Константин Пименов: в поисках торопецких евреев

Лев Усыскин, автор интервью: Константин Пименов — по профессии математик, исследователь и преподаватель. Приступая к поискам сведений о своей родне, он не обладал какой-либо подготовкой в области архивных поисков, как и не имел специальных, более широких, чем общекультурные, знаний об истории евреев в России. Частное, семейное любопытство вовлекло его в некий процесс, по ходу которого он постепенно обретает и то и другое — и это мне представляется проявлением очень интересного и не такого уж редкого культурного феномена: рекрутирования сторонних, неакадемических лиц в гуманитарные исследования. Этот феномен стоит отдельного разговора, поскольку многолик и многозначен, здесь же перед нами — лишь один из характерных примеров. Однако, помимо социально-антропологического интереса, интервью может представлять для кого-то и интерес практический — поскольку содержит достаточно конкретной информации, способной не только помочь, но и воодушевить того, кто решится на собственные генеалогические изыскания. А это очень полезное во многих отношениях занятие: и как принадлежность семейной жизни, и как форма культурного строительства. И как элемент социальной эмансипации, за которой, по моему мнению, будущее.

— Константин, я знаю, что вы, не будучи профессиональным историком, занимаетесь архивным поиском информации о судьбах евреев города Торопца и его окрестностей. Что вас на это подвигло? Очевидно, какие-то личные обстоятельства связывают вас с темой?

— Я всю жизнь знал, что моя прабабушка родилась в Торопце в 1894 году, но до недавнего времени толком и не понимал, что представлял собой этот город в смысле еврейской жизни. Наверное, даже не представлял в полной мере, что он находился вне пределов черты оседлости. Хотя там сохранилось достаточно представительное еврейское кладбище, которое, между прочим, нигде не описано. То есть туда не было экспедиций. Но в 1994 году, когда я проплывал там с родителями на байдарке, оно было, и было по крайней мере несколько десятков мацев (надгробий), а может даже больше. И когда я занялся активными поисками, выяснилось, что большая часть прабабушкиной семьи, носившей фамилию Презент, жила почему-то в соседней области — Смоленской, в городе Духовщина и окрестностях и, к слову, носила фамилию Призент. Соответственно возник вопрос: почему ее отец жил отдельно, на приличном расстоянии. Скажу, что она ездила в гости в соседнюю губернию: на обороте каких-то фотографий есть надписи на память дяде и тете. И даже в 1917–19 годах, после смерти отца Израиля семья жила как раз в этой самой Духовщине.

— А одиозный академик ВАСХНИЛ, правая рука Трофима Лысенко, декан биофаков ЛГУ и МГУ Презент вам кем-то приходится?

— Да. «Дядя Исай», как его называли в семье, Исаак Израилевич — это прабабушкин младший брат. В семье было четыре сестры, она старшая, и вот младший брат. При этом — что называется, с паршивой овцы хоть шерсти клок — благодаря тому, что на Исаака Презента сохранились какие-то дела, удалось выяснить, как звали его мать. Потому что есть его личный фонд N 1593 в архиве Академии наук с документами Презента, и там хранится фотография, которая есть и в моем семейном альбоме: женщина средних лет с дочерью и сыном. Дочь и сына я опознал — тетя Ютта, младшая сестра прабабушки, и дядя Исай. (Но когда лет 30 назад бабушка показывала мне семейный альбом, она не говорила, что между ними сидит ее бабушка. Ей не было известно, что это именно она — хоть та и дожила до 1931-1932 года.) И вот оказалось, что на оборотной стороне того оттиска, который есть в архиве РАН, написано «с сестрой Юттой и матерью Лией Лазаревной». Так я узнал, как звали мою прапрабабушку. Это было летом 2015 года. Но при этом я не имел никакого представления о том, какая была у нее девичья фамилия. Мне казалось, что это совершенно нереально узнать. Пока, по прошествии достаточно большого времени, я не обнаружил, в общем-то, лежащий на поверхности источник — справочные книги «Вся Россия». Справочник по русской промышленности и торговле, в котором списком приводились лавки по городам и местечкам.

— А что это за издание? Оно каждый год выходило или как?

— Есть издание 1895, 1900, 1902 годов.

— «Весь Петербург» вроде выходил каждый год?

