Борис Докторов
Джордж Гэллап в России
Профессия — социолог. Встречи и искания
3 354 
© Via gallup.de
Памяти коллеги и друга — тюменского профессора Клары Григорьевны Барбаковой (25.11.1934–19.02.2018).
От автора: Предлагаемая статья выросла из серии постов «Джордж Гэллап в России», которые я размещал с ноября прошлого года на моем аккаунте в Фейсбуке. Биография и творчество Джорджа Гэллапа (1901–1984) интересуют меня около 20 лет, однако я не думал, что найду множество разнообразных фактов популярности имени Гэллапа в России. Но вначале идет мой небольшой рассказ, написанный в 2009 году. Он — не о Гэллапе в России, но имеет непосредственное отношение к главной теме статьи.
Ночной разговор у Шугозера, или как Гэллап стал Лениным
Именно сегодня мне вспомнился минутный ночной разговор на въезде в поселок Шугозеро в Тихвинском районе Ленинградской области, а затем — небольшой социологический опрос в калифорнийском городке Фостер-Сити. Разговор произошел в конце 1970-х годов, а опрос я провел двумя десятилетиями позже. Разделенные в пространстве и времени, эти два случая соединились в памяти, потому что в социокультурном отношении они зеркальны и дополняют друг друга. Они — об известном, но часто удивляющем… об упрощенном, стереотипном понимании американцами российской реальности и русскими — американской. Первым всплыло в памяти событие из далекого прошлого, потому начну с него.
На исходе 70-х я с группой социологов ленинградского Института социально-экономических проблем АН СССР участвовал в опросе населения Тихвинского района — большой и малонаселенной территории примерно в 200 км к востоку от Ленинграда. Тихвин состоял из двух частей: Старого города и Нового. В исторической части, сохранившей черты уездного российского городка, в основном были небольшие деревянные дома, в современной — стандартные четырех-пятиэтажные. Других городов в районе не было, лишь разбросанные далеко друг от друга деревни. Мы включили в выборку не только Тихвин, но и населенные пункты сельского типа. В частности, было решено провести опрос жителей Шугозера — самого большого (по-моему, около двух тысяч человек) поселка в районе.
У нашей социологической экспедиции был микроавтобус, и как-то утром мы отправились в поселок. Путь был долгим, к тому же мы слегка заблудились. Зима, рано темнеет… Бедность вокруг ужасная: покосившиеся дома, какие-то крошечные лавки… основная одежда — ватники… Проезжали пустые деревни… Помню идущую вдоль дороги деваху, лицо которой было в крови, она плакала, а за нею шли и гоготали два здоровенных парня… Приехали мы в Шугозеро вечером, нужно было купить еды, магазин найти не можем… заметили идущую пожилую женщину, бабушку, в деревнях женщины рано стареют, тормознули… Подхожу к ней и спрашиваю: «Бабушка, где здесь можно купить хлеба, молока?» Она мне отвечает: «Ты что, миленький, мы живем хуже, чем в Америке».
В конце 1990-х я уже жил в Америке. Работал секьюрити в 22-этажном офисном билдинге, заканчивал обучение в колледже и потихоньку возвращался в социологию — осваивал прошлое опросных методов и становление опросов общественного мнения в США. Как-то незаметно для меня одним из центров этого исследования становился Джордж Гэллап, о жизни которого я раньше ничего не знал. Чаще всего я работал в третью смену, называемую не очень весело — graveyard shift. Есть разные объяснения происхождения этого термина, но во всех отмечается физиологическая и психологическая трудность ночной работы. Смена начиналась в 11 вечера и кончалась в 8 утра следующего дня. Если сменщик не приходил вовремя, я должен был оставаться на работе.
Сама работа была несложной, но ответственной; мы с напарником отвечали за безопасность центрального здания и еще двух, расположенных в нескольких минутах ходьбы от него, а также работавших там людей.
К началу ночной смены жизнь в здании утихала, за состоянием важнейших систем его жизнеобеспечения можно было следить на экранах мониторов, и я мог почитывать свои толстенные учебники. Уходившие с работы поздно и приходившие на работу рано обязаны были расписываться в специальном журнале, лежавшем рядом со мною. Они обращали внимание на мои учебники и спрашивали, не студент ли я. Я говорил, что завершаю обучение в колледже, начинался разговор… Американцы — доброжелательны и контактны, через какое-то время я со многими был знаком.
Как-то я решил узнать, знакомо ли американцам лицо человека, имя которого многие из них практически ежедневно слышат по телевидению или читают в газетах; ибо результаты опросов общественного мнения, проводимых Организацией Гэллапа, регулярно обсуждаются средствами массовой информации.
Via The Gallup House
Я распечатал из Интернета портрет Гэллапа (он размещен на этой странице) и начал спрашивать уходивших с работы сотрудников, кто изображен на фото. Как правило, это были люди, окончившие университет или колледж: математики, специалисты по компьютерной технике, финансисты. В течение нескольких смен я опросил около десяти человек. Никто из них не узнал Гэллапа.
Две беседы я особенно хорошо запомнил. Одна молодая женщина, не знавшая, кто изображен на фото, спросила меня: «Кто это?» Я ответил: «Джордж Гэллап (George Gallup), который изобрел опросы общественного мнения». Она посмотрела на меня с некоторым сомнением и сказала: «Интересно, так это фамилия человека… а я думала, что название опросов, они же проводятся быстро, восходит к слову gallop (галоп)». Другой ответ оказался еще памятнее для меня. Мой респондент, знавший, что я из России, подумал немного и сказал-спросил: «Ленин?».
***
1. Джордж Гэллап как символ новой социальной науки
Советский и американский социолог Владимир Шляпентох писал: «…Гэллап в России <…> оказался символом новой социальной науки, способной противопоставить лживой официальной картине общества правдивое описание…»
Выход в свет перевода книги Джорджа Гэллапа и Соло Рэйя «Пульс демократии» и широкая презентация этой работы 14 ноября 2017 года, в набирающий силу «День социолога», — само по себе событие, важное в научной, политической и общественно-культурной жизни России. И все же мне думается, что этот факт следует рассматривать не только как сам по себе, но на фоне множества других событий, укладывающихся в явление или процесс, который можно назвать «Джордж Гэллап в России». Допускаю, что ошибаюсь, но я не могу припомнить имени еще одного современного иностранного социолога, которое было бы столь же известно в России, как Гэллап.
Естественно задаться вопросами о природе подобной популярности этого американского обществоведа в России и о том, когда начался путь Гэллапа в России. Мне представляется весьма убедительным объяснение этого феномена, данное В.Э. Шляпентохом (1927–2015), одним из первых советских исследователей общественного мнения.
Как-то в начале 2009 года, после выхода в свет трех моих книги по истории опросов общественного мнения в США, в долгой телефонной беседе Шляпентох, который, по-моему, коротко и не умел говорить, сказал, что напишет рецензию на мои книги и в чем-то согласится со мною, но в чем-то нет. Конечно, я был тронут этим предложением и обещал ответить на любые его вопросы, если это потребуется. И действительно, вскоре такая рецензия вышла в двух весьма авторитетных изданиях [1].
