Британский «Уиндраш-скандал» в контексте миграции и расизма

Воскресным вечером 29 апреля подала в отставку Амбер Радд (Amber Rudd) — министр внутренних дел (Home Secretary) Великобритании. Пост оставался вакантным недолго: уже на следующее утро был назначен новый министр Саджид Джавид (Sajid Javid). Это событие из внутрибританской политической жизни интересно не только (и не столько!) само по себе, а как выражение некоторых тенденций в современной политической практике, в частности, связанных с миграцией и отношением к ней, расовыми проблемами и их восприятием в общественном сознании. Ну, и особенности текущего политического момента в Британии, особенно связанные с Брекзитом, высветились весьма наглядно.

Суть скандала

Но сначала — об обстоятельствах отставки Радд. Она не пережила т.н. «Уиндраш-скандала», связанного с деятельностью ее министерства вокруг проблем по предоставлению британского гражданства мигрантам из стран Карибского бассейна. Эти гастарбайтеры прибыли в период 1948–73 годов в рамках специальной правительственной программы по привлечению рабочей силы из стран Британского Содружества (HMT Empire Windrush — название корабля, на котором прибыла их первая партия). Соответственно, они и их дети («Уиндраш-поколение») должны были рассматриваться как легитимные британские граждане (в то время право на гражданство предоставлялось гражданам Содружества автоматически), но у многих из них после десятилетий проживания и работы в стране не оказалось необходимых документов, формально подтверждавших их пребывание на законных основаниях в стране. А необходимость иметь такого рода документы стала явной только несколько лет назад, после ужесточения иммиграционной политики.

Амбер Радд. Фото: Number 10 [CC BY-NC 2.0]

При этом хранившиеся в архиве министерства миграционные карточки, которые заполнялись при въезде в страну, были уничтожены (распоряжение об этом было сделано при лейбористском правительстве в 2009 году, а само уничтожение состоялось уже при коалиционном правительстве тори и либеральных демократов). В итоге, несколько тысяч людей столкнулись с необходимостью (и невозможностью!) доказать, что они и их дети имеют право проживания в стране.

Возник просто невероятный скандал, масштаб которого правительство осознало с большим опозданием. Под непрерывно звучавшие из каждого утюга в течение нескольких недель восклицания «это позор для всей страны!» выяснилось то, что многим было вполне очевидно и ранее: огромный аппарат министерства внутренних дел функционирует со скрипом, а его руководство, и прежде всего сама Радд, продемонстрировали некомпетентность, причем многократно, в том числе и в разъяснениях, даваемых в парламенте. В частности, ее попытка переложить ответственность на министерских чиновников привела к тому, что появились «утечки» документов в прессу, сделанные этими самими чиновниками. После чего стало ясно, что не все из того, что произносила министр в парламенте, было правдой. Немногие упрекают ее в намеренной лжи, но обвинение в некомпетентности, приведшей к введению парламентского Комитета по внутренним делам в заблуждение (она отрицала наличие целевых показателей на депортацию нелегальных мигрантов), немногим лучше. После этого эпизода ее дни на занимаемом посту были сочтены.

И разъяснения, что это самое ужесточение нерелевантно для представителей «Уиндраш-поколения» (они как раз находились в стране легально, просто с документами у многих была проблема), не помогало: оппозиция и пресса (причем всех оттенков политического спектра — от «Гардиан» до «Мэйл») сработали чрезвычайно эффективно (обнародована масса душераздирающих историй — кого-то уже депортировали, кто-то вдруг не смог получить медицинскую помощь при лечении тяжелого заболевания, кто-то выехал на Карибы проведать родственников и не смог вернуться по месту проживания). А правительство (и прежде всего сама министр) наступили на все возможные грабли. И уже не помог тот факт, что в конечном итоге было декларировано намерение разрешить ситуацию наиболее дружественным к пострадавшим (особенно к уже депортированным) способом, включая все возможные компенсации. Как и многочисленные извинения из уст не только министра, но и премьера (в том числе, специально на сессии Британского Содружества, как раз случившейся в Лондоне в разгар скандала, что резко усилило его международный резонанс).

