Конец дебатов о классе/расе

Новое исследование опровергает широко распространенное мнение, что расовый дисбаланс социальной мобильности есть всего лишь скрытое экономическое неравенство, — убеждение, что, решая классовые проблемы, мы можем остановить расизм.

В итоговом докладе, выполненном стэндфордским экономистом Раджем Четти, гарвардским экономистом Натаниэлем Хендреном и их коллегами из проекта «Равенство возможностей», показана эмпирическая основа той экономической уязвимости, которую ощущают на себе многие черные родители, и я в том числе: на протяжении поколений мы с меньшей вероятностью, чем белые, достигаем успеха, а если и преуспеваем, то вслед за этим чаще, чем белые, терпим крах. Мы, похоже, не в состоянии добиться роста доходов или удержать их на прежнем уровне, как это удается другим группам, включая латиноамериканцев и американцев азиатского происхождения.

Исследование основано на предыдущих работах авторов, в которых эмпирически обоснованы два открытия по вопросу межпоколенческой экономической мобильности. Во-первых, позиция ребенка в экономике привязана к родительской: у детей из богатых семей шансов сохранить привилегированный статус во много раз больше, чем у детей из бедных семей — шансов даже достичь его.

Во-вторых, хотя экономическая мобильность бывают индивидуальной, условия, которые ей способствуют или препятствуют, всегда социальны. Богатые кварталы с хорошими школами и сильными социальными связями выводят даже бедных детей к лучшему будущему.

Но для черных сообществ реальность безрадостна.

Черные семьи видят, что их экономическая незащищенность отчасти коренится в гендерном разрыве, который мы замечаем, но редко обсуждаем. Мы знаем, что наши дочери-афроамериканки, как правило, преуспевают. Они поднимаются по социально-экономической лестнице так же высоко, как их белые сверстницы, если не выше.

Неудачу терпят наши сыновья. Родились они в богатой семье или бедной, в районе разоренном или благополучном, черные мальчики, повзрослев, отстают от своих белых ровесников. Среди тех, кто рос в богатстве, черные в два раза чаще, чем белые, скатываются в бедность. А из тех черных мальчиков, которые начинали жизнь в бедности, почти половина продолжает бедствовать и во взрослой жизни, тогда как больше двух третей их белых сверстников оставили бедность в далеком прошлом.

Черные женщины могут зарабатывать больше белых, если подсчитывать индивидуальный доход, но если сопоставить совокупный доход семей, налицо отставание. Ведь мужчин, которые могли бы стать их мужьями, просто не находится: это заключенные, безработные, неспособные стать такими партнерами, которые нужны женщинам. Или такими отцами, которые нужны детям.

И поэтому неудачи одного поколения передаются следующему: ведь жизненные траектории черных мальчиков предопределены отсутствием у них отцов. Г-н Четти и его коллеги, не задерживаясь на обычном исследовании, как влияет на отдельных детей наличие или отсутствие отцов в их семьях, пошли дальше и показали, что присутствие черных отцов во всем сообществе мощно определяет жизненные траектории мальчиков. Черные отцы оказываются социальным ресурсом.

Распад полных семей, разлука навсегда отца и матери — бич афроамериканцев уже многие поколения. Экономические затруднения черных мужчин, отлучающие их от своих детей, грозят разрывом между семьями и поколениями.

Все это ставит перед нами вопрос: что афроамериканцы в XXI веке могут противопоставить перспективе отставания, длящегося неопределенно долго?

Порочный круг, задокументированный в этом исследовании, когда-то возник и, стало быть, когда-нибудь может быть разорван. В то время как черные женщины стали пользоваться возможностями, открывшимися благодаря движению за гражданские права, черных мужчин подкосила сначала деиндустриализация — потеря хорошо оплачиваемых рабочих мест на производстве затронула широкие слои населения, — а затем резкий рост числа заключенных, беспрецедентный для столь демократического государства. Черным детям взвалили на плечи страдания их родителей. Но многие «благонамеренные» американцы даже не заметили национальной трагедии.

Незавидное положение черных мужчин определяет не только то, как их воспринимают извне, но и самосознание расы. Расовый дисбаланс — в лишении свободы, безработице, школьных неудачах — подпитывает расовые предрассудки, опутывающие черных мальчиков — как богатых, так и бедных.

Такие мальчики, как мои собственные сыновья, в детстве милые и трогательные, вырастают настолько сильными и мужественными, что многим кажется, что они представляют собой угрозу. Предвзятость, утонченная, но тем более всепроникающая, усугубляет этот дисбаланс, подрывая социальные связи и надежду на преуспевание.

И цикл воспроизводится.

Но так не должно быть. Мы способны разорвать порочный круг отставания афроамериканцев. Чего нам недостает, так это волевого усилия. Мы ведем себя так, будто экономическое неравенство неизбежно, отправляя бедных детей всех рас в такие школы, куда большинство родителей никогда не отдали бы своих детей по доброй воле; зачастую в районах, где никто не стал бы жить по своему выбору. Мы сами подвергаем себя расовой и классовой сегрегации — и принимаем как должное порожденное ею неравенство возможностей.

Многие американцы клянутся, что не замечают расовых различий, — и в этой незаметности залог того, что различия никогда не сотрутся. Многие американцы озабочены, как бы их ненароком не сочли расистами, вместо того чтобы действительно искоренять ползучее наследие рабства и сегрегации.

Мы найдем способ покончить с межпоколенческим расовым неравенством, если по-настоящему этого захотим. Но чтобы захотеть, нам нужно понять, что поставлено на карту: не только условия, которые бросают нам вызов, угрожают будущему черных мальчиков и их семей, но и, в конечном счете, жизнеспособность американской мечты.

Источник: The New York Times