Представив кратко книги и автора, а также мой подход к анализу истории опросов и биографии Гэллапа, Шляпентох задал вопрос: «Но почему российский, а не американский ученый оказался автором самой детальной биографии Гэллапа и других корифеев знаменитых на весь мир опросов общественного мнения?» Конечно, ответ на этот вопрос он в определенной мере связал с моим образованием и характером работы в России до отъезда в Америку. Но все же главное он видел в социальной обусловленности интереса российских ученых к изучению общественного мнения и деятельности Гэллапа. Процитирую этот фрагмент текста из «Социологического журнала» с некоторыми купюрами:
«Другое дело СССР. В 1960-е годы никто из нас даже в самых смелых мечтах не допускал появления демократии в стране. Все наши надежды связывались только с движением к “социализму с человеческим лицом”» и смягчением режима, надеждой на согласие Кремля учитывать в своих решениях интересы народа. <…>
Признание общественного мнения в качестве важного фактора в жизни тоталитарного общества (совместимость этих двух явлений — уже другой вопрос) и разрешение властей на его честное изучение было пределом наших желаний. Восторженная вера в магию общественного мнения, якобы способного изменить стиль руководства страной, понимание важности его изучения требовали от нас, организаторов первых опросов в стране, создания собственной галереи героев, которые могли бы служить высокими примерами проведения опросов общественного мнения. Таким примером стал Гэллап. <…>
Исторически возникшая органическая связь опросов общественного мнения с социологией в СССР объясняется, на мой взгляд, тем, что они виделись обществоведам как локомотив, призванный привести в движение всю эмпирическую социальную науку. Появление, пусть временное, грушинского Института общественного мнения при “Комсомольской правде” (1960 г.) рассматривалось в стране как грандиозное продвижение всей социологии. Поэтому Гэллап в России стал фигурой иного звучания, отчасти — более мощной, чем на своей родине. Он оказался символом новой социальной науки, способной противопоставить лживой официальной картине общества правдивое описание его состояния. Отсюда почти мистическая слава Гэллапа в России, которая распространилась не только среди определенных слоев советской интеллигенции, в основном либеральной и горячо поддерживавшей социологию и опросы, но и среди партийной номенклатуры. В отличие от сегодняшнего политического класса России, коммунистическая элита тайно, а иногда и почти открыто уважала Америку и разделяла с интеллигенцией культ Гэллапа» (с. 166–167).
В подтверждение своих слов Шляпентох вспомнил, как в 1976 году он «пробивал» возможность провести общесоюзный опрос для газеты «Правды» по территориальной выборке. «Ответственный сотрудник “Правды” усомнился в необходимости для газеты знать мнение всего населения страны, а не только ее подписчиков (и где-то он был, конечно, прав). Но мое желание осуществить задуманный проект и продвинуть вперед технику опросов было настолько сильно, что я прибегнул к очевидному для профессионала лукавству. Настаивая на “моей” генеральной совокупности — “население страны” и отвергая предложение газеты — “подписчики”, я заявил, что именно так на моем месте поступил бы Гэллап. “Гэллап, — задумчиво и уважительно повторил мой собеседник. — Ну, что ж, так тому и быть”. И первая территориальная выборка населения страны по месту жительства со случайным отбором на всех стадиях была спасена» (с. 167–168).
Вспомнил Шляпентох еще один случай помощи Джорджа Гэллапа ему, более широко — советским социологам: «Укажу еще на одно следствие гэллаповской революции, важное для советских социологов: опыт Гэллапа помог провести в СССР опросы с ограниченными ресурсами. Дело опять-таки в начальстве — воспитанное на идеологии переписей населения, оно было склонно доверять результатам опросов, только если они охватывали десятки тысяч респондентов. Когда я докладывал итоги первого национального опроса, выполненного по просьбе “Известий” в 1966 году, я мог впечатлить их тем, что мы опросили 10 000 подписчиков и еще получили 30 000 прессовых анкет (заполненных опросников, напечатанных в газете). Я прекрасно понимал уже тогда, что наша выборка нелепо велика, если, конечно, оставить в стороне необходимость изучения отдельных групп населения. Пришлось потратить в дальнейшем немало усилий, чтобы публика и профессионалы освоили знаменитый тезис Гэллапа о том, что в опросах важен не столько объем выборки, сколько правила отбора. И если сегодня национальные выборки российских полстерских организаций часто не превышают 2000, то это означает, что дух гуру из Принстона победил в России окончательно» (с. 170).
Статья В. Шляпентоха выложена в Сети, посмотрите ее внимательно. Она — не о Гэллапе, она о влиянии Гэллапа на становление опросов общественного мнения в СССР/России.
16 ноября 2017
2. Джордж Гэллап: «…в вопросе советско-американских отношений я оптимист»
Прежде всего поблагодарю профессора факультета журналистики МГУ Ларису Федотову, которая указала мне на давнюю статью журналиста-международника Бориса Стрельникова из «Правды». В ней он одним из первых рассказал советским людям о Джордже Гэллапе и его технологии изучения общественного мнения. Было это четыре десятилетия назад («Правда», 1976, 24 февраля). Статья называлась «Две встречи в Принстоне».
Мне захотелось прочесть эту статью, но было понятно, что столь давний экземпляр «Правды» я не найду в Интернете. И все же я запросил в Гугле: «Борис Стрельников» и «Две встречи в Принстоне». Великая вещь — эта поисковая машина, через несколько секунд я узнал о существовании небольшой книги очерков Бориса Стрельникова «Тысяча миль в поисках души» (1979), в которой на страницах 94–95 расположен искомый текст.
Стрельников рассказывает о посещении Института Гэллапа, о выборке и работе интервьюеров. Конечно, сегодня, особенно после перевода книги Гэллапа и Рэйя «Пульс демократии», мы знаем об опросной технологии Гэллапа много больше, чем сказано в очерке Стрельникова, но сорок лет назад все это звучало по-новому и интригующе. Особенно неправдоподобной была мысль о том, что, опросив 1500 человек, можно узнать мнение американцев по важнейшим темам политики.
Приводятся слова Гэллапа: «С какой бы стороны мы ни подходили в наших опросах к теме разрядки международной напряженности, сегодня примерно 7-8 из каждых 10 опрошенных высказываются за нормализацию отношений между СССР и США, за договоренность с Советским Союзом по главным проблемам, от которых зависят мир и безопасность на всей земле». И, конечно, приятно читать заключительные слова беседы Стрельникова с Гэллапом: «Можете написать, что в вопросе советско-американских отношений я оптимист. Уверен, что политика разрядки напряженности победит, какие бы трудности и препятствия ни нагромождались на ее пути».
19 ноября 2017
3. Сталин, Рузвельт и… Гэллаповские опросы
Я чувствую некую фантастичность, провокативность в заголовке этого поста. Но гипотетичность, даже вызов всегда может предшествовать строгому научному поиску.
Выше было отмечено, что статья Бориса Стрельникова в «Правде» от 24 февраля 1974 года, возможно, одна из первых, в которой советским людям рассказывалось о Джордже Гэллапе и его технологии изучения общественного мнения. Пока я не изменил своего предположения об этой публикации, но думаю, что все же имя Гэллапа вполне могло «светиться», скорее, «изредка мелькать» в центральной советской прессе еще во второй половине 1930–1950-х годах.
Франклин Рузвельт впервые был избран американским президентом в 1932 году. И уже в начале 1933 года начал проводить реформы, составившие «Новый курс». Известно, что Сталин с самого начала деятельности Рузвельта внимательно следил за его политикой, видя в ней нечто ценное для проведения индустриализации в СССР. Уже летом 1934 года Сталин отметил: «Несомненно, из всех капитанов современного капиталистического мира Рузвельт — самая сильная фигура», — и указывал на его «инициативу, мужество, решительность».
Время летит быстро, вскоре наступил 1936 год — новые президентские выборы. Безусловно, Сталин понимал, что лучшим вариантом для него было переизбрание Рузвельта, и думаю, что соответствующие службы начали следить за ходом предвыборной борьбы. Скорее всего, советское посольство, корреспонденты «Правды», «Известий», ТАСС и другие структуры регулярно изучали прессу и уже летом 1936 года могли обратить внимание на появление новой технологии изучения электоральных установок — опросов избирателей — и на новые имена аналитиков: Джорджа Гэллапа, Арчибальда Кроссли и Элмо Роупера. Их верный прогноз победы Рузвельта был своего рода шоком для общества и освещался всеми печатными изданиями и радио.
И что, в Кремле об этом не знали? И что, Сталину не направляли информацию об ожидаемой победе Рузвельта, а потом — о переизбрании в 1940 и 1944 году? А данные Гэллапа и Роупера об отношении американцев к «Европейской войне», об изменениях отношения населения к открытию «Второго фронта»? О позитивном отношении к Красной армии, особенно после победы под Сталинградом?
Неужели в «Правде», «Известиях» и других центральных газетах не говорилось о настроении американцев по отношению к победам России? Не рассказывалось о президентских избирательных кампаниях?
23 ноября 2017
4. Лариса Федотова: «Мои “социологические университеты” начались в годы обучения на факультете журналистики МГУ»
Любое историческое исследование, а данная тема, конечно же, относится к изучению прошлого, включает в себя выстраивание хронологии определенного типа событий. В данном случае представляет интерес процесс вхождения имени Джорджа Гэллапа и информации о его деятельности в советскую социологию, более широко — в научную и политическую культуру советского общества.
