Быть Владимиром Путиным

Интервью с профессором славистики Пенсильванского университета (США) Кевином Платтом.

— Gefter.ru продолжает «Политические диалоги». В новом сезоне — новые темы и новые жгучие вопросы. Мы продолжаем обсуждать четвертый или, если угодно, пятый срок В.В. Путина прежде всего в связи с выходом фильма Андрея Кондрашова «Путин» — своего рода эпоса об одновременно новоизбранном и действующем президенте. Наш собеседник — профессор Пенсильванского университета, наш постоянный собеседник и друг Кевин Платт. И сразу первый вопрос. Мы видим, что в фильме Андрея Кондрашова Путин показан уже не просто как политик, а как главный эксперт по России, главный ее знаток и одновременно русский супергерой — тот, кто может всех спасать и сразу принимает решения. Для вас это идеологическая новелла, что-то новое в современной мировой политике? Или же перед нами просто готовые образцы массовой культуры — и они применяются к образу президента? Для вас этот фильм — произведение мировой массовой культуры, использованное как пропаганда, или свидетельство о новом состоянии российского общества?

— Мне кажется, это самый кардинальный вопрос. Во-первых, мне очень понравилось слово, которое только что прозвучало, — эпос. Это действительно эпический фильм: четыре часа про Путина! Для меня это было, с одной стороны, интересно и познавательно, он сделан с достаточно хорошим качеством. Но с другой стороны, это довольно-таки скучный, утомительный фильм — как будто мы входим в храм Путина и очень долго смотрим на фрески, иконы. Все очень тщательно сделано, но это все-таки агиографические рассказы про российского президента, которые продолжаются очень-очень долго. Я почитал, как об этом фильме отзываются российские газеты. Они пишут, что в этом фильме очень много открытий. Я этого не заметил и не узнал из этого фильма ничего нового ни про Путина, ни про его биографию. Он очень масштабный, монументальный: этот фильм — как Исаакиевский собор, вполне соразмерный последнему сроку президента, который служит России уже почти четверть века.

Во-вторых, я восхищаюсь имиджем Путина, если говорить об образе Путина как лидера России. С одной стороны, здесь перечисляется много качеств идеального политика: он решительный, он милосердный, когда этого требует ситуация, он жестокий к своим врагам, он готов простить, но не все, он сильный, в прекрасной форме, очень красивый мужчина. Но с другой стороны, в фильме показаны уникальные качества Путина как сильного лидера, как пожизненного президента. Он всерьез играет эту роль: он действительно спортсмен, играющий в хоккей, и я, по крайней мере, уверен, что он действительно сам поймал эту щуку. Может быть, это эффект фильма, но я ему в данном случае верю. Насчет амфоры я не уверен, они амфору и не показывали, но щуку он наверняка поймал сам. Он сам научился стоять на коньках и играть в хоккей с полупрофессиональными спортсменами в возрасте 50–60 лет. Это действительно подвиг! Если смотреть на политиков во всем мире, а также на диктаторов прошлого, мы не встретим подобных примеров человека, который действительно старается стать супергероем и держится в этой роли много лет. Так что это действительно удивительный политик, и его имидж не совпадает с имиджем других политиков, занимающих схожие позиции в современном мире и в истории. Ближе всего к нему, на мой взгляд, героические императоры древности — как Юлий Цезарь, и военачальник, и спортсмен. Или, может быть, такие уникальные фигуры, как Карл XII, король Швеции. Он был не таким уж сильным политиком, но военным и спортсменом.

— Как вам кажется, с чем связано, что мы ни разу не видим Путина читающим? Я не принимаю сравнения с Юлием Цезарем, который, как известно, писал «Записки о Галльской войне» на повозке. Александр Марков об этом лучше расскажет, чем я. Но Юлий Цезарь ведь последовательно выстраивает еще и интеллектуальный запрос: он делает ставку на личное осмысление действительности. Насколько Путин в данном случае не только реагирует, но и создает интеллектуальные проекции себя как мыслителя — человека думающего, а не обладателя мускулов, человека, делающего заявку на особый тип политической рациональности?