Последствия для правительства и премьера

Проблема для премьер-министра Терезы Мэй в том, что уничижительной критике со стороны оппозиции и значительной части СМИ подверглась иммиграционная политика в более широком, чем диктовал рассматриваемый конкретный скандал, смысле. Как антигуманная и противоречащая британским традициям. И эта самая иммиграционная политика напрямую связывается с именем самой Мэй, которая возглавляла министерство с 2010 года в течение шести лет. Именно она в 2012 году ввела, причем под фанфары (в то время 82% населения желали более суровых мер к нелегалам), т.н. политику «враждебной среды» (“hostile environment”) для нелегальных мигрантов. По факту получилось, что Амбер Радд в процессе скандала фактически выступала в качестве живого щита для Мэй, беря ответственность за эту вдруг оказавшуюся токсичной политику на себя. Красноречивы данные свежего опроса общественного мнения Sky Data poll: только 4% опрошенных возлагают основную вину за Уиндраш-скандал на Радд, в то время как 31% обвиняют премьера (еще 24% обвиняют министерских бюрократов, и 18% — предыдущее лейбористское правительство). При этом 55% поддержали решение Радд уйти в отставку (притом что неделей раньше таких был всего 41% и столько же — против, неудачное выступление в парламенте резко изменило настроения публики).

К тому же отставка Амбер Радд изменила баланс сил в кабинете министров. Радд была не только ближайшим союзником премьера в партии и в кабинете, но и влиятельным представителем клана противников «жесткого Брекзита» (в этот клан входит, в частности, министр финансов Филип Хаммонд (Philip Hammond)). И ее называли одним из главных претендентов на место будущего лидера тори (позиции Мэй в этом качестве после прошлогодних провальных выборов, так легкомысленно ею инициированных, проблематичны: имеется консенсус, что на будущих выборах консервативную партию должен возглавлять другой лидер; проблема в том, что личность этого лидера неочевидна в условиях выраженной борьбы различных внутрипартийных группировок). Пост министра внутренних дел в правительственной иерархии располагается весьма высоко (в первой пятерке — наряду с министрами финансов и иностранных дел).

Теперь баланс влияний в правительстве нарушен, позиции сторонников Брекзита усилились, так как новый министр Джавид не только не является близким политическим союзником премьера, но и известен как евроскептик — притом что в преддверии референдума он, исходя из лояльности к тогдашним руководителям правительства, выход из ЕС не поддерживал. Однако после референдума он вновь солидаризовался со сторонниками жесткой линии в переговорах с ЕС. Стоит подчеркнуть, что наличие противоборствующих сил в кабинете (и шире — в парламенте) неслучайно: это отражение объективного раскола по отношению к выходу из ЕС в стране и в конкретных избирательных округах (британские министры, являющиеся одновременно и членами парламента, не могут себе позволить игнорировать настроения, преобладающие в их округах). В условиях продолжающейся неопределенности ситуации с переговорами с европейскими бюрократами по выходу из ЕС Мэй вынуждена лавировать между различными фракциями в собственной партии. Это условие ее выживания на посту премьер-министра.

Миграция и отношение к ней

Что же дальше? Речь не только о судьбах конкретных политиков, но и о самой политике. Миграция уже много лет — очень горячий политический вопрос и для населения, и для разных политических сил. Когда в 2004 году восточноевропейские страны вошли в ЕС, лейбористское правительство Тони Блэра не стало устанавливать легальные барьеры на число трудовых мигрантов (это было возможно, Франция и Германия этим правом воспользовались). Согласно тогдашнему официальному прогнозу, в течение следующих двух лет ожидался приезд 26 тысяч трудовых мигрантов. В реальности это число оказалось превышено по крайней мере в 20 раз. К этому следует добавить нелегальных мигрантов, в основном из стран Африки, Ближнего Востока и беднейших стран Европы. Точное их количество было неизвестно даже властям, официальные оценки колебались между 310 и 570 тыс. человек, а неофициальные доходили и до миллиона.

Во времена Блэра его искусные спин-доктора гасили любую дискуссию, связанную с иммиграционной политикой, обвинениями оппонентов (в частности, консерваторов) в расизме. Потом маятник качнулся в другую сторону (экономический кризис послужил катализатором), лейбористам пришлось официально извиняться за эту политику, приведшую к неконтролируемой миграции в страну. Одним из следствий этой политики был референдум по Брекзиту с намерением его инициаторов контроль над миграцией восстановить. Значимое большинство населения это намерение поддерживает — несмотря на изменение партийно-политического ландшафта после Брекзита (в частности, непримиримая к мигрантам партия UKIP фактически потеряла влияние).