Интересный взгляд на эту тему дает мое интервью с профессором факультета журналистики МГУ, доктором социологических наук Ларисой Николаевной Федотовой, проведенное в 2015 году, и наша недавняя переписка.
В 1961 году Лариса Федотова поступила в МГУ на факультет журналистики, а в 1966 году стала аспиранткой того же факультета и вместе с большой группой аспирантов вошла в проект Бориса Андреевича Грушина «Общественное мнение», который осуществлялся в ИКСИ АН СССР. В 1966–67 годах Юрий Александрович Левада читал на факультете свои лекции по социологии. Это были лекции для 5-го курса, но аспиранты, уже включенные в эмпирическую социологию, естественно, не могли их пропустить. Как объяснял сам Ю. Левада в предисловии к вышедшей позднее книге «Лекции по социологии» (1969), «задача лекций была в том, чтобы ознакомить студентов-журналистов с кругом социологических проблем и методов, причем в слушателях предполагалось знание комплекса философских и общественных дисциплин, входящих в университетскую программу. Этим объясняются как отбор материала, так и в значительной мере способ его изложения, иллюстрации и т.д.».
В 1967 году Левада вел семинар для аспирантов по теории общественного мнения. Ходило туда совсем немного народу, общение было почти персональным. Как-то Юрий Александрович принес книгу — оригинал Уолтера Липпмана «Общественное мнение», перевода еще не было, и аспиранты глава за главой читали и обсуждали ее… И уж точно там был разговор и про Гэллапа…
Когда Б.А. Грушин организовал Центр изучения общественного мнения, Лариса Федотова стала работать там, уже окончив аспирантуру и защитив диссертацию по проблематике Грушинского Проекта. ЦИОМ готовился к первому всесоюзному опросу, и задачей Л. Федотовой было изучение того, что делалось в этом направлении в США. Номер за номером в спецхране Ленинки она прочитывала Public Opinion Quarterly, выписывала образцы вопросов, реферировала теоретические статьи по общественному мнению. В каждом номере журнала давались результаты последних опросов, проведенных разными фирмами, чаще всего это был Гэллап. За первое десятилетие выпусков POQ (его начали издавать в 1938 году) там встретилось несколько статей Дж. Гэллапа, кое-что из биографического там проскальзывало…
Таким образом, воспоминания Ларисы Федотовой показывают, что уже в середине 1960-х, возможно, и раньше, будущие создатели ВЦИОМ — Б.А. Грушин и Ю.А. Левада — знали теоретические и методологические разработки Липпмана, Гэллапа в области изучения общественного мнения, не говоря уже о том, что это были обществоведы с глубоким философским осмыслением социальных проблем. Добавлю, Грушин в то время был в командировке в Париже, где изучал опыт Института изучения общественного мнения Франции и откуда привез немалую коллекцию методического материала.
Для самой Ларисы Федотовой погружение в работы Гэллапа, как и в лекции Левады, и участие в проектах Грушина во многом определило область ее научных интересов в будущем. Много позже, в 1997 году Левада был оппонентом при защите ею докторской диссертации «Массовые коммуникативные процессы в условиях общественной модернизации России». Сейчас она, работая на факультете журналистики МГУ, читает обязательные курсы — для магистров «Общественное мнение в рекламе и связях с общественностью», «Эффективность коммуникации в связях с общественностью», для бакалавров — «Реклама и связи с общественностью», на отделении дополнительного образования и для аспирантов «Общественное мнение в рекламе и связях с общественностью». Конечно, во всех этих курсах в той или иной степени рассматривается гэллаповское наследие.
1 января 2018
5. Валерий Коробейников: «Даже в Советском Союзе имя Гэллапа знакомо очень многим»
Сама по себе тема «Гэллап в России» может показаться весьма частной, неинтересной для направленного анализа. Но если ее трактовать шире, как часть истории российской социологии, то становится понятным, что она — пример, элемент очень сложного и мало изученного процесса — вхождения в советскую социологию идей, концепций, теорий, методов, имен современных западных социологов.
Если начать «раскручивать» эту историко-социологическую тему, откроется много интересного, неочевидного, возникнет множество вопросов: «Почему с концепцией X, методом A и именем N так, а с концепцией Y, методом B и именем M иначе?» В конце 1960-х я, по совету известного советского психолога Бориса Герасимовича Ананьева, изучал «миграцию» многомерного факторного анализа из одной области психологии в другую и проникновение этого метода в российскую/советскую психологию. Помню, на семинаре, где я делился своими находками, многое его участникам казалось удивительным.
В нашей недавней переписке профессор Лариса Федотова (см. выше) напомнила мне о статье Клары Георгиевны Бойко (она работала в ИНИОН) «Институт Гэллапа» (США: экономика, политика, идеология. 1972. № 5) и о книге Миры Михайловны Петровской «Общественное мнение США: опросы и политика» (М., 1977). Эти работы я читал в начале 1980-х годов, по моим впечатлениям, они носили конструктивный характер. Сейчас я нашел в каталоге Российской национальной библиотеки в Петербурге еще несколько работ М.М. Петровской. Прежде всего, ею была подготовлена диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук: «Опросы общественного мнения в общественно-политической жизни США». Защита состоялась в 1977 году в Институте США и Канады АН СССР. Кроме того, ею опубликованы книги: «Президент Дж. Картер и американское общественное мнение» (1978), «США, политика сквозь призму опросов» (1982), «В ответ на вызов века: Перемены в массовом сознании американцев» (1988). Эти книги я не видел, но полагаю, в них есть информация и о методе Гэллапа, и о результатах его опросов.
Несколько позже после названных выше работ К. Бойко и М. Петровской увидела свет небольшая книга В. Коробейникова «Пирамида мнений» (М.: Молодая гвардия, 1981); она вышла значительным тиражом — 50 000 экз. — в серии «Университет молодого марксиста» и, несомненно, имела большую читательскую аудиторию.
Валерий Семенович Коробейников (1931–2010) — журналист, социолог; доктор философских наук, профессор. Окончил МГИМО. В течение 10 лет до поступления в аспирантуру работал журналистом; по окончании аспирантуры с 1974-го по 1990 год руководил сектором, а затем отделом социологических проблем общественного мнения в Институте социологии АН СССР; его докторская диссертация — «Генезис и особенности духовного общения через средства массовой информации» (М.: ИСИ АН СССР, 1977).
В. Коробейников начинал свое кандидатское исследование «Анализ содержания массовой коммуникации» (М.: ИКСИ АН СССР, 1969) под руководством Б.А. Грушина на материалах «Таганрогского проекта», но вскоре их пути разошлись. Это были социологи принципиально разных взглядов на роль массовой коммуникации в обществе, более того, различным было их понимание социологии. В противостоянии М.Н. Руткевича с ведущими сотрудниками Института Коробейников был на стороне Руткевича.
Если перечитать сейчас «Пирамиду мнений», станет очевидно, что, уже став социологом, Коробейников фактически оставался партийным пропагандистом, это отчетливо читается даже в названиях его книг: «Идолы века. Средства массовой информации и капитализм» (1972); «Голубой чародей. Телевидение и социальная система» (1975); «Духовное общение, обмен информацией, идеологическая борьба» (1976); «Возрастание роли и значения общественного мнения в жизни социалистического общества» (1979); «Пирамида мнений. Общественное мнение: природа и функции» (1981); «Редакция и аудитория: социологический анализ» (1983); «Светоч разума. Очерки о революционной российской мысли и ее творцах» (1987).
Анализу деятельности Гэллапа в «Пирамиде мнений» отведено несколько страниц, которые, конечно, в начале 1980-х давали некое позитивное представление о сделанном им. Однако в целом Гэллап, в то время еще активно участвовавший в изучении общественного мнения американцев, был назван там не исследователем, давшим новый мощный импульс развитию демократии в США и в мире, а — цитирую — «пробивным социологом», который не ошибся в коммерческом значении результатов опросов. «Газеты и журналы действительно стали покупать данные опросов, ряд из которых носил и носит надуманный характер, был предназначен для дешевых сенсаций и отвлечения внимания общественности от серьезных проблем… Результаты опросов давали богатую пищу для сенсационных статей и “глубокомысленных” комментариев, а в итоге забивали сознание “среднего американца” ненужной информацией» (с. 88). Вместе с тем Коробейников отмечал, что уже в конце 1930-х годов методология Гэллапа стала использоваться при изучении общественного мнения в Англии и Австралии. И далее: «В послевоенные годы такой процесс продолжался и привел к тому, что гэллаповские опросы приобрели очень широкую известность во многих странах. Даже в Советском Союзе имя основателя Американского института общественного мнения знакомо очень многим» (с. 89).