— Ведь прежние правители любили писать книги, а не только их читать, писать стихи, даже музыку иногда.

— Вспомним Елизавету I, которая каждое утро начинала с Софокла и Евангелия.

— Это все верно, но в этом фильме есть моменты, где он демонстрирует свою интеллектуальную сторону. Песков в конце фильма рассказывает о том, как Путин каждый вечер в конце своего очень загруженного дня готовится к следующим встречам, вникает в детали, консультируется с экспертами и получает ответы на все вопросы. То есть эта часть имиджа тоже присутствует, и его показывают за рабочим столом, с бумагами, где он что-то пишет. Понятно, что он пишет не роман и не ораторский трактат в духе Юлия Цезаря, так что это справедливое замечание.

Что еще? Школьная учительница Путина рассказывает о его интеллектуальных способностях. Он говорит о музыке. Я удивился, что не было показано, как он играет, потому что существуют известные кадры, где он играет на фортепьяно.

Конечно, надо сказать, что это в первую очередь человек действия, человек маскулинный, человек спорта — action hero. С одной стороны, это соответствует голливудскому имиджу, который он старается для себя создавать. С другой стороны, его образ соответствует месту интеллектуализма в нашей политической культуре. Прошло то время, когда политик в развитых странах должен был быть настоящим интеллектуалом. Про Обаму постоянно рассказывали, какие книги он читает, но все же нельзя сказать, что эти качества пользуются большим уважением у электората в нашем мире. И понятно, почему эта черта отсутствует. Интеллектуал — это очкарик, он по своей сути слабый человек, как минимум физически. Вот почему Путин не может быть интеллектуалом, он должен быть сильным, а сильный человек не показывается на людях с умными книжками, он не пишет «стишки». Он занимается делом — ездит на танках, командует, шагает по всему миру, ловит рыбу.

— Медведев, который пишет «Россия, вперед!», в этой ситуации немыслим? Это первое. Затем вы упоминаете, что он говорит о музыке… Но вспомним его фразу на джазовом фестивале. Там была лихорадочно-нервическая атмосфера. Масса людей, камера скачет, плывет, кадр за кадром сменяют друг друга, и вдруг оказывается, что мы стоим лицом к лицу с чрезвычайно наэлектризованным и разгоряченным Путиным, который, резко вываливаясь из общего суматошного гротеска, бросает: «Как я люблю джаз! Он мобилизует!» Итак, президент действительно говорит о музыке, но что? Как бы мы могли трактовать эту его фразу?

— Надо сказать, что тут он повторяет Платона: известно, что в платоновской «Республике» единственный вид искусства, который позволяется, — это музыка. И именно потому, что музыка мобилизует, она нужна для военного парада. Поэтому это качество важно и для Путина. Если смотреть, какое место культура, искусство занимает в мировоззрении этого фильма, видно, что в фокусе — культура парадов. Единственное стихотворение, которое там цитируется, — это Лермонтов, «Бородино», которое мы и раньше слышали от Путина. Когда он говорит об искусстве, то имеется в виду архитектура, которая сохраняется, исторические музеи, где хранятся объекты исторического прошлого, причем в основном аристократического исторического прошлого, которые возвращаются в Россию благодаря его усилиям. Когда он с любовью говорит о том, как ему дорог Санкт-Петербург, — это город-музей, о котором все мы знаем, существует особая российская и советская мифология Санкт-Петербурга — он не упоминает Эрмитаж. Он говорит об архитектуре, о том, как много там исторических памятников. Но он не упоминает, что это все-таки город, где есть величайший художественный музей. Когда говорят про образовательный центр «Сириус» в Сочи, конечно, это место, где собирают детей, в том числе и для изучения искусства одаренными детьми. Но Путин об этом не говорит. Он говорит о спорте, о науке, о технологии, а искусство как будто ускользает из зоны его внимания. Так что действительно это очень ограниченный взгляд на мир культуры, на музыку, на литературу. Все это почти полностью отсутствует в его сознании.

