Энтони Гидденс: «Мы страдаем от “космополитической перегрузки”, и перед нами стоит серьезная задача — создать ответственный капитализм»

От редакции: Интервью с известным британским социологом и политическим мыслителем лордом Энтони Гидденсом любопытно с различных точек зрения. Это фрагмент готовящейся к публикации книги Лабинота Кунушевчи [1], в которой тот беседует с легендарными социологами.

— Как бы вы описали значение социологии и роль социологов в общественной эмансипации, особенно в наш «век перемен»? Считаете ли вы, что социология должна функционировать как часть позитивистской парадигмы, или же в ней должно быть больше рефлексии об истории и социальной реальности?

— Основная задача социологии – изучить истоки и последствия возникновения современной индустриальной цивилизации, а также ее распространения по всему миру. Таким образом, основное внимание в этой науке уделено двум или трем последним столетиям. Но, разумеется, необходима сравнительная перспектива — поэтому социология довольно сильно пересекается с антропологией. Позитивизм в социологии обречен на неудачу, поскольку отношение науки с ее предметом — поведением человека — по сути своей рефлексивно. Социологические идеи, если они представляют хоть какой-нибудь интерес, уже встраиваются в мир, который пытаются описывать, и в определенной степени реструктурируют его.

— Что бы вы сказали о средствах массовой информации, о развитии и усложнении технологий в эту эпоху глобализации? Глобализация приносит нам больше возможностей или больше рисков, и каков тип общества, которое мы намерены создать в уже глобализованном мире?

— Глобализация — взаимозависимость сообществ во всем мире — ключевая черта модерной эпохи. За последние триста лет глобализация была обусловлена двумя основными факторами — экономической (и военной) экспансией Запада и нарастающей интенсивностью коммуникации. Эти два процесса тесно связаны. Распространение печати с XVIII века сделало возможным появление современного государства и облегчило развитие географически разбросанных империй. Всплеск электронной коммуникации значительно ускорил эти процессы, но в конечном итоге привел к тому, что они стали действительно глобальными, тогда как раньше в центре внимания была европейская цивилизация. С наступлением эпохи цифровых технологий процессы глобализации стали еще интенсивней и вторглись в нашу частную жизнь.

— Какие структурные и культурные изменения, на ваш взгляд, вызваны глобализмом в современную эпоху, особенно в переходных обществах постсоциалистического блока и балканского региона?

— Результат изменений — текучий мир, аналогов которому в предшествующей истории не отыскать. Цифровая коммуникация часто вдохновляет и служит основой эмансипации — все это сопоставимо, например, с тем, как трансформировалась медицина. Но она также приводит к неустойчивости и неопределенности будущего и скорее обостряет, чем снимает, существующие идеологические противоречия. Трудно жить в мире интенсивного, повседневного космополитизма. Мы страдаем от «космополитической перегрузки»: по мере того как космополитизм завоевывает мир, возникают мощные контртенденции, возвращение к секционным идеологиям и разделениям. Так, во многих областях мы наблюдаем возвращение национализма, космополитические ценности ставятся под вопрос, возникает новый религиозный фундаментализм. Но космополитизм и фундаментализм могут сочетаться самым причудливым образом. Например, Исламское государство (организация, запрещенная в РФ. — Ред.) является скорее средневековой теократией, но использует передовые цифровые технологии для достижения своих целей. Оно враждебно современности, но глубоко в ней укоренено.

— Мир, в котором мы живем, сталкивается с множеством проблем, в том числе с глобальной миграцией населения с востока на запад и с юга на север. Как вы объясняете миграцию, те основные проблемы, с которыми сталкиваются затронутые ею страны, и каковы проблемы самих мигрантов?