У книги есть подзаголовок: «Общественное мнение: природа и функции», основное внимание в ней уделено анализу феноменологии общественного мнения и определению его места в советском обществе. Грустно сегодня сознавать, что ни в тексте книги, ни в литературных сносках В. Коробейников не нашел возможным назвать фамилию Б. Грушина. На момент выхода книги в свет для знающих людей это было знаком неуважения автором ученого, который положил начало разработке стержневой темы книги.
В конце 1980-х В.С. Коробейников отошел от изучения процессов массовой коммуникации. Руководил социологической службой Парламентского центра РФ; работал в аппарате Российского земского движения; дважды баллотировался на выборах в Государственную Думу (в 1995 году — от блока «Земский собор», в 1999 году — от движения «Духовное наследие»); был проректором Международного славянского института.
9 января 2018
6. Советские социологи в гостях у Джорджа Гэллапа
Еще один поворот в теме «Джордж Гэллап в России» — посещение советскими социологами Принстона и их беседы с Гэллапом. Их не было очень много, но несколько наших коллег посетили Институт Гэллапа и обсуждали с ним вопросы изучения общественного мнения.
Ниже привожу воспоминания Бориса Максимовича Фирсова и Николая Петровича Попова.
Борис Фирсов о встрече с Джорджем Гэллапом
Впервые Б.М. Фирсов рассказывал мне о визите в Институт Гэллапа сразу после возвращения из командировки в Америку в 1977 году; тогда у меня никаких планов изучения истории американских опросов общественного мнения не могло быть и не было. Приводимый текст Фирсова — фрагмент нашего интервью, состоявшегося в 2005 году. Этот материал я неоднократно публиковал в разных изданиях, но и здесь воспоминания Фирсова абсолютно естественны. Это относится и к фотографии Гэллапа, подаренной им советскому социологу.
«В 1977 году я прошел стажировку при Институте Гэллапа в Принстоне. Сначала Гэллап отнесся ко мне сдержанно, наверное, это было реакцией на мой максимализм и настойчивость. Я изначально просил о разрешении провести одну рабочую неделю в стенах напряженно работающей организации и устроить мне встречи со всеми ключевыми фигурами, включая Гэллапа и его сыновей, активных помощников и продолжателей дела своего отца.
Условились, что я приеду для предварительной беседы, а там — будет видно. Мы встретились с Гэллапом в назначенное время. Лицо открытое, глаза проницательные, манера поведения, располагающая к откровенности и прямоте диалога. После краткого моего представления Гэллап взял кусок мела, передал его мне и произнес: “Идите к доске, посмотрим, что и насколько глубоко вы знаете”.
Фото подарено Б.М. Фирсову
Секретарше он сказал, что с мистером Фирсовым намерен говорить долго, поскольку тот претендует на семь дней стажировки вместо разового ознакомительного визита. Мэтр спрашивал меня обо всем — понимании социальной роли феномена общественного мнения, методах его изучения, способах представления результатов исследований, этике взаимоотношений с респондентами и многом другом, включая мое собственное мнение о состоянии исследований в нашей стране.
В конце встречи он отвел 15 минут на мои вопросы и на объяснение в подробностях целей моего визита в Принстон. Я спросил его, в частности, об отношении сената и конгресса США к конкретным результатам опросов общественного мнения. Он сказал, что практически после каждых очередных выборов ему приходится заниматься социологическим ликбезом новых конгрессменов.
Отправляясь на очередные слушания, после состоявшейся избирательной кампании, он знает, что один вопрос ему будет задан в обязательном порядке: “Где гарантия, доктор Гэллап, что мнение двух тысяч американцев, на которое вы ссылаетесь, представляет мнение основных слоев населения страны, а также населения в целом? Можно ли доверять вашим результатам?”
Ответ на этот “коварный” вопрос он сформулировал около 40 лет назад и с той поры воспроизводил его без изменений: “Для того чтобы оценить вкус приготовленного супа, вовсе не обязательно вычерпывать всю кастрюлю до дна. Достаточно хорошо перемешать суп и отведать одну ложку. Гарантии представительности сведений об общественном мнении — в высоком качестве выборки!”
Политики всего мира похожи друг на друга. О том же позже меня часто спрашивали ленинградские партработники в периоды проведения опросов работающего населения Ленинграда по заданиям обкома КПСС.
Затем вошла секретарша, которой было сказано следующее: “Этому джентльмену из России следует показать все, что он хочет видеть, устроить деловые встречи со всеми сотрудниками, которые его интересуют. Под его честное слово (обещание не публиковать научные материалы, ввиду того, что они являются собственностью коммерческой организации) — снабдить образцами отчетов, методик, материалами, регламентирующими сбор информации об общественном мнении. Дать ему для чтения отчеты о наиболее типических исследованиях, включая маркетинговые”.
Перед прощанием Дж. Гэллап сказал, что Россия как партнер его очень интересует. Он хотел бы создать филиал в Москве или Ленинграде. Сразу этого не сделать, но начинать надо, не откладывая дела в долгий ящик. Например, он готов провести на представительных выборках советско-американское исследование по любой теме, которую назовет советская сторона или я сам как представитель академического учреждения.
Правда, он догадывается, что у меня не может быть полномочий на переговоры по такому поводу. Я не должен стесняться сказать ему об этом. Вот что значит деликатность и предупредительность в отношениях с человеком, который сейчас не является партнером, но может им стать! Расстались мы дружески, а я целую неделю ездил из Нью-Йорка в Принстон, изучая деятельность всех звеньев Американского института общественного мнения».
Николай Попов о встрече с Джорджем Гэллапом
Кратко о своих встречах с Гэллапом Николай Попов рассказал в написанном им Послесловии к переводу книги «Пульс демократии» (с. 248–252).
Их первая встреча состоялась в 1972 году, когда разворачивалась разрядка Брежнева – Никсона, в воздухе был разлит энтузиазм и надежды на улучшение отношений между СССР и США.
Николай тогда работал в Вашингтоне в бюро АПН и одновременно писал диссертацию на факультете журналистики МГУ по социальной психологии восприятия прессы. Он созвонился с Гэллапом и поехал к нему в Принстон, штат Нью-Джерси. Они встретились в том же старом трехэтажном особняке, в котором с 1939 года находится Американский институт общественного мнения Джорджа Гэллапа, основанный в 1935 году, и в котором была написана книга «Пульс демократии».
Знакомство перешло в ланч, и беседа продолжалась до вечера. Гэллап рассказал о работе своего института, проявил интерес к развитию социологии в СССР и особенно массовыми опросами. Николай рассказал о работах Б.А. Грушина и его Института общественного мнения в «Комсомольской правде».
После этого Гэллап поделился с Н. Поповым идеей совместных, параллельных опросов на неполитические, общечеловеческие темы. Он просил Попова убедить советского посла в Америке А.Ф. Добрынина в том, что такой опрос будет полезен для политики разрядки. Попов передал предложение Гэллапа Добрынину, он послал письмо в ЦК КПСС, но ответа не последовало.
Сотрудничество Попова с Гэллапом продолжалось, когда Николай регулярно приезжал в Америку как руководитель группы по изучению общественного мнения в Институте США и Канады. По мнению Попова, «в большой мере научный и организационный опыт Гэллапа был нами использован при создании и становлении Всесоюзного центра изучения общественного мнения в 1988 году… Именно Институт Гэллапа служил нам образцом национального центра, задающего тон в методологии изучения общественного мнения, организации всеохватывающей сети, регулярно информирующего общество о результатах своих измерений через систему публикаций». Интересно еще одно воспоминания Попова: «Опыт анализа Гэллапа неустойчивых, быстро меняющихся оценок и настроений избирателей в президентских избирательных кампаниях оказался мне как нельзя полезен, когда я работал руководителем социологического направления в администрации президента Б. Ельцина в 1994–1996 годах, особенно накануне выборов 1996 года». Как мы помним, та кампания закончилась для Ельцина успешно.
