Василий Молодяков
«…Когда в портфелях дипломатов уже объявлена война»: США, 1940
Ловкость рук в политической игре: варьете-1940
3 012 
© Harris & Ewing, photographer [Public domain or Public domain], via Wikimedia Commons
Корни исторических событий — на то и корни, что не лежат на поверхности, а таятся в глубине. Раскапывать их — не только главное удовольствие в работе историка, но и его прямая обязанность. Не менее интересно отследить момент, когда был запущен часовой механизм исторической бомбы, которую уже не остановить. Понять, кто и зачем запустил ее. Случайность? План? Умысел? Бывает по-разному. Например, как в стихотворении Георгия Шенгели «27 июля 1830» — о маленьком событии, давшем старт Июльской революции и сделавшем свержение Бурбонов неизбежным:
Случайным выстрелом старуха сражена.
И рота гвардии глядела с перекрестка,
Как с телом поползла капустная повозка,
Зардели факелы и взмыли знамена.
За полночь перешло. Все двигалась она.
Толпа все ширилась, нелепо и громоздко,
И ярость плавилась, и сыпалась известка,
И битое стекло от каждого окна.
А в бедной хижине, за Севрскою дорогой,
Священник молодой, томим глухой тревогой,
Решил вплоть до утра сидеть и ожидать.
И, пред распятием клоня свои поклоны,
Не знал, что в этот миг его старуха-мать
Дрожаньем мертвых рук ниспровергала троны.
Примерно то же самое произошло в Тайбэе 28 февраля 1947 года: расправа полиции над бедной торговкой сигаретами дала старт народному возмущению и его жестокому подавлению гоминьдановцами — самому кровавому событию в истории Тайваня ХХ века.
Про сараевский выстрел написано в каждой книге о Первой мировой войне, хотя насчет заговора «Черной руки» единого мнения нет (конспирология?). Помните анекдот про бедного человека, поймавшего золотую рыбку, которая соглашалась удовлетворить только одно его желание? Наконец, сторговались на двух взаимосвязанных. Бедняк хотел быть знатным и много путешествовать. На следующее утро он проснулся на пышной кровати под балдахином и услышал почтительный шепот камердинера: «Ваше высочество, изволили пробудиться? Вставайте, пора ехать в Сараево».
Каждые выборы президента Соединенных Штатов Америки становятся, без преувеличения, событием мирового значения, поскольку именно от них часто зависит разрешение дилеммы «мир или война».
Исхода выборов 1940 года ждали во всех столицах. Ждали ответа на вопрос: вступят ли США в европейскую войну, еще не ставшую мировой, на стороне Великобритании, как вступили в 1917 году, или останутся формально нейтральными, помогая ей, как было до тех пор? Как и раньше, участвовать в «иностранных» — или «чужих» — войнах (foreign wars) абсолютное большинство американцев не желало, несмотря на всю возможную симпатию к «британским кузенам» и антипатию к их врагам. Как и раньше, этого хотел Лондон. Но в 1940 году президент Франклин Рузвельт стремился вступить в войну куда больше, чем президент Вудро Вильсон в 1916 году. В тот год тоже были выборы…
То, что Рузвельт — «кандидат Войны», было ясно всем мало-мальски разбирающимся в политике людям, но среди американских избирателей они составляли меньшинство. Остальным президент «снова, снова и снова» обещал, что их детям не придется участвовать — а значит, и погибать — в «чужих войнах» (знаменитое “Again, and again, and again…”), потому что с прямыми призывами к войне было не победить. Если бы ему противостоял ярко выраженный «кандидат Мира», исход выборов мог бы стать иным. Но откуда таковой мог взяться?
Демократы легко определились с кандидатом в президенты, поскольку мастер политической интриги Рузвельт разобщил и ослабил потенциальных соперников. Поначалу интрига заключалась в том, пойдет ли ФДР (Франклин Делано Рузвельт) на нарушение неписаного, но строго соблюдавшегося правила, не позволявшего действующему президенту баллотироваться в третий раз. По мнению известного политического аналитика Джона Флинна, Рузвельт «тешился мыслью о третьем сроке со дня второй инаугурации» и «сделал окончательный выбор в начале 1939 года, если не ранее», но «хранил решение в полной тайне почти от всех <…> желая, чтобы требование “призвать” его возникло в партийных рядах само собой» [1]. Выдержав паузу, он позволил съезду демократов уговорить себя (почти как Иван Грозный!) и получил большинство при первом же голосовании. Рузвельт мастерски провел кампанию, манипулируя общественным мнением и не считаясь с критикой.