— В Петербурге выходил каждый год список купцов Петербурга 1-й и 2-й гильдий. А что касается владельцев мелких лавок, портных и часовщиков — то да, только в адресной книге «Весь Петербург». Другое дело, что касается еврейской генеалогии: если некто жил в Петербурге, то про него, скорее всего, и так достаточно много известно. Да, и что интересно, этот справочник «Вся Россия» я нашел неспроста — оказывается, есть поисковик, http://genealogyindexer.org/, и хотя эта «Вся Россия» не очень хорошо отсканирована, часть ее записей находится поиском.

— В смысле, там есть алфавитный поиск?

— Да. Не всегда хорошо распозналось, но в общем есть. Первое действие, когда встречаешь не очень распространенную фамилию, это вбить ее в http://genealogyindexer.org/

— Я не вполне понял, этот справочник, «Вся Россия»…

— Он сам не проиндексирован. В каких-то изданиях можно по ПДФ искать алфавитным поиском…

— Но ПДФ есть?

— Да, отсканированный.

— Его в любом случае можно пролистать весь?

— Да. Он есть в «Ленинке-онлайн». Например, вот тут: https://dlib.rsl.ru/viewer/01005452709#?page=710 страничка, посвященная Торопцу в 1900 году.

— РГБ…

— Да. У нас — РНБ, а в Москве — РГБ. И вот, обнаружив в этом справочники какие-то фамилии по Торопцу, я заинтересовался, что и как… И надо сказать, поскольку город находился вне черты оседлости, процент еврейского населения был небольшим — где-то 8%, согласно справочникам. Из семитысячного населения. Это в реальности несколько десятков семей. Но, с другой стороны, имелось препятствие для поисков. Дело в том, что никаких метрик по Псковской губернии централизованно не сохранилось. Есть какие-то метрики в крайне небольшом количестве по Усвятам и Себежу — благодаря тому, что это была Витебская губерния.

— А где они лежат?

— Усвятские — частично в псковском архиве (ГАПО). Они отсканированы и доступны через американский сайт https://www.familysearch.org/. Все, что там сохранилось, — несколько лет — с 1883-го по 1889 год — можно смотреть в Сети. А по Торопцу ничего не сохранилось, кроме отдельных именных дел, которые лежат в псковском архиве, кроме дел, относящихся к торопецким учебным заведениям, ну и сохранилась часть переписи 1897 года, на самом деле не очень большая часть, но мне повезло в том, что мои предки в нее попали. Год назад я получил результаты.

— А где находятся результаты переписи?

— Переписные листы по Торопцу находятся в псковском архиве (ГАПО). Псковский архив хорошо оцифрован, большинство дел, названия их находятся онлайн. Поэтому просто поиском находишь нужное дело и заказываешь. Тебе присылают. Причем в псковском архиве цены божеские — один лист 60 руб.

— Они ксерокопируют и присылают? И заодно для себя оцифровывают?

— Да. Программа оцифровки там идет, но небыстро. Как они говорят, в итоге рассчитывают оцифровать все метрики и сделать к ним платный онлайн-доступ, как это сделано в Петербурге. Так вот, история, как я выяснил девичью фамилию моей прабабки и пришел к попыткам узнать что-то про еврейскую общину Торопца в целом. Значит, в переписи 1897 года было указано место рождения или откуда человек приехал. Если у Израиля Презента было написано, что он родился в Духовщине (что не на 100% точно — возможно он оттуда приехал, а родился где-то еще), то у его жены было написано, что она родилась здесь, в Торопце. А раз она родилась в Торопце, то, во-первых, это объясняет, почему Израиль Презент жил не в Духовщине, как его братья, а во-вторых, это подсказывало искать ее семью тут, в Торопце и вокруг. Нашел я ее следующим образом: отчество Лейзеровна (Лазаревна) — и тут же, на той же странице «Всей России» есть Беспрозванный Ицка Лейзерович, торгует мануфактурой, Беспрозванный Зусель (Иося) Лейзерович торгует бакалеей… А в другой книге — Беспрозванный Лейзер Шлёмович, торговец какими-то товарами. Таким образом, мы имеем гипотезу, но как ее проверить? И мне несказанно повезло, потому что поиск фамилии Беспрозванный по военным базам данных дал учетную карточку некого Соломона Иоселевича Беспрозванного, у которого в качестве адреса временного проживания указан адрес нашей семьи в Москве, где жила прабабушка с детьми. Призывная карточка 1942 года, Ленинградский РВК г. Москвы.

— Это база «Подвиг народа»?

— Ну, аналогичная. Есть три основные базы: ОБД «Мемориал» для погибших. «Подвиг народа» для награждений. И объединенная, где всё, — «Память народа».