Воспоминания Н. Попова и Б. Фирсова свидетельствуют: Джордж Гэллап был готов к сотрудничеству с советскими аналитиками общественного мнения. И, думается, такие совместные акции много бы дали и в научном плане, и в социально-политическом отношении. Однако оно не состоялось.
10 января 2018
7. Друг Гэллапа, психолог, консультант президентов Хэдли Кэнтрил был в Москве в 1958 году
Сказанное выше позволяют утверждать, что в 1970-е годы Гэллап был готов к сотрудничеству с советскими социологами и был заинтересован в проведении сравнительных исследований. Мои историко-социологические поиски позволяют сделать предположение о том, что такую задумку Гэллап вынашивал уже во второй половине 1950-х, а возможно, она родилась ранее, сразу после смерти Сталина. Такое заключение я делаю, основываясь на содержании книги Хэдли Кэнтрила «Советские лидеры и формирование человека» (Cantril H. Soviet Leaders and Mastery over Man, 1960). Но сначала — немного о Хэдли Кэнтриле (1906–1969).
У меня есть все основания особо внимательно относится к творчеству Х. Кэнтрила, ибо я считаю себя его последователем в одной из ниш методологии социологии. Когда в конце 1970-х Б.М. Фирсов вернулся из командировки в Америку, он привез и подарил мне книгу Кэнтрила Gauging Public Opinion (1944) об измерении общественного мнения. Его подход к типологии погрешностей измерения опросов я учитывал, когда строил свою метрологическую схему анализа надежности измерения общественного мнения. Но лишь в начале 2000-х я начал изучать биографию Кэнтрила, и постепенно приходило понимание того, каким всесторонним ученым и какого масштаба личностью он был, к какому кругу интеллектуалов он принадлежал. В конце 2003 года я опубликовал первую статью о нем. Мне повезло, в ходе работы я консультировался с учеными, работавшими с ним, списался с его сыном — Альбертом Кэнтрилом, тоже полстером и политическим исследователем. Главы о жизни и творчества Кэнтрила вошли во все мои книги по истории американских опросов, но наиболее полно такой материал представлен в работе «Отцы-основатели: история изучения общественного мнения» (2006).
Кэнтрилу принадлежит ряд классических результатов в области психологии массового сознания. Всем специалистам известно его исследование паники, искусственно вызванной радиоспектаклем по роману Герберта Уэллса «Война миров». В 8 часов вечера 30 октября 1938 года, накануне праздника Хэллоуин, в радиоспектакле американцы услышали сообщение о высадке пришельцев с Марса. Звуковое оформление передачи создавало впечатление начала сражения с марсианами и возникновения паники среди населения. Не все слушали передачу с самого начала; те, кто настроился на эту волну несколько позже, восприняли ее как репортаж с места событий. Диктор сообщал, что марсиане распространяются по округу Нью-Джерси, им наперехват выслана полиция, применено лучевое оружие и есть тысячи убитых. Звучали голоса «очевидцев», следовали «официальные сообщения»… Радиослушатели стали звонить своим родственникам и друзьям в другие штаты. Дослушавшие передачу до конца поняли, что это был спектакль. Но многие в страхе покидали дома, дороги были забиты транспортом, люди врывались в церкви и, прерывая богослужение, рассказывали о случившемся… Причины и механизмы возникновения паники были описаны Кэнтрилом и его соавторами в книге The Invasion from Mars: A Study in the Psychology of Panic («Вторжение с Марса: исследование психологии паники»), не потерявшей своего значения и в наши дни.
Гэллаповская технология опросов заинтересовала Кэнтрила в 1936 году после успешного предсказания победы Франклина Рузвельта на президентских выборах, в ней он увидел эффективный инструмент для познания общественного сознания. В 1936 году Кэнтрил стал профессором Принстонского университета. Решение о переходе в Принстон, писал он, в немалой степени было обусловлено предложением Гэллапа о сотрудничестве. В одной из статей Альберт Кэнтрил писал по этому поводу: «…соседство с организацией Гэллапа больше всего повлияло на решение Кэнтрила принять приглашение Принстонского университета». В письме, полученном мною от Альберта Кэнтрила, говорилось о многолетней дружбе отца и Гэллапа и отмечалось, что оба они понимали важность использования эмпирического инструментария при изучении общественного мнения и разделяли убежденность в том, что народ мудр, если он достаточно информирован.
В качестве автора, соавтора и редактора Кэнтрилом выпущено 20 книг и большое количество статей; он подготовил множество специалистов по изучению общественного мнения; он — один из основателей журнала Public Opinion Quarterly. При этом Кэнтрил выполнял сложные правительственные заказы, нередко исходившие от разведывательных структур. После войны в обстоятельной статье, в которой анализировались итоги опросов, проводившихся им в 1939–1945 годах, он писал: «Большая часть этих материалов в то время, когда они собирались, была доступна лишь Белому дому и немногим сотрудникам правительства». Кэнтрил был одним из тех, кто в определенной мере влиял на внешнюю политику США в предвоенный период, в годы Второй мировой войны и во время Холодной войны. То, что он счел возможным и нужным сказать о работе на правительство, изложено в его мемуарах, опубликованных в 1967 году.
В 1966 году Кэнтрил был назван лауреатом премии Американской ассоциации исследователей общественного мнения. В обосновании этой высшей профессиональной награды, в частности, отмечено: «Как психолог он показал, что социальное восприятие можно изучать с помощью опросных методов; как аналитик общественного мнения — что даже чрезвычайно сложные политические проблемы могут быть предметом научных разработок; как политолог он первым продемонстрировал, что крупномасштабные опросы общественного мнения могут служить делу укрепления мира».
Не вызывает сомнений, что поездка Кэнтрила в Советский Союз в 1958 году имела научные и политические цели, также он хотел понять психологию населения и элиты. Мне думается, что какие-то общие соображения о поездке в Москву и некоторые результаты наблюдений Кэнтрил обсуждал с Гэллапом.
Отчет Кэнтрила был направлен непосредственно президенту Эйзенхауэру, которого в середине 1950-х годов он консультировал по психологическим аспектам внешней политики. Кэнтрил предлагал относиться к стране Советов жестко, но с большим уважением; это, по его мнению, могло бы улучшить отношения между Востоком и Западом. На сайте Мемориальной комиссии Дуайта Эйзенхауэра мне удалось найти официальное сообщение о незапланированном ланче президента Эйзенхауэра с Кэнтрилом. Встреча состоялась 15 января 1959 года, вскоре после возращения Кэнтрила из Союза. Присутствовали также генерал Эндрю Гудпастер, руководитель администрации президента, и его помощник, сын президента майор Джон Эйзенхауэр. С 1954-го по 1961 год генерал Гудпастер был советником Эйзенхауэра и участвовал в формировании политики по отношению к постсталинской России. Не исключено, что в ходе этого ланча Кэнтрил изложил свои впечатления о виденном и общие выводы социально-политического характера.
В 1960 году по итогам изучения Кэнтрилом работ Ленина, Сталина, выступлений ряда советских лидеров, публикаций советских философов и психологов, анализа прессы и художественной литературы, а также на основе личных впечатлений была выпущена названная выше небольшая книга «Советские лидеры и формирование человека». В настоящее время она является ценным историко-политическим документом, в котором, кроме всего прочего, представлена официальная советская точка зрения относительно исследований общественного мнения в стране.
Кэнтрил отмечал, что, поскольку советская идеология и философия трактовали научные методы как конкретизацию положений диалектического материализма применительно к той или иной области научных исследований, эмпирическое изучение общества, в том числе с помощью опросов общественного мнения, не представлялось актуальным, фактически оно было «полностью запрещено». В частности, он вспомнил об одной дискуссии в Институте философии АН СССР в Москве, на которой была затронута тема изучения общественного мнения. Он услышал от оппонентов, что «мнения — “субъективны” и не отражают “объективную” среду».
