Постправда — это правда в его глазах

— Ты описал ей себя по телефону?
— Да.
— Что ты сказал?
— Что вы думаете, я сказал?
— Я не знаю.
— Я сказал ей правду.
— Как ты ее видишь?
— Да, как я ее вижу. 

Джерри Сейнфельд и Джордж Костанца

«Мы не хотим, чтобы нашей предвыборной кампании что-то диктовали эти люди, проверяющие факты». Эту фразу привели десятки новостных изданий в доказательство того, что вместе с предвыборной кампанией президента США началась новая эра, в которой правда уже не выглядит содержательным понятием. Такое печально известное высказывание прозвучало не в 2016 году, а еще в 2012 году, и из уст не Келлиэнн Конуэй, но поллстера Митта Ромни Нейла Ньюхауса. Контекстом для этих слов была предвыборная кампания, которую многие комментаторы осуждали за беспрецедентный уровень политической бесчестности. В тот год, например, Дэвид Робертс из Grist писал:

«Политические кампании всегда лгали и передергивали правду, но как только они попадались на лжи, они обычно защищали себя (утверждая, что все на самом деле было так), отказывались от своих слов или, по крайней мере, переставали повторять ложь. В любом случае, презумпция состояла в том, что правдивость имела какую-то моральную силу; все должны говорить правду, даже если эта заповедь кажется старомодной. В команде Ромни ужасает то, что они не делают ничего из вышеназванного. Они не отрекаются от сказанного, но и не перестают лгать — они просто не придают замечаниям никакого значения».

Осознание новой ситуации подкреплено тем сомнительным способом, которым СМИ нередко воспроизводят ложные заявления политиков. Приняв более критический угол зрения, с критическим зароком, многие журналисты стали оспаривать традицию, запрещающую называть ошибочные факты «ложью», что подразумевало бы знание намерения говорящего (ведь говорить ложь — это не просто говорить то, что не соответствует действительности, но лгать с целью обмана). Редакторы и писатели осознали, что такие понятия, как «неверные утверждения», «ошибочные факты» или «необоснованные претензии», недостаточны для того, чтобы объяснить, что творят Митт Ромни, Пол Райан и их команда, чтобы убрать Барака Обаму из Белого дома. На пике этой дискуссии Джеймс Беннет, тогдашний главный редактор журнала «Атлантик», предсказал) то, в чем, глядя из сегодняшнего дня, можно видеть зловещее предзнаменование: «Что получится, если окажется, что пресса начнет называть ложь только ложью, но всем будет все равно?» Пятью с лишним годами позже, с началом президентства Дональда Трампа и Брекзита, западный мир оказался одержим новым понятием, вобравшим в себя все опасения Беннета — «постправда».

Чтобы понять смысл политических катастроф последних двух лет, многие обратились к теории, утверждающей, что в 2016 году возникло какое-то параллельное измерение, которое, в отличие от привычного нам, не управляется рациональным мышлением. Трамп и Брекзит интерпретируются тогда как причина и следствие начала нового мирового порядка, в котором политический дискурс направлен уже не на убеждение с помощью разумных аргументов, а скорее на манипулирование эмоциями граждан, которые сразу готовы принять ложь, если она подтверждает их предрассудки, и не принимают факты, если они их предрассудки опровергают. Одним словом, получается как-то так, что мы сейчас живем во времена, когда понятие истины утратило привилегированное место, которое оно удерживало со времени Просвещения. На карту уже поставлены объективность и рациональные социальные взаимодействия.

Популярная теория наступления «эпохи постправды» сразу вошла в общепринятый и академический язык во всем мире. Прилагательное «постправдивый» (post-truth), определяемое как «обозначающее обстоятельства, при которых объективные факты менее влияют на формирование общественного мнения, чем призывы к эмоциям и личной вере», было выбрано словом 2016 года по версии Оксфордского словаря, среди прочего, из-за того, что его употребление возросло на 2000% в сравнении с предыдущим годом. Также в 2016-м Академия немецкого языка назвала словом года Postfaktisch — прилагательное, которое указывает на политический сдвиг «от действительной истины до того, что признается истиной». И в конце 2017 года posverdad — испанское существительное, которое обозначает «преднамеренное искажение реальности, манипулирующее убеждениями и эмоциями с целью влияния на общественное мнение и социальные отношения», — вошло в словарь Королевской испанской академии.