— Ну, в каком-то смысле мы все сейчас мигранты, неважно, перемещаемся ли мы физически из одной части мира в другую. Благодаря цифровым технологиям большинство из нас ежедневно соприкасается с множеством культур и мнений. Расстояние больше не препятствует мгновенной коммуникации, что обязано колоссальному росту компьютерных мощностей. Первый смартфон появился на рынке около десяти лет назад. Сегодня в мире насчитывается 2,5 миллиарда смартфонов и вдвое больше мобильных телефонов в целом. Смартфон у вас в кармане обладает более мощным процессором, чем суперкомпьютер пятнадцатилетней давности. У физической миграции много разных форм, но обычно в ней есть глобальная составляющая. Например, около двух миллионов филиппинцев живут и работают в других странах мира. Подавляющее большинство из них составляют женщины и дети. Они применяют цифровые средства для связи с семьями — супругами и другими родственниками, разбросанными по всему миру. Конечно, многие мигранты из более бедных стран не столь продвинуты, они бегут от угнетения: например, тысячи людей сейчас пытаются попасть в США из Латинской Америки или спасаются от конфликтов на Ближнем Востоке. Каждый день здесь разворачиваются настоящие трагедии.

— Если рассматривать глобальные вызовы и риски: ядерное оружие, межэтнические и межконфессиональные конфликты, рост экстремизма, изменение климата и т.д., — что, на ваш взгляд, опаснее всего для мира во всем мире? Есть ли равновесие между возможностями, которые предлагает современность, с одной стороны, и реальными угрозами, с другой?

— Мы живем в мире, который начал отодвигаться «от края истории», но порвать с историей далеко не способен. Под этим я подразумеваю, что сегодня мы сталкиваемся с рисками, с которыми не встречалась никакая другая цивилизация в истории, — такими как изменение климата, массовый рост населения или наличие ядерного оружия. Некоторые из этих рисков экзистенциальны: они угрожают самой непрерывности производства, распределенного теперь по всей поверхности земли. Мы не можем сказать, какие из них «опаснее всего», поскольку истинный уровень риска по определению неизвестен. Его не с чем сопоставить в прошлом, как в случае с более традиционными рисками.

В то же время у нас как у человечества в целом есть возможности, выступающие далеко за пределы того, что было доступно в предыдущие века; и не только в плане материального прогресса, но и в плане духовного обогащения нашей жизни. Я называю это «обществом высоких возможностей и столь же высоких рисков», где практически невозможно заранее узнать, во что выльется взаимосвязь между двумя этими факторами. Эта взаимосвязь на данный момент — нечто базовое для оценки состояния человечества. Это не постмодернистский мир в том смысле, в котором этот термин обычно используют — отсылая к краху разума и условно универсальных ценностей. Скорее, почти повсеместно разворачивается битва между универсальными ценностями и разнообразными секционными разделениями.

— Почему вы считаете, что мы живем не в постмодернистскую эпоху, а все еще в высокой модерности?

— Наша личная и даже глубоко интимная жизнь трансформируется под действием изменений, происходящих в мировом сообществе. Здесь я сошлюсь на проблематику моей книги «Современность и самоидентификация», хотя некоторые из описанных в ней процессов сейчас стали еще более радикальными. В мире почти бесконечных источников возможной информации представление о самом себе становится рефлексивным проектом. Все мы должны развернуть повествование о себе — сюжетную линию, которая собирает нашу жизнь воедино, — наперекор текучему миру. Традиции и обычаи уже не в силах: они сами создаются и изобретаются заново. Сама современность формирует не только идентичность, но и тело, сложными и противоречивыми способами. Так, ожирение сейчас стало глобальным явлением, угрожающим здоровью человечества. Около миллиарда людей во всем мире сегодня имеют избыточный вес, причем не только в процветающих, но и во многих развивающихся странах. В то же время примерно столько же людей недоедает, страдает от истощения или даже оказывается на грани голодной смерти. А среди самых богатых культ тела принимает совершенно противоположную форму: люди посвящают многие часы фитнесу и спортивным тренировкам, часто доходя до одержимости ими.

— Какие изменения принесла модерность с развитием квалификаций и стимуляцией доверия к ним? Насколько это способствует созданию «технократии», которая «поглощает» спонтанность, свободу, равенство и т.д., лежавшие в основе модерности?