Если честно проанализировать облик той России, которая изображена в этом фильме, то это Россия, где есть дворцы, в которых сидят властные фигуры — Михалков, Сечин, Бортников и сам Путин. Я сбился со счету, в каком количестве интерьеров его снимали, но они все дворцовые — все позолочено, стоят красивые старинные предметы, висят портреты царей. Эта Россия — Россия императорская, которая возрождается. Показываются и городские сцены, и народ, но это всегда народ, который ходит по красивым новым мостовым, проложенным усилиями Путина и его команды. Или это Россия грандиозных объектов, которые строятся, — мост в Крым, мост на остров Русский во Владивостоке, ракеты, фабрики, заводы, сочинские объекты для Олимпиады. Самая яркая здесь — это военная Россия, Россия военной мощи, с огромными боевыми кораблями, новыми видами оружия, ракетами, подводными лодками. Вот наша Россия! Это не Россия культуры, писателей, мыслителей, философов. Это даже не Россия балета. В фильме три-четыре секунды показывали детей, которые танцевали в центре «Сириус». Это единственный танец, представленный в этом фильме.

— Когда вы говорите об облике России, это облик, на ваш взгляд, в первую очередь в чьих глазах? Это фильм, целевой аудиторией которого является «маленькая Россия», Россия людей, не представленных в национальной политике? Или это Россия нуворишей, которые хотят увидеть, что она вся состоит из дворцов? Или же это облик, прежде всего обращенный к самому Путину? В какой мере этот фильм является фильмом для одного зрителя — сеансом самогипноза? Президент убеждает себя, что все именно так и обстоит, а съемочная группа помогает ему увидеть, что его визуальная мечта о дворцово-военной России воплощена.

— Я думаю, что так и есть. С одной стороны, этот фильм создан для него самого и его команды. С другой стороны, когда они создавали этот фильм, они действительно думали, что это Россия и Путин в том виде, какими их хотят видеть рядовые россияне. Я, конечно, не социолог, а культуролог, я не знаю, каким русские люди хотят видеть своего президента и свою страну, может быть, именно так они и хотят все это видеть. Но мне кажется, тут есть довольно большие промахи. Это действительно достаточно скучный фильм, и он отражает только самолюбие властной элиты России, а не старается добросовестно вникнуть в существующие проблемы и заботы российского народа. Он состоит из ряда интервью с властными мужчинами более или менее того же поколения, что и Путин, — действительно, это удивительно однообразная картина маскулинности сегодняшней российской политической системы. Единственная женщина из окружения Путина, с которой говорит Кондрашов, если я не ошибаюсь, — это женщина, участвующая в президентском ночном хоккейном матче. Рядовые россияне в фильме представлены только в маленьких интервью с матерями и детьми, и они все повторяют то, что им велели сказать: это люди, которые хотят служить Родине, как Путин, люди, которые хотят служить в армии, на флоте. Но это не позиция русского народа вообще, здесь просто повторяются слова Путина и выражается желание повторить его жизненный путь.