Неудивительно, что так много авторов загодя ввели это слово в социальную речь. Например, упомянутый Робертс еще в 2012 году сказал, что за два года до этого он, по его данным, впервые употребил выражение «политика постправды»; или историк Эрик Альтерман претендует на авторство выражения «постправдивое президентство», фигурирующее в его книге «Когда президенты лгут: история официального обмана и его последствий» (2004).

Тем не менее, в целом принято считать, что постправду придумал сербско-американский драматург Стив Тешич. В статье в The Nation «Правительство лжи» (1992) Тесич утверждал, что после Уотергейта, за которым последовала война во Вьетнаме и раскрытие ее преступлений, американцы стали отворачиваться от правды, потому что это слово стало синонимом плохих новостей. Эта тенденция, утверждает Тесич, утверждалась в 80-х и 90-х годах с враждой с Ираном и войной в Персидском заливе, пока не дошла до переломной точки: «свободные люди» решили свободно «жить в мире после истины». Теперь Трамп сделал то, чего Никсон сделать не мог: постправда теперь больше, чем экстравагантный термин писателей, — это самое модное слово его президентства.

Оксфордский словарь объясняет, что префикс «пост-» в постправде относится не просто к «времени после определенной ситуации или события», а скорее «к моменту, когда указанное понятие стало несущественным или неуместным», как в случае с «постнациональный» (1945) и «пострасовый» (1971). Вероятно, последнее слово пережило второе рождение после того, как Обама выиграл президентские выборы в 2008 году, когда никто не мог даже представить, что произойдет восемь лет спустя.

Британский журналист Мэтью Д’Анкона заявляет, что в 2016 году, когда президентские устремления Трампа перестали быть шуткой дурного рода, хотя он еще с 1987 года грозился включиться в президентскую гонку, эпоха «постправды» началась окончательно и бесповоротно. В своей книге «Постправда: новая война с истиной и как за нее бороться» (2017) он говорит о правде так, словно это «валюта или запас», стоимость которой упала из-за «волны уродливого популизма», затопившей демократии во всем мире.

В то время как Д’Анкона указывает на конкретный момент, точное время, нынешние приверженцы теории «эпохи постправды» берут за основу более широкий период времени между Ричардом Никсоном и Джорджем У. Бушем, чтобы объяснить происхождение самого явления. Но у всех их есть общее: никто не сравнивает конкретно эпоху после правды с той, которая должна была предшествовать ей, то есть эпохой, в которой либо преобладала истина, либо лжецы привлекались к ответственности.

Причина этого проста: эпохи правды никогда не существовало. Золотой век правды, якобы уничтоженный в 70-е, 80-е, 90-е или в 2016 году, в котором не было бы места для Трампа или Брекзита (но при этом было место для империализма, законного рабства, Гитлера, Маккарти или Джима Кроу, да?), — это миф. Как ни странно, сторонники теории постправды несут в себе ностальгию по прошлому, сходную с ностальгией Трампа и его сторонников. Его кампания была в основном призывом к возвращению великой Америки — славной страны, разрушенной иммигрантами, феминистами и несносными («кривыми») СМИ.

В своем культовом эссе 2005 года «О брехне» (On Bullshit) философ Гарри Франкфурт разработал теорию отличия «ложных утверждений» от «лжи». Брехня, утверждает Франкфурт, не является противоположностью истине; ее главная особенность — полное безразличие к истине. С этой точки зрения мы можем понять Трампа как проповедника философии Джорджа Костанцы: «Это не ложь, если вы этому верите». В то время как лжец обязательно должен знать, что на самом деле правда, тот, кто говорит брехню, даже не понимает, что правда, а что нет.

Определение «брехни» Франкфуртом стало отправной точкой современных дебатов о постправде, таких как предложенный Эваном Дэвисом в книге «Постправда: как мы оказались на пике брехни» (2017), где он утверждает, что абсолютное отключение от ценности истины стало главной политической коммуникационной стратегией настоящего времени.