— «Технократия» не кажется мне главным препятствием для наших шансов на успешное освоение тех возможностей и рисков, которые мы сами создали в современной цивилизации. Скорее, влияния, которые я описал, по-прежнему действуют в мире, в значительной степени зависящем от требований рыночного капитализма, но сам мир изменился благодаря радикальной глобализации и цифровой революции. Например, почти все деньги сейчас стали электронными, и их можно мгновенно перевести в любую точку планеты, что раньше было немыслимо. Мировой экономический порядок в основе своей определяется действиями потребителей, с одной стороны, и глобальных компаний, в том числе финансовых, с другой. Большинство этих процессов не проходит через демократические системы государств, даже самые сильные. Это одна из причин нынешних политических стрессов и напряжений. Всем очевидно, что у национальных политиков недостает полномочий, чтобы сколь-нибудь существенно воздействовать на важнейшие факторы нашей жизни. Ради победы на выборах они вынуждены давать обещания, которые просто не в силах выполнить. Налицо колоссальное неравенство, особенно с теми, кто на самом верху, но его сложно преодолеть, учитывая, что капитал можно с легкостью перемещать по всему миру. Значительная часть доходов, выведенных в офшоры, не участвует в производстве. Только если государства научатся коллективному сотрудничеству, они смогут обуздать происходящее. Но возможно ли такое сотрудничество — открытый вопрос.

— Продолжаете ли вы одобрять «политику третьего пути», и по-прежнему ли она актуальна на данный момент? Как бы вы объяснили мировой экономический кризис в этом контексте? За счет чьих ресурсов надлежит выстроить механизмы и системы, которые помогут преодолеть проблемы экономического роста?

— Глобальный финансовый кризис — пока еще совсем не разрешенный — позволил по-новому увидеть многие из особенностей мирового сообщества, о которых мы говорили выше, включая и гендерное измерение, если учитывать роль «заряженной маскулинности» в агрессивном поведении людей, играющих на мировых денежных рынках. Но есть еще один существенный фактор — роль в происходящих событиях неоклассической экономической теории. Никакая другая научная дисциплина не повлияла на мировую историю так сильно. Ее господство привело к глобальной экономике и радикальному подчинению всей экономики свободным рыночным механизмам. Такое наблюдение выводит нас на общие вопросы — вопросы политического характера. По-прежнему ключевые позиции я отдавал бы «третьему пути», который понимается как способность к полной перемене общей политической ориентации — такой, что вышла бы за пределы национальных государств. Перед нами стоит серьезная задача — создать форму ответственного капитализма, при котором накопление богатства согласуется с социальными потребностями, в том числе и экологическими.

— В заключение, что вы скажете о нынешнем состоянии Европейского союза и о его отношениях с балканскими странами?

— ЕС, как всем нам известно, сейчас переживает особенно тревожную фазу своей эволюции. Примерно десять лет назад ЕС — вместе с его валютой, евро, — принимался за воплощение истории успеха. Сегодня же он едва держится на плаву в пучине неурядиц. Курс евро не стабилизировался должным образом, и само продолжение его существования остается под угрозой. Доверие к ЕС среди граждан в некоторых государствах-членах упало до минимума. Популистские партии почти везде на подъеме. На востоке Европы ситуация с Украиной создает огромные риски, вплоть до ядерного конфликта. Хаос в Ливии и некоторых других государствах на Ближнем Востоке и в Северной Африке также создает серьезные риски на южной оконечности ЕС. Мигранты наводнили Средиземноморье в отчаянных попытках обрести новую жизнь. Несмотря на это, а отчасти и благодаря этим проблемам, ЕС по-прежнему играет важнейшую роль в обеспечении устойчивости и дальнейшем развитии европейского субконтинента. В книге «Беспокойный и могучий континент: какое будущее ждет Европу?» я пытаюсь показать, почему это так. Только дальнейший прогресс ЕС может помочь разрешить проблемы балканских стран.

Примечание

↑1. Лабинот Кунушевци родился в Республике Косово. Он окончил Приштинский университет со степенью магистра социологии, основная сфера его исследований — социология коммуникаций. В рамках проекта, посвященного пересечению международной и национальной социологии, он взял интервью у видных социологов по всему миру. Три из них — с Джорджем Ритцером, Патрицией Хилл Коллинз и Ибрагимом Беришей — недавно были опубликованы в «Глобальном диалоге», журнале Международной социологической ассоциации.

Источник: Economic Sociology and Political Economy