиль. От такого предложения Рогинский отказался. Тогда в июне 1981 года его лишили права пользования Публичной библиотекой за «ненадлежащее использование материалов библиотеки». А в августе 1981 года Рогинского арестовали.

В ноябре 1981-го в Ленинграде начался судебный процесс. Историка обвинили в подделке архивных отношений. Своей вины Рогинский не признал, на все вопросы следствия отвечал: «Не подтверждаю и не отрицаю». В декабре 1981 года Рогинский произнес в суде свое последнее слово. В нем он описал архив как «естественное продолжение библиотеки», говорил об абсурдности чрезмерной секретности, универсальных стандартах академических публикаций и порочности практики невыдачи архивных документов на основании их «несоответствия теме исследования».

Советский суд присудил Рогинского к четырем годам лагерей общего режима. Этот срок он отбывал в пяти разных лагерях на севере СССР. Среди осужденных за криминальные правонарушения. До августа 1985 года.

После освобождения Рогинский переехал в Москву. Вскоре там началась история «Мемориала». Как рассказывал сам Арсений Борисович, «Мемориал» родился в 1987–88 годах как общественное движение и институционализировался в январе 1989-го. С самого начала его главными темами стали история советского террора и защита прав человека. Принципами «Мемориала» были легальность, открытость, непринятие насилия как способа разрешения политических проблем, язык права в общении с властями. Арсений Рогинский сыграл ключевую роль в его институциональном росте, проявил талант организатора и переговорщика. В течение 1990-х «Мемориал» стал международно признанным правозащитным и исследовательским центром с собственными библиотекой и архивом, несколькими научными проектами и изданиями, историческим конкурсом для школьников и сайтом «Уроки истории».

В марте 2008 года «Мемориал» опубликовал обращение «О национальных образах прошлого» — призыв к открытому и ответственному международному обсуждению трудных проблем ХХ века. Сегодня этот текст представляется не менее (если не более) актуальным, чем почти десять лет тому назад. Например, вот этот тезис: «Почти во всех странах бывшего “социалистического лагеря” процветают ныне те формы историко-политической рефлексии, которые позволяют представить “свои” страдания исключительно как результат “чужой” злой воли… То обстоятельство, что коммунистические режимы в этих странах в течение многих лет опирались не только на советские штыки, но и на определенные внутренние ресурсы, — постепенно исчезает из национальной памяти». Или вот это наблюдение: «Культивирование образа собственного народа как “жертвы”, возведение уровня человеческих потерь в ранг национального достояния органически связаны с отчуждением ответственности, с персонификацией образа “палача” в соседе. Это естественный результат рефлекторной потребности людей снять с себя слишком неподъемный груз гражданской ответственности за прошлое. Но снятие с себя всякой ответственности и возложение ее на соседа — не лучшая основа не только для взаимного понимания народами друг друга, но и для собственного национального возрождения»…

***

Мы впервые встретились с Арсением Борисовичем в Киеве в 2008-м на российско-украинской встрече, где мне посчастливилось лично познакомиться и с Борисом Дубиным, и с Дмитрием Фурманом. Отношения со всеми назваными старшими коллегами стали исключительно близкими и доверительными. Арсений Борисович, практически сразу после нашего знакомства, помог с изданием моей книжки «Упражнения с историей по-украински» — первой моей попыткой систематизировать разного рода размышления над историческими политиками и мифологиями в постсоветской Украине. Она была написана в последний год президентства Ющенко и вышла в 2010 году в Москве. Благодаря, прежде всего, двум людям — Арсению Рогинскому и Борису Долгину.

На протяжении нескольких очень интенсивных лет (2009–2012) мы с коллегами приглашали Арсения Борисовича в Киев и Вильнюс, были вместе на Книжной ярмарке во Львове, я ездил на Сахаровскую конференцию в Москву. Мы регулярно встречались на Историческом форуме в Фонде им. Генриха Бёлля в Берлине, соорганизатором которого выступал «Мемориал». Один раз Арсений Борисович попросил заменить его на конференции в Турине. В другой раз мы случайно встретились в Париже: в тот самый день (29 ноября 2013 года) умерла Наталия Горбаневская, и я увидел, с какой болью Арсений Борисович принял это известие…

Каждая встреча была для меня оказией прислушиваться и открывать новое. Рогинский был увлекательным и очень глубоким рассказчиком. Очень метким, а иногда и беспощадным в оценках. Помню услышанные от него острые оценки некоторых модных российских или немецких историков и, в то же время, теплые и полные уважения отзывы о людях и публикациях, которым, по его мнению, удавалось почувствовать историческое время. Согласен с Никитой Петровым, что у Арсения Борисовича было «поистине художественное видение реальности и очень тонкий нюх на людей». А еще он умел учить без пафоса и банальностей, без прямолинейных советов. Учить исследовательскому мышлению, искусству публичного выступления… В моей электронной почте сохранилось письмо Рогинского от марта 2015 года, после нашей встречи на открытии в Потсдаме выставки польского фотографа Томаша Кизны. Я поблагодарил Арсения Борисовича за подсказки по поводу нескольких моих публикаций, а он ответил: «Не придумывайте, никаких советов я Вам не давал, Вы сами знаете, как и что. Удачи! Ваш АР».

Последние месяцы Арсений Борисович тяжело болел. Мы обменивались приветами через общих знакомых. Но этого было недостаточно. Однажды я особенно остро почувствовал, что должен написать ему, попросить выздоравливать, пожелать встречи в новом году… В тот самый день его не стало.

Источник: Уроки истории. XX век