Насчет России. Когда я начал смотреть этот фильм, я думал, что там, во-первых, будет представлена биография Путина и будет показана деятельность Путина с точки зрения Кремля за последние 18 лет. В каком-то смысле это было воплощено в фильме, но это фильм, который пытается создавать общую мифологию и России, и Путина. Фильм создает имидж Путина, который не может существовать без России, и России, которая не может существовать без Путина. Вся его семейная история преломляется через главные, судьбоносные моменты в истории России с точки зрения современной государственной мифологии — Первая мировая война, образование Советского Союза, Великая Отечественная война, служение Родине во всех этих ужасных войнах XX века. И все его предки служат Родине, они все проявляют, как говорит Михалков, гены русскости, которые выявляются также и в Путине: милосердие к побежденным, готовность идти на смерть — это все проявляется в его семейной биографии, в истории России, все это переплетается. Половину просмотра этого фильма я думал, что его надо было назвать «Путинская Россия» или «Путин — Россия». Но наконец я понял, что этот фильм называется «Путин», потому что Россия здесь — это и есть мифология Путина о России. К концу фильма я начал думать про культ личности, и он здесь действительно есть: вся страна существует только благодаря усилиям одного человека. Вся ее история до его рождения на свет была только подготовкой к его появлению. Это чрезвычайная вещь! Здесь нет идеологии, нет ничего, кроме Путина: это все Путин, Путин везде.

Мне это напоминает сцену из прекрасного фильма «Быть Джоном Малковичем», где Джон Малкович попадает в свой собственный мозг и вокруг, куда бы он ни посмотрел, видит только Джона Малковича — у каждой собаки лицо Джона Малковича, у каждого ребенка, у каждой девушки-блондинки лицо Джона Малковича. То же самое и в этом фильме. Все дети повторяют слова Путина о преданности России, о готовности служить России. Все они — просто отражения Путина. И мост — это Путин, и Москва — это Путин, и Петербург — это Путин, и Владивосток — это Путин, и Крым — это Путин. Всё есть Путин, Путин — везде.

— Но в этом фильме вот что интересно. Конечно, он представляет очень уверенного в себе человека и вождя, который излучает эту уверенность. Дворцы, танки, Владивосток и Сочи, народная любовь — все это подтверждает его уверенность. Но есть ли что-то, в чем Путин не уверен? Есть ли в фильме Кондрашова, действительно созданном как эпос об отце народов, благодаря которому все становится правильным, та или иная неуверенность?

— Неуверенность здесь проявляется в том, как показываются все неудачи путинского времени. Надо признать, что в экономическом смысле все, что говорит Дмитрий Медведев, верно, когда он сравнивает 2000 год с сегодняшним моментом, экономическое благосостояние России конечно намного выросло и стало гораздо выше. Но в этом фильме есть кардинальные моменты, когда показывается трагедия, рассказывается о ней — а потом мы маршем пробегаем мимо. Все трагедии превращаются в болезненные, но необходимые жертвы на пути к возрождению России. Например, «Курск». Конечно, «Курск» — это огромная трагедия, но рассказ о «Курске» превращается в рассказ о том, как Путин, во-первых, пообещал поднять погибшую подлодку. Из логики фильма непонятно, почему это имеет такое значение и почему так важно ее поднять, но я это прочитал как символ того, что Путин поднимает всю Россию со дна, куда она опустилась, — и армию, и военную мощь. Это символический рассказ о том, что это была необходимая жертва, трагический момент, после которого Путин начинает возрождать Россию. Но здесь нет признания, что это была трагедия, которую Россия еще не изжила, не преодолела. Трагедии повторяются и повторяются из-за того, что не решены кардинальные вопросы политического строя, которые позволяли бы стране справляться с организационными проблемами, вновь и вновь приводящими к подобного рода трагедиям. Это проблемы коррупции, безответственности, отсутствия связи между местными бедами и этими дворцами, где сидят такие как Сечин и Путин. Эти проблемы растут, как снежный ком, и будут накапливаться дальше, но фильм об этом не рассказывает. В этом и заключены слабость и неуверенность — нежелание смотреть людям в глаза по-настоящему и справляться с базовыми политическими проблемами.

— Как бы вы оценили то, каким образом в этом фильме подаются политические проблемы? Есть ли у Кондрашова какое-то различение проблем и катастроф? Мы видим историю не одного десятилетия, и оказывается, что Путин, этот вождь, эта ведущая сакральная фигура, хорош именно для тех секторов, где он справляется не с проблемами, а с катастрофами.