— «Подвиг народа» Минобороны поддерживает…

— «Память народа» поддерживает какая-то компания «ЭЛАР», технический руководитель — Виктор Тумаркин. Она удобнее для поиска, поскольку в отличие от «Подвига» и «Мемориала» там есть поиск не только по точным фамилиям, но и по приблизительным. В «Подвиге народа» вы не найдете человека, если фамилия была исковеркана хотя бы на одну букву. Далее при помощи социальных сетей я нашел потомков Беспрозванных из Торопца, и они подтвердили, что да, была у них дальняя родня по фамилии Презент, но никто не помнит точной цепочки родства, с какой стороны. Вывод из этих моих поисков я для себя сделал такой: если население городка не очень большое, то можно искать вот таким чесом. Посмотреть всех, кого удается найти, и проанализировать отчества. Потому что никаких шансов обнаружить, например, документ о браке не было.

— А дальше?

— И через некоторое время я решил для себя запустить такой проект — смотреть торопецкие еврейские семьи и как-то это систематизировать. И вот сейчас я этим занимаюсь не спеша.

— Хорошо. Мы чуть позже об этом поговорим. Но сперва — ряд вопросов по поводу услышанного. В результате обретения этих архивных сведений вы познакомились с какими-нибудь новыми родственниками? Возникли новые живые контакты?

— Конечно. Совершенно замечательными людьми оказались потомки Беспрозванных. Внук одного прабабушкиного брата — Павел Абрамович Беспрозванный, геолог, автор-исполнитель, у него есть пара десятков страниц воспоминаний с разными семейными байками. Да, по матери он происходит из выдающейся семьи архитекторов Чериковеров, родом из Полтавы. Более того, я запустил поиск по их семье, и там уже удалось выяснить совершенно нетривиальную вещь: двоюродный брат моей прабабки Абрам Исаакович Беспрозванный женился на Эсфирь Зиновьевне Чериковер. Оказалось, что она правнучка знаменитого раввина Авраама Мадиевского, о чем никто в семье не знал. Выяснилось это на основе анализа двух онлайн-источников — воспоминаний Павла Абрамовича и мемуаров сионистского деятеля Бенциона Динура, где он рассказывает о людях, с которыми общался в молодости. И всякий раз, когда Динур упоминает кого-то, он указывает точную родственную связь.

— Мне фамилия нравится — Чериковер. Потому что у меня бабушкина семья — из Черикова Могилевской губернии. Семья местного шойхета (резника). Бабушкин брат потом во всех советских анкетах писал, что его отец — рабочий-мясник… Второй вопрос: познакомились ли вы в ходе этих штудий с коллегами — людьми, занимающимися аналогичными поисками?

— Да. С несколькими коллегами удалось познакомиться, наладить сотрудничество по заказу архивных материалов. Одна из наиболее известных торопецких семей — это семья Генделевых, Илья Генделев, двоюродный племянник покойного поэта Михаила Генделева, поддерживает генеалогическое древо. У него на основании расспросов родственников известны девичьи фамилии прабабушек и прапрабабушек, что совершенно фантастично. То есть одно дело, когда какая-нибудь раввинская семья и легенды передают из поколения в поколение, а иное дело — когда простые мещане-ремесленники (красильщики) помнят, что прабабушка, родившаяся в 1840 году, была в девичестве Каплуновой.

— А у Михаила Генделева в Торопце кто жил? Он-то в Ленинграде родился…

— А его отец и, видимо, дед родились в Торопце. А в какой момент они там оказались, не вполне понятно. Это вообще интересный вопрос — диффузия сквозь черту оседлости. Генделевы, например, числились велижскими мещанами. Большинство тех, кто происходил от «николаевских солдат» в Торопце, были ремесленниками — по грубой оценке, на две трети велижскими мещанами, в четверти — невельскими и по мелочи — из других мест.

— Невель был в черте оседлости?

— Да. Невель, Себеж, Усвяты и Велиж были в Витебской губернии. Но при этом велижские мещане могли на протяжении восьмидесяти лет жить в Торопецком уезде. Я читал какое-то дело о выселении за черту оседлости, где человек писал в 1908 году, что, де, наша семья живет здесь сто лет. Мой отец тут живет с рождения, мой дед поселился здесь более ста лет назад… Соответственно, Генделевы могли тоже жить в Торопецком уезде с незапамятных времен. Непонятно про XVIII век — очень интересно, но непонятно, как в принципе можно что-то узнать про те времена.

