Сознание: «машина предвидения» или фантомы в действии?

Анил Сет — профессор нейронауки в Университете Сассекса (Великобритания).

Сознание, изобретаемое Декартом как самоочевидность, было большим шагом вперед в сравнении с прежней умозрительной наукой, отводившей всем вещам свое место на ступенях умопостигаемого. Декарт доказал, что даже полностью доступная духу материя не станет духовнее. Казалось бы, хотя мы еще не смоделировали техническими средствами нейронную сеть, но специалисты по компьютерным наукам только об этом и мечтают, и значит, наше сознание оказывается материальным, будучи доступным научной мысли. Но сознание останавливается перед неведомым, падает жертвой оптических иллюзий, не может определить даже расстояние до вещи — где же здесь та безупречная связь нейронов, которая должна была выполнить надлежащий алгоритм? Как прочертить траектории сознания, являющего в равной мере самосознанием — всегда личным, всегда отличным от прочих?

Оптические иллюзии — только ключ к сложнейшим процессам. Гельмгольц говорил о сознании как «машине предвидения», Чалмерс в наши дни говорит о «трудной проблеме» сознания: как то, имея дело с фактами, выносит качественные суждения? Чтобы разобраться с этим, лучше представить любое двусмысленное впечатление, любую иллюзию не как намеренный обман, но как нечто вроде раздражения, пример которого — действие электрического разряда на участки мозга. Связность нейронов и проводимость нервной системы остаются теми же, но появляется «эхо», система внутренних реакций, которые не сведешь ни к организации нейронной сети, ни к физиологическим параметрам. Опыты Марчелло Массимини говорят, что сознание при этом реализует степени своей свободы, а Карл Фристон даже вводит принцип «свободной энергии», объясняющий, как сознание извлекает уроки не только из готовых примеров прошлого, но и из новых процессов. Все новейшие исследования позволяют нам понять, что на самом деле сознание действует не как информационно-вычислительная сеть, а скорее как школа, обучающая природу правильным алгоритмам действий. От оптических иллюзий надо перейти к более сложным примерам — например, неразборчивый звук часто представляет искажение речи: если передать один раз речь без искажающей обработки, то потом и в шуме неразборчивости любой выделит ту самую ясную речь. Тем самым доказано, что сознание воспринимает сигналы окружающего мира не только через их осмысление, но и благодаря возможности узнать то-то и то-то как сигнал — обучить природу человека узнаванию сигналов в шуме. Еще сильнее такое обучение проступает в опытах с виртуальной реальностью: человеку может вполне казаться, что нарисованная рука протянута к нему, если до этого нарисованная рука ведет себя так же, как обычная рука, — но при этом как только фактура рисунка будет распознана, то и настоящая рука тоже покажется визуализацией. Таким образом, сознание не может определенно понять, где есть предметы, а где они отсутствуют — даже после разоблачения иллюзии, а не только в ее ходе, как считала раньше нейронаука. Из этого следует вовсе не то, что сознание часто ошибается, но что картезианская модель сознания полностью изжила себя. Мы не можем говорить о единстве сознания как единстве идентичности, но должны сказать о сознании как некотором принципе реакции на мир.

Сознание — это не вещь, не визуализованная сеть из нейронов, это «закон природы» в полном смысле этого слова: не только та или иная природная закономерность, но принцип, позволяющий относиться ко всей природе — ставить себя в «отношение» к природному бытию. Поэтому сознание так же членит мир на всё новые области внимания, как эволюция производит новые организмы. Сознание — это не ускоренный способ передачи представлений о природе через нейронную сеть, а оптимальная для нейронной сети возможность адаптироваться к своему несовершенству.