Но даже если мы посмеем утверждать, что политики и их подельники, сосредоточенные на победе любой ценой, просто не заботятся об истине, мы можем сказать об этом с меньшим основанием, чем об их избирателях. На президентских выборах 2016 года происходило много уродливых вещей; одной из них стал отчаянный поиск людьми того, кто (наконец) скажет им правду. И для них всех правда — это то, как они ее видят. Наверное, самым показательным примером здесь будет тот факт, что сторонники Трампа во время кампании неоднократно хвалили его за то, что он «рассказывал все так, как есть». Они видели в кандидате, который фактически лгал больше всех, того, кто воюет за правду в стране политкорректности, пытающейся скрыть от нас настоящую причину гибели американской мечты. Хотя они глубоко дезинформированы, они пытаются найти правду, как они считают, в обступившем всех мире лжи. И политики, политические стратеги и руководители кампаний прекрасно об этом знают: автобиография Теда Круза с рассказом о своей избирательной кампании называется «Время правды»; одним из самых распространенных оскорблений среди республиканских кандидатов во время праймериз было «лжец»; лучшим способом упрекнуть СМИ в некомпетентности Трамп считает обвинение в фальшивых новостях; и он все поминает Хиллари Клинтон как «Кривую Хиллари» (“Crooked Hillary”).

Справедливо, что критики Трампа всякий раз сетовали на чрезмерную терпимость к нему, которой он наслаждался во время кампании и президентства. Они протестовали, что он мог говорить что угодно, совершенно любую ложь, и не утрачивал поддержки избирателей. Но это не совсем так. Трамп основывал свою кампанию главным образом на лжи… но не на любой лжи. Его самая возмутительная ложь обрамлялась широковещательными рассказами о социальном, политическом и экономическом порядке, в котором он живет и в настоящее время руководит.

Например, он перепостил статистические данные о том, что чернокожие убивают 81% белых жертв; но правда состоит в том, что чернокожие убивают 15% белых жертв, в то время как белые ответственны за 82% этих смертей. Он утверждает, что видел «тысячи и тысячи» мусульман в Джерси-Сити, публично приветствующих атаку 11 сентября. Излишне говорить, что нет ни одного отчета, который мог бы подтвердить это. «Доверьтесь мне! В этом весь мой успех, в этой вещи», — сказал Трамп о своей налоговой реформе экономики, которую республиканцы продали всем как уменьшение налогов для среднего класса; хотя было доказано, что большая часть льгот косвенно достанется в конечном итоге 1% самых богатых к 2027 году. По словам аналитика The New York Times, семейство Трампов к тому времени сэкономит на этих льготах около 1 миллиарда долларов. Он обвинил иммигрантов, которые происходят из стран, напоминающих «грязные дыры» (shitholes), а не из Норвегии, что они везут с собой в Соединенные Штаты преступность, в то время как недавние исследования показывают, что число насильственных преступлений уменьшается в городских районах с растущим числом иммигрантов. Но как однажды бросил пресс-секретарь Рональда Рейгана Ларри Спике, «если вы расскажете одну и ту же историю раз пять, это будет правдой».

Истории Трампа были рассказаны не пять, но несметное количество раз! То другими словами и эвфемизмами, то другим тоном, то иногда тем же самым. Трамп производит массу «брехни», но большая часть его «брехни» согласуется с основополагающими мифами его культуры, и, как таковых, всех проверок фактов в мире недостаточно, чтобы его нейтрализовать. Его первая официальная речь «О положении страны» состояла в основном из 80 минут националистических нападок и лжи. Тем не менее, она получила 70% «скорее позитивных» или «очень позитивных» реакций американцев, которые ее видели. Это образец пропаганды под названием «Таково положение нашей страны»: события происходят так, как мы о них рассказываем в согласии с нашей собственной «правдой».

Не существует эпохи постправды так же, как не было эры правды. У нас есть разве что политика правды, в терминах Фуко: серия дискурсов, которые признаны истинными в конкретном контексте, и они определяют и показывают реальность, которую мы переживаем, сами того не осознав. Трамп действует в рамках «режима истины» о превосходстве белых мужчин и неолиберализма. Такова правда, как он ее видит и, прямо или косвенно, как ее видят 62 979 879 человек, которые за него проголосовали.

И все же мы не должны позволять агрессии, пошлости, несказанно малой квалификации Трампа, его необузданному женоненавистничеству, его расизму (в обществе, которое дискретно любит его женоненавистничество и расизм) обманывать себя, полагая, что он является исключением из правила — чуть не образцовым аутсайдером. Напротив, Трамп вполне себе традиционный борец за сохранение основополагающих историй (читай: властных рассказов) в мире, который был и остается одержимым старым понятием правды.

Источник: CounterPunch