На номинацию от «слонов» претендовали сенаторы Роберт Тафт и Артур Ванденберг, экс-президент Герберт Гувер и прокурор Манхэттена Томас Дьюи, прославившийся как борец с мафией и пронацистским германо-американским Бундом. Тафт, Гувер и Ванденберг были радикальными антиинтервенционистами: первые два оставались ими до смерти, третий «сменил вехи» после вступления США в войну — под влиянием любовницы-англичанки, за которой стояла британская разведка. Никакой конспирологии — это доказано историками на основании документов [2]. Дьюи занимал умеренную позицию. Однако на съезде в Филадельфии верх неожиданно одержал адвокат Уэнделл Уилки, еще осенью 1939 года формально числившийся демократом.
Республиканская развилка: интервенционист Уэнделл Уилки (справа) и «изоляционист» Роберт Тафт. Источник: James T. Patterson. Mr. Republican. A biography of Robert A. Taft. Boston, 1972.
Объяснением «филадельфийского чуда» был интервенционизм кандидата, способного «перерузвельтить Рузвельта» (выражение историка Уэйна Коула) [3]. «Кто открыл Уилки?» — вопрошал публицист Портер Саржент. И сам ответил: «Генерал Хью Джонсон последовательно выдвигал его и теперь громко заявляет, что был первым. Уолтер Липпман, рупор Томаса Ламонта, месяцами рекламировал Уилки. Дороти Томсон давно пела ему дифирамбы» [4].
К именам архитектора рузвельтовского «нового курса» (Джонсона), партнера банковского дома Моргана (Ламонта) и двух журналистов (Липпман и Томсон) молва добавляла имя британского посла в Вашингтоне лорда Лотиана. Историк Томас Маль показал роль англичан в выдвижении Уилки, как в «обращении» Ванденберга и кампаниях против конгрессмена-«изоляциониста» Гамильтона Фиша и «нацистского агента» Джорджа Сильвестра Вирека [5].
«Во-первых, люди, стоявшие за кандидатурой Уилки, тесно сотрудничали с Рузвельтом. Во-вторых, они же тесно сотрудничали с британской разведкой и ее дочерними организациями. В-третьих, Уилки тесно сотрудничал с британской разведкой и ее “дочками”. В-четвертых, тесное сотрудничество Уилки с предполагаемым противником — Рузвельтом, особенно совместные усилия по отрешению от власти представителей собственной Республиканской партии, является редким, если не уникальным в американской политической истории. Наконец, секретность и сегментированность операции по выдвижению Уилки принадлежат к основам ремесла разведки; никто из участников не знал достаточно, чтобы видеть всю картину в целом» [6]. Так что издатель газеты Chicago Tribune — рупора антиинтервенционистов — Роберт Маккормик неслучайно назвал Уилки «республиканским Квислингом» [7].
Уэнделл Уилки включился в борьбу позже всех кандидатов от Great Old Party. Только в канун партийного съезда и при мощной поддержке нью-йоркской прессы он смог занять второе место после уверенно лидировавшего Дьюи. На съезде 24–28 июня происходили странные вещи: у Гувера во время программной речи оказался сломан микрофон, так что его не было слышно; во время пресс-конференции экс-президента в холле отеля громко играл оркестр; сторонники Уилки получили дополнительные входные билеты, которых не хватало другим, и т.д. Как только в кулуарах пошли слухи о союзе Тафта и Дьюи, Липпман публично сравнил первого с Невилем Чемберленом (на тот момент хуже было только сравнение с Гитлером и Сталиным), а второго обвинил в популизме и оппортунизме. И Тафт, и Дьюи предлагали Ванденбергу пост вице-президента, но не смогли договориться.