Кэнтрила и Гэллапа связывали долгие годы сотрудничества и дружбы. После смерти Кэнтрила Гэллап писал: «Д-р Кэнтрил был одним из первых, если не самым первым из тех, кто принес в учебные аудитории личный опыт изучения общественного мнения… Он в равной мере комфортно чувствовал себя в теории и практике. С учетом данных своих исследований общественного мнения он консультировал президентов Рузвельта, Эйзенхауэра и Кеннеди в критические периоды истории. Судя по последующим событиям, его советы были хорошо обоснованы». Скорее всего, Гэллап был достаточно осведомлен о работах Кэнтрила по заказам правительства и о его деятельности в качестве советника президента, но вряд ли в 1969 году он мог сказать об этом больше.
11 января 2018
8. Who is Dr. George Gallup
Моя «Гэллапиада» началась ровно 18 лет назад, первые публикации были в американских русскоязычных газетах: «Посредник» (Филадельфия, № 10, 8–21 марта 2000) и «Взгляд» (Сан-Франциско, № 349, 11–17 марта 2000). Текст назывался: «Джордж Гэллап всегда знал, кто будет новым президентом Америки». И сегодня он интересен мне тем, что в нем было отражено все, что я тогда знал о Гэллапе.
В том же году вышли статьи в журналах «Телескоп» (2000, № 2), «Поле мнений» (Дайджест результатов исследований. Вып. 3, апрель 2000. М.: Фонд «Общественное мнение») и «Мониторинг общественного мнения» (2000. № 5 (49)), а первая тоненькая книжка «Джордж Гэллап — наш современник» родилась зимой 2001 года в Тюмени. Если говорить о самой последней работе, то это Предисловие к выпущенному в конце 2017 года ВЦИОМ переводу книги Гэллапа и Рэйя «Пульс демократии».
Общее число и объем материалов, написанных мною по этой теме, я не знаю, да и считать нет желания. Для меня куда важнее тот факт, что биография и наследие Гэллапа не отпускают меня, что в Сети постоянно находятся его статьи, материалы о нем и фотографии — другими словами, углубляется понимание значимости сделанного им. Гэллап как аналитик общественного мнения, методолог измерения различных фракций общественного сознания, как классик изучения рекламы жив. Более того, в связи с историзацией социологии, в частности — повышенным вниманием к изучению трендов общественного мнения в США, усилился интерес полстеров к «длинным рядам» наблюдений Гэллапа. Уже в конце 1930-х он разработал серию вопросов, которые он стал регулярно повторять в своих общенациональных опросах и которые «работают» и в наше время. Сегодня это уже ценнейшая информация об американском массовом сознании. Так что постбиография Гэллапа продолжается.
Историк маркетинга профессор Пол Сипионе, знавший Гэллапа и считавший себя его учеником третьего поколения, приводит выдержку из своего разговора с ним, состоявшегося за три года до смерти Гэллапа. Сипионе сказал: «На самом деле вы не только исследователь, но и историк». Гэллап улыбнулся, покачал головой и ответил: «Нет. В большей степени я — репортер. Я описываю, что американские граждане думают и чувствуют». Здесь все верно. Просто время превратило моментальные фотографии Гэллапа в важнейшие документы исторической науки.
Вместе с тем все более обнаруживается одномерное видение наследия Гэллапа, и это обедняет наше представление о нем как об ученом и мыслителе, приводит к плоскому пониманию видения им культуры и значения анализа общественного мнения.
Работа над серией постов «Джордж Гэллап в России» не предполагала выходов на широкое рассмотрение научного наследия Гэллапа, но ведь в процессе освоения новой темы всегда возникают непредвиденности, рождаются неожиданные ассоциации. Так и здесь, при написании двух (пока) последних постов: «Советские социологи в гостях у Джорджа Гэллапа» и «Друг Гэллапа, психолог, консультант президентов Хэдли Кэнтрил был в Москве в 1958 году» я начал по-новому трактовать установки Гэллапа на сотрудничество с советскими социологами. Как-то вспомнились слова названного выше историка П. Сипионе: «Всегда скромный, Джордж Гэллап был поистине человеком Ренессанса: как журналист и как исследователь, а также как муж и отец, вдохновенный ученый, талантливый бизнесмен и инноватор в технологии опросов». Я и раньше цитировал приведенные слова Сипионе, но не комментировал их. Я понимал обоснованность использования понятия «человек Ренессанса» применительно к жизни и деятельности Гэллапа, но одновременно было ощущение того, что в раскрытии Сипионе «ренессансности» Гэллапа не хватает чего-то главного. Вообще говоря, об этом «чего-то» немало написано в моей книге «Джордж Гэллап. Биография и судьба» (2011), но я не замкнул эти факты и размышления на «ренессансность». Теперь же можно попытаться это сделать.
Прежде всего, аспектом ренессансности является глубочайшая вера Гэллапа в силу образования, рассмотрение его в качестве важнейшего фактора прогресса. Ряд направлений деятельности Гэллапа в этой сфере жизни отражены в разделе названной книги, озаглавленном «Учитель: должность и социальная роль». Выделены три направления его активности: 1) собственно преподавание или обучение, 2) исследования общественного мнения по проблемам образования и, в частности, мониторинг отношения американцев к обучению в государственных школах и 3) анализ философии и истории американского образования и общих принципов обучения. Принимая во внимание сказанное, я назвал Гэллапа «просветителем». По моему мнению, очень верные слова о нем были сказаны его близким другом Яном Стэпелем, создателем Нидерландского института общественного мнения: «Джордж был величайшим учителем своего времени».
Но думаю, если мне придется писать о Гэллапе что-либо обстоятельное, то к его просветительской деятельности я непременно отнес бы в первую очередь проводившиеся им полвека опросы населения по широчайшему кругу социальных — в широком смысле — проблем и его регулярные публикации картины мнений всех групп населения. Опуская детали, можно сказать, что Гэллап учил, образовывал людей, ориентировал их в окружавшей их повседневности. Не знаю, кто из просветителей нашего времени сделал на этом поприще больше Гэллапа. Тем более что его, скажем, образовательный метод во второй половине XX столетия приобрел глобальный размах.
И второй аспект поистине ренессансной деятельности Гэллапа — и по содержанию, и по масштабам. Вся практика, вся культура изучения общественного мнения развивались Гэллапом с целью развития, углубления демократии и формирования свободной, активной, образованной личности. Таким образом, Гэллапа можно отнести к крупнейшим современным философам демократии и гуманистам.
Гэллап критически относился к коммунизму, диктатуре Сталина, подобно большинству американцев не принял Октябрьскую революцию и в опросах американцев спрашивал об их отношении к России, а не к Советскому Союзу. Однако в предыдущих постах показано, что он видел нашу страну среди тех государств, где может и будет существовать система изучения общественного мнения — институт демократии. Он протягивал руку советским социологам еще тогда, когда они не могли даже смотреть в его сторону.
Джорджем Гэллапом написана серия книг по изучению общественного мнения, но его интересы и его размышления охватывали значительно более широкие области общественной жизни.
В The Miracle Ahead Гэллап раскрывается перед читателями как ученый-гуманист, считающий, что исследователи, педагоги и политики должны работать совместно. Лишь тогда возможно обеспечить движение общества к более высоким ступеням развития. Проблемы старости и долголетия рассмотрены в книге The Secrets of Long Life, она написана Гэллапом совместно с опытнейшим журналистом Эваном Хиллом. Книга посвящена 29 000 американцев, которые были старше 94 лет, и 179 971 000 тех, кто надеялся достичь этого возраста.
Ярчайшим образцом творчества Гэллапа является последняя задуманная им и вышедшая под его редакцией книга America Wants to Know. Это ответы на 100 вопросов, в наибольшей степени волновавших людей в преддверии нового столетия. Отвечали на них выдающиеся эксперты. Лишь известность Гэллапа и его авторитет в разных стратах американского общества позволили привлечь к ответам на вопросы населения столь мощную команду экспертов.
Наконец, никто из ученых-обществоведов не оставил после себя столь огромного по объему и высококачественного материала о современном ему обществе, как Гэллап. В момент своего появления эти данные обладали высочайшим уровнем новизны, актуальности и полезности, а время постоянно повышает их научную значимость. Только направленное изучение архивов Организации Гэллапа, Роуперовского центра и других хранилищ информации позволит оценить количество проведенных Гэллапом региональных, общенациональных и кросскультурных опросов, а также очертить границы семантического пространства, образованного тематикой этих зондажей и содержанием использовавшихся вопросов. Ясно, что это сотни тематических «срезов», отражавших внутреннюю и внешнюю политику США, тысячи зондажей и десятки тысяч вопросов.