— Так мы плавно перешли к общим вопросам про торопецких евреев. Кто они были, чем занимались, как жили…

— Какая у меня возникла общая картина? Во-первых, это несколько семей отставных николаевских солдат: Безпрозванный, Печатников, Девирц, которые в основном занимались торговлей. Несколько семей крупных купцов, которые занимались и торговлей, и лесным бизнесом. Причем с лесным бизнесом ситуация была такая: он часто принадлежал купцам, живущим в других городах — в Великих Луках, еще где-то, в Велиже, — а на местах работали приказчики. И эти приказчики фактически вели все дела.

— Лес по Двине сплавлялся или по железной дороге?

— Московско-рижскую железную дорогу построили, кажется, в 1901 году. Поэтому все по Двине сплавлялось. Через Белоруссию в Ригу. По Зап. Двине от Витебска до Торопца ходили пароходы. Написано, что в 1870 году пошел пароход от Велижа до Торопца. Сейчас это кажется удивительным: река обмелела. Соответственно, люди и добирались речным транспортом. В Торопец железная дорога, которая сейчас в запустении, пришла уже перед войной — примерно в 1911 году, строили как раз из военных соображений. Так вот, имелось несколько семей крупных купцов, в том числе первой гильдии, которые происходят из Велижа, — Нерославские, Бравые, и не только: Гиндины, Альбацы…

— Журналистка Альбац имеет к ним отношение?..

— Прямое. В книге русской промышленности и торговли за 1900 год и за 1912 год указано, что аптекарскими, мануфактурными и прочими товарами торгует Абрам-Ицка Хаимович Альбац, это ее прапрадед, торопецкий купец 1-й гильдии. Хотя изначально Альбацы были из мещан местечка Сенно. (Более того, я из любопытства посмотрел пару дел на Альбац, и, судя по всему, Евгения Марковна сама интересуется этими вещами, потому что в прошлом-позапрошлом году эти дела на ее деда и двоюродного дядю, которые в какой-то момент то ли учились, то ли поступали в петербургские учебные заведения, кто-то наверное для нее посмотрел. Там имеется лист использования в деле — и можно увидеть, кто им занимался раньше. Можно, кстати, сделать выводы, сколь много людей чем-то интересуется. Оказывается — очень мало.)

— А вот купец, у которого работали мои предки, Голодец?

— Этот Голодец, как я думаю, в Торопце сам не жил. Он велижский купец. Потомственный почетный гражданин г. Велижа Бенцион Мордухович Голодец. Его имя легко находится в описях онлайн в ЦГИА в Санкт-Петербурге и в ГАПО. Мне попалось в описях два дела, в которых он фигурирует: ЦГИА, ф. 1480, Дело о постройке торопецким купцом 1-й гильдии В.М. Голодцом узкоколейного подъездного пути на станции Мартисово, Бологое Полоцкой линии 1911–1912; и ГАПО, ф. 624, Дело по иску торопецкого купца Голодца Вениамина Мордуковича от общества крестьян дер. Ерофейцевой Запиралкиной Туровской волости Торопецкого уезда участка земли. 15.07.1911–27.08.1916. Информация о почетном гражданстве нашлась в газете «Велижская новь», в которой регулярно появляются интереснейшие публикации директора местного краеведческого музея Л.А. Качулиной — явление исключительное для районной прессы. Еще обнаружил, что в Уфе похоронен опять же Бенцион Мордухович Голодец (1876–1942). Тут уже неясно, тот или нет.

— По семейной легенде, мой прадед жил в Мартисово (это около 30 км от Торопца, на полдороги от Андреаполя), где управлял лесопилкой. Там было две еврейские семьи — их и Каплуновых.

— Эту информацию можно подтвердить (и тут мы переходим к еще одному важному генеалогическому источнику), обращаясь к разным генеалогическим сайтам. С моей точки зрения, это правильный способ упорядочивать семейные альбомы для будущих поколений. Если есть возможность атрибутировать родственников, то лучше это делать в таком виде, тем более что потом это можно скачивать в компактный файл. Вот и семья Каплуновых, проживавшая в Мартисово, и нашлась на одном из этих сайтов. Каплуновы — это тоже велижская фамилия, широко представленная в Торопце. По крайней мере, в конце XIX века там нашлись три разные семьи Каплуновых.