Согласно недавнему опросу общественного мнения фирмой YouGov, отношение населения к миграции по сравнению с 2016 годом (период непосредственно до референдума по Брекзиту) хотя несколько и смягчилось, но в целом остается негативным: 63% опрошенных считают цифры иммиграции в последние 10 лет слишком высокими. 34% полагают, что эффект, оказываемый мигрантами на британскую жизнь, негативен (24% оценивают его как позитивный). Именно в этих настроениях публики — источник оптимизма нынешнего правительства, которое надеется, что, когда «Уиндраш-скандал» рассосется, иммиграционная политика тори будет аргументом в их пользу.

Более того: даже подвергнутые жестокой критике «целевые цифры» ежегодной депортации нелегалов (на которых так споткнулась Радд в парламенте) поддерживают 53% населения. Однако более детальный социологический анализ выявляет важные нюансы. 70% опрошенных поддерживают иммиграцию квалифицированных иностранных специалистов (76% приветствуют их работу в Национальной системе здравоохранения NHS), 73% приветствуют увеличение количества иностранных студентов в британских университетах. Также в целом позитивно отношение к беженцам, чья жизнь находится под угрозой в их странах (47% за, 31% против). А вот к мигрантам с низким уровнем образования, способным заниматься только неквалифицированным трудом, отношение негативное (57% против, 31% за). Смешанные чувства вызывает миграция в рамках воссоединения семей: 46% воспринимают ее позитивно, 42% — негативно.

В то же время эти пресловутые целевые показатели миграции подвергаются обоснованной критике — и не только со стороны левой оппозиции. Многим непонятно, откуда взялась целевая цифра для допустимой годовой «чистой миграции» (net migration — т.е. разницы между количеством иммигрантов и эмигрантов) в 100 тысяч. Она совершенно нереалистична (за последний год по факту эта цифра составила 244 тыс., что на 75 тыс. меньше, чем в предыдущий год). И совершенно непонятно, почему в эту целевую цифру включаются иностранные студенты. Их включение связывается с именем Терезы Мэй, и академическое сообщество неустанно против этого протестует, потому что в реальности это означает снижение конкурентоспособности британских университетов на мировом образовательном рынке. Этот протест поддерживают и многие деятели консервативной партии, ранее об этом включении негативно высказывался и новый министр Джавид.

Что же касается нелегальной миграции, то отношение к ней в обществе однозначно негативное. 71% населения поддерживают требование к мигрантам иметь легальные документы, подтверждающие их право находиться в стране; 82% считают, что мигрант не должен иметь право работать без таких документов. Это означает, что, несмотря на прозвучавшую в контексте Windrush-скандала суровую публичную критику введенной Терезой Мэй более жесткой системы обращения с нелегальными мигрантами, публика ее поддерживает. Во всяком случае, пока.

Замечу, что, как это ни покажется кому-то странным, главные идеологи Брекзита относятся к миграции мягче, чем Тереза Мэй (которая во время референдума выступала против выхода из ЕС). Они делают акцент не столько на ограничении миграции, сколько на контроле за нею (не забывая, впрочем, добавить, что установившийся за последние 15 лет поток мигрантов чересчур многочисленен). В частности, министр иностранных дел Борис Джонсон (Boris Johnson) много лет выступает за амнистию нелегальным мигрантам, которые находятся в стране более 10 лет. Заявляя, что всем будет лучше, если эти так или иначе укоренившиеся в стране люди легализуются и станут платить налоги. Премьер такую точку зрения не поддерживает, и были сообщения, что на недавнем заседании кабинета министров у нее с Джонсоном состоялся по этому поводу напряженный обмен мнениями.

Расизм и министры из меньшинств

Проблема с «Уиндраш-скандалом», с моей (и не только с моей) точки зрения, носила в основном государственно-бюрократический характер. Однако специфика этого скандала — большой потенциал для обвинений в расизме. Они воспоследовали со стороны левой части политического спектра и ассоциируемой с ней прессы и оказались чрезвычайно токсичными. Не думаю, что эта носящая партийно-политический характер политика дальновидна — она может вновь вернуться бумерангом ее инициаторам (тем самым, который обернулся итогами референдума), и социологические данные подводят именно к такому выводу. Тем более что, вопреки зазвучавшим в информационном пространстве размашистым заявлениям, институционального расизма в Британии практически нет. А бытовой расизм осуждается всеми немаргинальными политическими силами и преследуется административно и уголовно.