Вот краткий ответ на вопрос о том, кем был и кем является Джордж Гэллап.
13 января 2018
9. Благодарность от Джорджа Гэллапа-мл.
События, о которых пойдет речь, произошли давно; они стали почти забытой историей. Но все расскажу, как было.
В конце 1999 года я постепенно погружался в биографию Джорджа Гэллапа, его жизнь и дела оказались мне интересны. К началу 2000 года уже накопился материал, и здесь я обратил внимание на то, что в 2001 году исполнится 100 лет со дня рождения Гэллапа. Редактор журнала «Телескоп», Михаил Илле, пошел мне навстречу и опубликовал достаточно объемную статью «Дж. Гэллап — наш современник. К 100-летию со дня рождения» [2]. Эта статья положила начало моей многолетней «гэллапиаде», работа над которой не завершена.
Первым, кто обратил внимание на статью о Гэллапе, был мой давний ленинградско-петербургский коллега Валерий Борисович Голофаст (1941–2004), с которым я начал активно переписываться в 2001 году. Голофаст был не только опытным исследователем, работавшим в широком предметном поле социологии, и специалистом в области методологии биографического анализа, но и человеком, в юности прошедшим хорошую литературную школу. Поэтому наша переписка, советы Валерия оказались крайне полезными для меня.
За прошедшие годы я опубликовал две статьи о его жизни, построенные на базе нашей переписки, его работ и информации, полученной от его еще школьных друзей. Я не интервьюировал его, поскольку этот процесс начался уже после его смерти. Но сейчас я разрабатываю направление «О тех, кто сам о себе уже не расскажет» и задумал подготовить материал о Голофасте. Сейчас я перечитываю и готовлю к публикации некоторые наши письма.
И вот, разбирая все это, я нашел мое электронное письмо Голофасту, в котором процитировал небольшое электронное послание от сына Джорджа Гэллпа — Джорджа Гэллапа-младшего.
Вот фрагмент моего письма Голофасту от 10 июля 2003 года:
«…сегодня — памятный день. Семья (не Ельцина, но Гэллапа) обратила внимание на работу скромного исследователя, приехавшего с другого края Земли и разрабатывающего в своей деревне биографию их отца. Речь идет о статье в “Телескопе”, и ты (первым) ее заметил:
Уважаемый профессор Докторов!
Благодарим вас за проникновенный и хорошо продуманный текст, который Вы сделали о моем отце, д-р Джордже Гэллапе, в марте. Вся семья Гэллапов прочитала эту статью с большим интересом и признательностью.
С наилучшими пожеланиями,
С уважением,
Джордж Гэллап, младший».
Как попала моя статья к Джорджу Гэллапу, я точно не помню. Скорее всего, я отправил ему журнал на адрес The Gallup Organization, и там сделали перевод.
5 февраля 2018
10. Л.Н. Коган о «лучшем опросе» Гэллапа
В марте этого года исполняется 95 лет со дня рождения советского/российского социолога Льва Наумовича Когана (20 марта 1923 — 15 июля 1997), оставившего яркий след в истории развития нашей науки. По предложению редакционной коллегии «Социологического журнала» я готовлю специальный материал к этой дате, но рассказать кратко о нем я не берусь. Ограничусь словами: серьезный, глубокий исследователь, один из создателей уральской социологии и легендарная личность. Л.Н. Коган, подобно всем социологам первого поколения, проводил опросы, изучал мнение населения или трудовых коллективов по тем или иным значимым для них темам, однако его нельзя отнести к тем, кто в СССР целенаправленно изучал общественное мнение. Причем же здесь Гэллап? Повод для такого вопроса дает шуточный стих, приведенный в сборнике материалов о Когане:
Вале Ксенофонтовой
Всем известно, что умело / Проводил подсчеты Гэллап,
Он Америку замучил / целой серией анкет.
Но решил однажды Гэллап / Провести опрос свой лучший:
Оказалось вдруг, что в штатах / «Мисс Америки»-то нет!
В Арканзасе и Аляске / Даже в дикой Оклахоме
При ответе на вопрос: / «Кто на свете всех милее
И румяней и белее»? / «Ксенофонтова», неслось….
Хоть при этом не видали / В Аризоне нашей Вали,
А увидели бы вдруг, / побросали пистолеты
Даже гангстеры в кюветы / так велик был их испуг.
Удивленье и смущение, / А скорее — восхищенье
Нашей Валей дорогой! /Путь познанья очень долог,
Но средь женщин социолог / Это — лучший человек!
Вот за что народы мира / Нашу Валю оценили
Будут чтить ее вовек!
Сразу возникло два задачи: «Кто такая Валентина Ксенофонтова?» и «Почему Гэллап?».
Специальные поиски позволили найти базовую информацию о Валентине Васильевне Ксенофонтовой. Она окончила истфак Уральского государственного университета в 1960 году, работала в социологической лаборатории университета. В 1972 году защитила в Свердловске диссертацию на соискание ученой степени кандидата философских наук по теме «Жизненные планы молодежи и их реализация». Стала доцентом, преподавала разные курсы, в том числе историю русской социологии. Уже лет 15 как не работает.
11 февраля 2018
11. Первые Гэллаповские чтения в России. 2001 год
Деталей не помню, но кажется, что в 2001 году, когда исполнялось 100 лет со дня рождения Джорджа Гэллапа, в Америке не было специальной прессы и каких-либо заметных научных форумов. А в Тюмени по этому поводу прошли первые Всероссийские Гэллаповские чтения.
К сожалению, у меня не сохранился мэйл, посланный мне кем-то из Тюмени от имени профессора Клары Григорьевны Барбаковой (1934–2018) в начале ноября 2000 года. Но сохранилось мое ответное письмо от 9 ноября, и я знаю, что обычно отвечаю на полученные письма сразу, тем более что я никак не мог в данном случае задержаться с ответом. Мое письмо начиналось словами: «Дорогая Клара Григорьевна, очень многое нас связывает, и потому Ваша записочка очень мне дорога. Это, знаете, как если бы Вы разбирали Ваш архив или кладовку и вдруг обнаружили что-то, что, как Вам казалось, существовало только в Вашей памяти. Хочется о многом Вам рассказать, хотя сделать это нелегко. Описывать шесть пробежавших после отъезда в Америку лет — дело очень трудное: множество событий, но это не самое главное затруднение». И далее на шести страницах я достаточно подробно описал пережитое в первые годы эмиграции и то, как лишь недавно начал «обратный путь» в социологию. Оглядываясь назад, могу сказать, что главным в описании моих исследовательских проектов, намерений было упоминание о том, что в начале 2000 года под влиянием внешних обстоятельств я начал заниматься биографией Джорджа Гэллапа и анализом его работ в области изучения общественного мнения. Я писал: «После возвращения из России [то была очень короткая поездка. — Б.Д.] в январе-2000 меня здесь все спрашивали о президентском прогнозе, но не верили в то, что это возможно сделать социологическими методами. Написал для местной русскоязычной прессы статью о Гэллапе. Заметил, что в ноябре 2001 года ему исполнилось бы 100 лет. Занялся изучением его биографии и творчества. Отчасти это продолжение моих штудий методов социологии, отчасти — продолжение изучения общественного мнения». Меня и сейчас удивляет, как это Клара Григорьевна, которая не занималась специально вопросами методологии и технологии измерения установок и имела лишь весьма общие представления о жизни и деятельности Гэллапа, разглядела в этом исследовательском направлении нечто ценное. Возможно — интуиция, чутье аналитика и преподавателя; она сразу увидела, что это может оказаться полезным для практики и в преподавании. Через месяц, 7 декабря, после обмена мнениями по электронной почте и телефонного разговора, я писал Барбаковой о том, что согласен с ее предложением прочесть несколько лекций по истории изучения общественного мнения в США и рассказать о деятельности Гэллапа. Кроме того, я написал, что готов подготовить брошюру о жизни Гэллапа, и предложил провести в Тюмени Гэллаповские чтения. Многим показалось бы все это красивым, но нереализуемым предложением, но не Кларе Григорьевне.