— Еще один известный уроженец Торопца — Арон Рувимович Майзелис (1921–2005), легендарный учитель математики ленинградской 30-й ФМШ…

— Я интересовался его происхождением, поскольку тоже учился в «тридцатке»… Но, к сожалению, узнал про торопецкие корни, когда Арона Рувимовича уже не было в живых. Иначе, думаю, он не отказал бы мне в рассказе о своем торопецком детстве. Но, кажется, его семья переехала туда довольно поздно: я, во всяком случае, не обнаружил ее следов в конце XIX — первые годы XX века. Потому что достаточно много евреев приехало в Торопец в качестве беженцев в 1915–1916 годах. Скажем, семилетний будущий сэр Исайя Берлин, родившийся в Риге, провел несколько месяцев в Андреаполе близ лесного завода, которым управлял его отец. Он, по крайней мере, вспоминал об этом. При этом какие-то его родственники — три брата Берлина — окончили торопецкое реальное училище в 1916 году.

— Какие в Торопце были учебные заведения? Реальное училище…

— Была женская гимназия — сперва прогимназия, затем полноценная гимназия. Из мужских — только реальное училище. Оно было организовано в 1908 году. Фактически, один-два выпуска успели пройти полный курс. Список выпускников 1916 года доступен. Еврейских фамилий там немного, но есть. Было также несколько начальных училищ. Например, известно, что один из Генделевых учился в приходском училище.

— А процентная норма там какая была?

— У, процентная норма… Есть бумага, жалоба директора, относящаяся к 1916 году, о том, что выпущена новая директива про 10%. Директор спрашивает: «Что я должен делать? Даже если я наберу новый класс из одних русских, у меня эта процентная норма будет превышена». Я заранее отказываю в прошении сдать вступительные испытания такому-то еврею, например Шейнину (возможно, как раз Льву Романовичу, будущему следователю прокуратуры и писателю-детективщику). Кстати, Лев Шейнин был знаком с Исаем Презентом, потому что второй одно время, в 1919–1920 годах был секретарем укома комсомола в Торопце, а Лев Шейнин, несмотря на юный возраст, 13-14 лет, руководил в этом укоме школьным отделом. Кроме того, Шейнин всю жизнь дружил с младшим сыном Ицки Лазаревича Безпрозванного.

— Так про жалобу…

— Да. Вот он жалуется, что, мол, никак не вписаться в процентную норму, что мне делать? У меня учится столько-то евреев. Чтобы они составили 10%, мне надо набрать 90 человек. Потому что процентная норма считалась не в каждом наборе, а в общем количестве учащихся. Но я не могу, у меня маленькое здание и так далее. Не выгонять же тех, кто уже учится! Здание, кстати, сохранилось — оно построено в конце XVIII века. И это 1916 год! Когда черты оседлости по факту уже нет, и вообще все летит к черту! Как говорится, революция была неизбежна… Кстати говоря, этот директор — Иван Матвеевич Травчетов — довольно известная личность, он был инспектором царскосельской гимназии во времена директорства Иннокентия Анненского, учил математике Николая Гумилева.

— Давайте еще поговорим про торопецких евреев. Роды занятий?

— Встречаются разные ремесленные профессии — красильщики, шапочники…

— Какие-нибудь экзотические люди, с образованием — врачи?

— Врачей- евреев не было. Из четырех фотоателье одно принадлежало Тевелеву — это велижский фотограф. В основном, мелкие ремесленники и торговцы, а также приказчики в лесном бизнесе. В РГИА в фонде 1284 опись 224 много дел о праве на жительство вне черты оседлости по всем губерниям — сотни дел — с 1902-го по 1917 год. Соответственно, потомки тех, кому сто лет назад не повезло попасть под активизировавшуюся полицейскую машину, сегодня находятся в выигрышном положении: они могут узнать про своих предков, с чем связаны эти дела. Вот человек жил в Торопце, каждый год обновлял свое ремесленное свидетельство, а потом что-то с ним случилось: или умер и у вдовы его возникли проблемы — она, конечно, иногда могла продолжить дело мужа, но иногда и не могла просто физически. Либо, скажем, он был часовщиком, а зрение испортилось — и тогда он пытался подавать прошение о праве проживания без занятий ремеслом.

— А какие доводы приводились?

— Я четко не могу сказать, было несколько регулирующих законов. Если кто-то до 1906 года проживал и занимался своими занятиями, то после этого имел право ходатайствовать о праве жительства без продолжения занятий. Был еще вариант — если человек держал мастерскую. Он сам не работал, а руководил другими. Совершеннолетние дети это право теряли. Они должны были освоить профессию до совершеннолетия.

— А в чей адрес писались эти прошения?