На второй день съезда в New York Times на правах платного объявления появилось подписанное конгрессменом Фишем и другими антиинтервенционистами обращение к делегатам, «американским матерям, трудящимся, фермерам и ветеранам» с призывом «остановить интервенционистов и поджигателей войны, остановить Демократическую партию», подкрепленное высказываниями пяти демократов (!), включая сенаторов Бертона Уилера и Раша Холта. Chicago Tribune опубликовала аналогичное обращение (с иным составом подписавших, но с теми же цитатами!) к съезду демократов, призывавшее «не допустить превращения Демократической партии в партию вмешательства и войны».
26 июня съезд республиканцев принял внешнеполитический раздел предвыборной платформы с заявлением «решительной оппозиции вовлечению нашей страны в иностранную войну». Подготовленный при участии влиятельного Гамильтона Фиша, он был составлен из общих фраз… и потому устроил всех.
Как выяснилось вскоре после войны, германский поверенный в делах в США Ханс Томсен сообщил в Берлин, что обращение к «делегатам, матерям, трудящимся, фермерам и ветеранам» составил Вирек и что его формулировки «почти дословно» вошли в текст платформы. Поверенный попросил выделить деньги на оплату дальнейших публикаций и трехдневной поездки в Филадельфию 50 членов Конгресса по приглашению «известного республиканского конгрессмена» с целью «воздействовать на делегатов в пользу изоляционистской внешней политики». Поездка состоялась, но в более скромном масштабе; публикаций тоже было немного. Фиш — речь шла о нем — отрицал получение «хотя бы цента» от немцев и сообщил, что на газетную кампанию его сторонники истратили 3-4 тыс. долларов. Томсен оценивал ее в 60–80 тыс., рассчитывая, что половину соберут сами республиканцы [8].
Шок, сенсация?! Нацисты стояли за антиинтервенционистским течением в Республиканской партии? Рузвельтовские и прорузвельтовские пропагандисты пролили цистерны типографской краски, дабы обвинить своих противников в потворстве Третьему рейху, если не в прямой работе на него, приводя подобные аргументы. Тема слишком сложна и серьезна, чтобы говорить о ней бегло, походя. Скажем о главном. Абсолютное большинство американцев относились к нацистской Германии с нескрываемой неприязнью, о чем говорили результаты всех опросов общественного мнения. Но воевать с ней из-за этого не собирались. Германии же было выгодно неучастие Америки в войне, поскольку Англии «великая заокеанская демократия» и так уже помогала, чем могла.
Что требовалось Белому дому от съезда Республиканской партии? Немного. «Рузвельт нуждался в номинации Уилки», — признал их апологет Чарльз Петерс [9]. После шестого (!) тура голосования республиканцев ФДР, наконец, получил номинацию Уилки — вместе с гарантией своей победы на выборах. «Отказав Тафту, республиканцы не смогли предложить альтернативу интервенционизму, — подытожил Фиш. — Выдвижение Уилки поставило американцев перед выбором между Траляля и Труляля» [9].
Ему вторил бывший республиканский кандидат на президентских выборах 1936 года Альфред Лэндон, проигравший тогда Рузвельту: «Позиция Уилки не отличается от позиции Рузвельта, которая предусматривает вступление в войну ради победы Англии. Если бы Уилки заявил об этом на съезде республиканцев, его бы не выдвинули. Если бы Рузвельт заявил об этом перед выборами, его бы не переизбрали» [10].
Отношения двух кандидатов исчерпывающе изобразил один карикатурист. На коленях у контурно очерченного — и многозначительно улыбающегося — Рузвельта-чревовещателя сидит тщательно прорисованная кукла-Уилки и «говорит»: «Заявляю от имени Республиканской партии…» [11]
Via The Trustees of Indiana University
Изо всех сил старавшийся «перерузвельтить Рузвельта» в отношении войны в Европе, Уилки ожидаемо проиграл выборы, после чего незамедлительно поддержал курс президента и быстро утратил влияние среди республиканцев. Но дело было сделано. Антиинтервенционисты решили дать президенту и его политике новый бой и создали национальный комитет «Америка прежде всего» (America First — звучит знакомо, не правда ли?). Но это уже совсем другая история.
Примечания
Комментарии