Всего через два с небольшим месяца, 14–16 февраля 2001 года, Тюменским государственным институтом мировой экономики, управления и права (ТГИМЭУиП), создателем и первым ректором которого была Барбакова, при содействии Тюменского государственного нефтегазового университета (ТГНУ) в Тюмени прошли Гэллаповские чтения. Кроме того, выездная сессия чтений состоялась в Тобольском государственном педагогическом институте им. Д.И. Менделеева.
В мероприятиях участвовали свыше 500 преподавателей, аспирантов и студентов трех университетов и группа известных московских социологов: З. Голенкова, В. Култыгин, В. Мансуров, Г. Татарова и Ж. Тощенко. Финалом официальной программы Гэллаповских чтений стал круглый стол по теме «Общественное мнение — фактор становления гражданского общества в современной России», который привлек внимание ведущих СМИ города. Открывая дискуссию, К. Барбакова отметила, что история опросов общественного мнения в СССР берет свое начало в 60-е годы, и выразила надежду на то, что накопленный теоретический и методический опыт будет востребован новой Россией. Профессор Н. Карнаухов — возглавлявший тогда Совет ректоров тюменских университетов — подчеркнул значимость Гэллаповских чтений в развитии социологии в регионе и назвал форум одним из факторов усиления доверия разных групп населения к результатам массовых опросов. Профессор Г. Куцев, бывший в то время ректором Тюменского государственного университета, назвал Гэллапа знаковой фигурой социологии и высоко оценил факт проведения Гэллаповского форума именно в Тюмени, а не в Москве или Петербурге. И добавил: «Честь и хвала тем, кто дерзкую и немного неожиданную идею сумел раскрутить и поставить на практические рельсы». Безусловно, это прежде всего относилось к Кларе Григорьевне. Я лишь слегка обозначил видимую часть организации Гэллаповских чтений, но ведь была и огромная невидимая. И за всем этим стояла именно К.Г. Барбакова.
Все это состоялось до моего глубокого погружения в биографию и дело Гэллапа, за четыре года до выхода первой книги. Но думаю, если бы не та встреча, не обсуждение с Ж.Т. Тощенко ряда вопросов развития социологии в России в утренней автобусной поездке из Тюмени в Тобольск, если бы не доброжелательная атмосфера всей встречи, может быть, и не было бы моей «гэллапиады».
12 февраля 2018
12. 2003 год, еще одна гэллаповская акция в Тюмени
В 2003 году в Тюмени состоялась Вторая Гэллаповская конференция, ее организатором снова была ректор Тюменского государственного института мировой экономики, управления и права профессор К.Г. Барбакова. Этот форум не был столь пышным, но и в нем участвовали гости из Москвы и Новосибирска. В рамках конференции состоялось весьма необычное мероприятие — открытие первого в России отделения Quill and Scroll Society, целью которого является поддержка старшеклассников, думающих о том, чтобы стать журналистами.
Все началось 10 апреля 1926 года, когда группа из 23 энтузиастов преподавания журналистики в старших классах школы собралась в Айова-Сити и написала основополагающие документы организации, которую они назвали Quill and Scroll (Q & S). Quill — означает нечто, чем пишут, scroll — на чем пишут. Своею целью Q & S объявила всяческую поддержку старшеклассников в их занятиях журналистикой. Инициатором этого начинания был тогда еще студент Университета Айовы и одновременно преподаватель Школы журнализма того же университета Джордж Гэллап.
В октябре 1926 года вышел первый номер журнала Quill and Scroll, представлявшего, как было сказано на обложке, Национальное общество поощрения журналистов-старшеклассников. Главным редактором был Гэллап, и годовая подписка на журнал составляла один доллар.
В момент создания Q & S в ней было 25 школ из Айовы и соседних штатов, каждая их них имела статус отделения Q & S. На рубеже прошлого и наступившего веков Q & S имела свыше 14 тысяч отделений (школ) в 50 штатах Америки и в 44 государствах.
Джордж Гэллап следующим образом вспоминал зарождение идеи создания организации по оказанию помощи школьной журналистике: «В течение многих лет, будучи редактором школьной газеты, а затем университетской ежедневной газеты Daily Iowan, я осознавал, какую чудесную подготовку в журнализме дала мне моя школа. Одновременно казалось в высшей степени несправедливым то, что школьные спортсмены получали награды, а те, кто имел такие же высокие достижения в журнализме, были лишены наград».
Штаб-квартира Q & S находится в Айове, и сын Джорджа Гэллапа Джордж Гэллап-мл. на протяжении многих лет был президентом этого общества. По согласования с К.Г. Барбаковой я пригласил Джорджа Гэллапа-мл. посетить Тюмень и открыть там первое в России отделение Q & S. К сожалению, он не смог приехать, но прислал письмо:
«Дорогой Борис!
Еще раз спасибо за статьи о моем отце.
Кроме того, спасибо за любезное приглашение приехать на конференцию в Сибирь.
Я только что вернулся с собрания общества Quill and Scroll в Айове, штат Айова. Они, как Вы знаете, больше всего хотели бы открытия новой организации в Вашей стране. Все, что Вы можете сделать, чтобы ускорить это, было бы весьма полезно.
С наилучшими пожеланиями,
Джордж».
У нас с К.Г. Барбаковой были планы на ближайшие годы, но начало ее тяжелой болезни не позволило реализовать их. А в середине февраля 2018 года ее не стало…
18 февраля 2018
Итоги, но не завершение
Пять месяцев назад, 16 ноября 2017 года, под влиянием выхода перевода книги Джорджа Гэллапа и Сола Рэйя «Пульс демократии» был написан первый материал, названный «Гэллап в России», но тогда я еще не знал, что то было началом серии Фб-постов под таким названием. Идея серии возникла и оформилась при написании поста от 19 ноября. Сегодняшний текст я рассматриваю в качестве последнего (в серии), но не завершающего для анализа сквозной темы — «Джордж Гэллап в России». В середине ноября прошлого года трудно было предположить, что сложится композиция из тринадцати постов, но сейчас я легко допускаю, что тема «Гэллап в России» не исчерпана. Уверен, в ней есть пока не видимые мною сюжеты и повороты.
Постараюсь подвести итог проделанной работы. Первый и самый главный вывод: все начиналось как историко-социологический поиск, но быстро превратилось в историко-науковедческую разработку. Исходно думалось изучить процесс вхождения идей и методов Гэллапа в практику советских/российских исследователей общественного мнения. Кое-что в этом направлении прояснилось, однако сам характер, жанр проделанной работы трансформировался. Политика и идеология, осуществлявшиеся в СССР на протяжении 1940-х — середины 1980-х годов, настолько мощно детерминировали характер изучения общественного мнения в стране, что не оставалось места, возможностей для сотрудничества советских ученых с Гэллапом. И это несмотря на то что мэтр был заинтересован в проведении совместных исследований, а советские социологи интеллектуально и профессионально были готовы к восприятию и использованию теоретического и практического опыта американских коллег.
Второй вывод: наметился подход к изучению процесса вхождения идей, методов современных зарубежных социологов в багаж советской/российской социологии. Понятно, что эта тематика не может рассматриваться лишь в рамках истории отечественной социологии, здесь должны работать традиции, концепции, методы истории и социологии науки. И я допускаю, что в данном случае могут оказаться полезны исследования о вхождении в советскую науку квантовых и релятивистских идей в физике и концепций генетики в биологии. И то и другое несколько десятилетий объявлялось антинаучными построениями.
И, пожалуй, третий вывод, более «земной» по своему характеру. Я еще раз убедился в необходимости продолжения изучения биографии и вклада в науку Джорджа Гэллапа. Эта работа имеет общеметодологическое значение и потому помогает продвигаться в анализе биографий и научного наследия российских социологов. Замечу, к изучению жизненных путей советских/российских социологов я пришел после нескольких лет анализа биографий Гэллапа, Роупера, Кроссли, Кэнтрила, Огилви и плеяды выдающихся американских копирайтеров. И сейчас, после написания книг о социологах Джордже Гэллапе, Б.Г. Грушине, В.А. Ядове и об историке и социологе науки Б.Г. Кузнецове, рождается масса размышлений о параллельном изучении биографий российских и американских ученых. Даже первый взгляд на эту тему обещает многое для понимания становления социологии в нашей стране.
Примечания
Комментарии