— Они проходили через канцелярию губернатора, и потом их должен был одобрить министр внутренних дел — именно поэтому эти дела хранятся в РГИА. Иногда мне везет, и в этих прошениях я нахожу состав семьи: указываются жена, дети. Но не всегда.

— Насколько я знаю, вы видели такое дело моего прадеда?

— Есть дела вашего прадеда и вашего прапрадеда Залман-Бера Усыскина, они жили отдельными семьями. Прадеду разрешили вполне официально оставаться.

— Странно, что это не автоматически — как у сотрудника купца 1-й гильдии.

— Да, непонятно, в чем там дело. В прошении Кусиэль Залманович пишет, что увечен, имеет малых детей — то есть приводит очень слабые в бюрократическом отношении доводы вместо очевидного сильного. Что очень мешало благоприятному рассмотрению подобных прошений — это если кто-то из детей засветился в революционной деятельности. Если была кляуза, что кто-то замечен в распространении листовок, то всё — вон, за черту!

— Это отчасти история отца стратонавта Ильи Давидовича Усыскина, троюродного брата моего деда. Его просто сослали в Ярославль или Пензу что ли — совсем даже не в черту оседлости, а напротив.

— Ну, он в Витебске жил. Это был такой хитрый способ получить право жительства вне черты оседлости — быть сосланным во внутренние губернии. Действительно, те евреи, которых так ссылали, потом получали каким-то образом право продолжать там проживать. Вообще странноватая манера бороться с подрывными элементами, по принципу «не бросайте меня в терновый куст».

— Ну, тут все меры одна другой стоят. Как альтернатива: неблагонадежного человека дополнительно озлобляют насильственным переселением и перемещают в «пороховую бочку» — местность, кишащую безработной еврейской беднотой.

— Причем губернаторы были разные. Где-то губернатор — антисемит. А где-то — скажем, в Смоленской губернии, году в 1910-м, — старается найти юридические основания для предоставления права жительства. Кстати, прапрадеду вашему, городокскому мещанину Залману-Беру Усыскину, не разрешили остаться. В 1902 году и в 1910 году снова. Так что решение решением — а, похоже, выселить так и не смогли…

— А с «николаевскими солдатами» какие были сложности?

— Отставные солдаты, отслужившие по рекрутскому набору, имели право жить вне черты оседлости вместе с семьями. И более того, их дети уже после смерти родителей имели право продолжать жить вне черты оседлости. Получалась как бы такая отдельная каста. Что, правда, усложняло их брачную ситуацию. За кого должна была выходить замуж дочь отставного солдата? Если она выходила за человека, не имевшего право проживания вне черты, то и она его теряла. Но оказывается, все было еще сложнее. Эти дети не обладали правом жительства вне черты оседлости сами по себе. Они имели его только как дети своего отца. Это значило, что если отец выходил в отставку, имея совершеннолетнего сына, то этот сын такого права не получал. Более того, даже если сын был несовершеннолетний, а отец приписался к мещанскому обществу в черте оседлости, а потом решил переписаться вне, то дети тоже теряли это право.

— А какие дети получали право?

— Если отец приписался к мещанскому обществу вне черты вместе с детьми. Эти дети становились, допустим, торопецкими мещанами и продолжали ими быть дальше. А совершеннолетние сами по себе не могли — они лишь могли просить на каком-то основании. Скажем, у меня престарелый отец и некому за ним ухаживать. Но если был кто-то еще, имеющий право жить вне черты, то вот пусть он и ухаживает за отцом, а ты сиди там, где сидишь. Я встречал такие дела. Иногда люди просто не ориентировались в этих тонкостях. Надо сказать, что местные власти до 1880-х годов часто закрывали глаза на подобные нарушения. Но потом все ужесточилось, и многие люди узнали, что, оказывается, они не имели право жить там, где жили десятилетиями.

— И последний вопрос — что называется, о творческих планах. Собираетесь ли вы как-то оформить всю эту информацию? Например, выпустить книгу?

— Нет, книгу я писать не собираюсь. Просто хочу в одном месте собрать всю генеалогическую информацию о торопецких евреях. В идеале — подключить потомков для пополнения информацией. А ближайшие творческие планы у меня относятся совсем к другой теме: мне удалось выяснить настоящее имя отца великого математика Гротендика, неизвестное ни самому Гротендику, ни его биографу проф. Шарлау. Поэтому в настоящий момент я с единомышленником по форуму «Еврейские корни», живущим в Москве, прослеживаю российских родственников и выясняю детали тюремной и революционной биографии «Саши-Петра» Шапиро.