В этой связи назначение министром внутренних дел Саджита Джавида весьма симптоматично. Он персонифицирует консервативный ответ на возвышение в качестве избранного мэра Лондона лейбористского политика Садика Хана (Sadiq Khan). Как и Хан, Джавид — тоже сын прибывшего в 60-х годах прошлого века из Пакистана водителя автобуса. Несмотря на свое происхождение, небогатых родителей и отсутствие привилегий, оба смогли получить прекрасное образование и добились успеха в профессиональных занятиях (Хан как юрист, Джавид как финансист). Об обоих идут теперь разговоры как о возможных в будущем лидерах своих партий (а значит — потенциальных премьер-министрах).

Фронтменами лейбористов во время «Уиндраш-скандала» выступали черные парламентарии от лондонских округов Давид Лэмми (David Lammy), Доун Батлер (Dawn Butler) и Дайян Эбботт (Diane Abbott). Амбер Радд (не только белая, но и имеющая аристократическое происхождение) чувствовала себя очень некомфортно, выслушивая из уст своих черных коллег обвинения в расизме проводимой ее министерством политики. С Джавидом такая риторика не работает: он уже заявил, что на месте пострадавших во время «Уиндраш-скандала» могли оказаться и его родители, и он сам. И заверил, что очень быстро возьмет ситуацию под контроль. Он особо отметил, что выражения типа «враждебное окружение» в отношении даже нелегальных мигрантов использоваться больше не будут и гуманитарным аспектам будет уделяться больше внимания. В то же время политик пообещал, что незаконно проникшие в страну люди должны будут ее покинуть.

Саджид Джавид. Фото: Number 1 [CC BY-NC 2.0]

До назначения Саджида Джавида ни один небелый политик не занимал в британском правительстве столь высокий пост. Он, как и мэр Лондона Садик Хан, олицетворяет все более набирающую силу тенденцию. Сейчас в палате общин (650 депутатов) 52 парламентария из этнических меньшинств, включая 19 консерваторов. И они выдвигаются на ответственные посты. Кстати говоря, теневым министром внутренних дел в лейбористском кабинете является уже упомянутая Дайян Эбботт, многолетняя соратница и (в молодости) подруга лидера партии Джереми Корбина. Она — весьма популярный политик, большой мастер произносить моралистические речи, правда никто, даже ее доброжелатели, не заподозрит ее в способности — в случае прихода лейбористов к власти — справиться с таким проблемным министерством.

Особо стоит упомянуть недавнее назначение на должность министра науки и высшего образования черного консервативного политика Сэма Гийма (Sam Gyimah). Сын небогатых выходцев из Ганы, учившийся в самых обычных школах, он поступил в Оксфорд и быстро сделал карьеру, работая в банковском секторе. После чего пошел в политику. Недавно новый министр в рамках своего тура по университетам в разных регионах страны посетил и мой университет и два часа отвечал на вопросы студентов и сотрудников. Он произвел впечатление компетентного министра, способного без проблем общаться с аудиторией, составленной в основном из идеологических противников. Его предшественнику Джо Джонсону (брату Бориса Джонсона), аристократичному выпускнику Итона, наверняка пришлось бы более трудно, могли бы и освистать. Описываемая встреча прошла очень цивильно и закончилась бурными аплодисментами. Возможно, что его назначение — попытка тори найти в наступившую эпоху «политики идентичности» ответ на все возрастающее влияние левых в британских университетах, что аукнулось тори на прошлогодних выборах.

Вывод очевиден: в эпоху глобализации и усиления миграционных потоков британское общество становится все более этнически и культурно разнообразным. Это объективная реальность, которая должна отражаться и в политике. Притом что меритократию никто не отменял, и Джавид, и Гийма получили свои высокие посты в соответствии со своими деловыми качествами. Это новая норма.

* * *

Ну, а что касается Амбер Радд, то можно вспомнить, что когда-то она (задолго до прихода в политику, будучи в декретном отпуске от ответственной работы в финансовом секторе) исполнила эпизодическую роль в популярном фильме «Четыре свадьбы и одни похороны». До недавнего времени ее политическая карьера стремительно развивалась в «свадебном», столь много обещавшем стиле. После отставки она хоронит свои политические амбиции. Впрочем, новые политические свадьбы в турбулентном британском пространстве играются непрерывно.