— Это тоже верно. Потому что проблемы и решение проблем практически не показывают, показываются только критические моменты, когда он решает спасти мир, спасти Россию, но как это делается, совершенно не представлено: мы не знаем, например, что конкретно было сделано, чтобы поднять российскую экономику. Он повторяет оптимистичные бизнес-штампы, когда говорит о том, что нужно для успешной России, — это экономика, конкурентоспособная, технологичная, и прочие лозунги мира бизнеса, но нет ни слова о конкретных программах, о том, как Россия справляется с текущими проблемами в течение последних 18 лет и как она планирует делать это в будущем. Ничего этого не показано. Мы просто точно знаем, что Путин решает все проблемы, что, если случится катастрофа, Путин будет тут как тут и что будут создаваться новые ракеты, новые технологические центры. Кто за это платит, мы не знаем. Согласно этому фильму, финансирование мегапроекта — это проблема воли. Например, Путин решил, что в Петербурге нужно построить кольцевую дорогу. Все его советники сказали, что на это нет денег, а он заявил, что это должно быть сделано, — и сделали. Но объяснить, откуда в конце концов взялись деньги, никто ни в силах, это так и осталось за кадром.

— Я хочу продолжить вопрос Александра Маркова о том, что не показано. Самый дорогой бизнес из всех существующих — это война, потому что современная война очень технологична и очень дорого стоит. В фильме с явным удовольствием рассказывается об обстоятельствах боевых действий в Сирии. Путин в кадре также с удовольствием повествует о каких-то военных событиях, и создается впечатление, что рассказ о войне представляется режиссеру этого фильма чем-то самодостаточным, важным, как будто рассказ о войне сам по себе отвечает на ключевые вопросы — еще не заданные или уже не заданные. В этом фильме упоенно-навязчиво вводится военная тема. При этом не обсуждается ни стоимость, ни издержки военных действий, и предполагается, что они либо несущественны для такой великой страны, либо их можно позволить себе не замечать. Не возвращает ли это к средневековым временам королей-чудотворцев, когда войны ведутся и выигрываются королями ради их доблести, тогда как способность вести войну — первое доказательство доблести правителя? Путин демонстрирует качества современного Юлия Цезаря — победителя и завоевателя, и это и является парадоксальным свидетельством его способности управлять? В качестве президента он наилучшим образом реализуется, занимая пост главнокомандующего? Если это так, то это преддверие новых войн, хороших и разных.

— Полностью с вами согласен. И тут есть много интересных моментов. Это взаимоотношения с Западом, с «нашими партнерами», как любит говорить Путин, хотя в какой-то момент он начинает говорить «с нашими так называемыми партнерами», как бы начиная сомневаться, партнеры ли они на самом деле.

— Время от времени он стал себе позволять эту оговорку, но может быть это такое чувство юмора? Он таким образом иронизирует?

— Есть такие репортажи, которые показывают, что он очень любит читать Колесникова, так что, возможно, Путин именно у него заимствует этот стиль высокого стёба «Коммерсанта». Но здесь верно то, что война для его имиджа — очень важный элемент. Это человек, который должен воевать. Это часть его истории, часть той государственной мифологии, которую он выстраивает вокруг себя, — человек, который всегда должен быть готов к встрече с противником и должен всегда побеждать. Меня поразило, насколько бесстыдно этот фильм возрождает мифологию про КГБ, гэбистов как главных защитников страны, а также про «Штази». Даже страшно становится! Мне кажется, показать этот фильм с титрами в Германии будет совершенно невозможно, или если уж показывать, то с большими купюрами, потому что нигде в постсоциалистическом мире не говорят про органы госбезопасности в таких восторженных тонах. Это меня поразило.

Возвращаемся к войне. Война действительно показывается, как и все другие его подвиги, без стоимости, без издержек. Война ведется ради войны или потому, что существует некая моральная, этическая причина. Путин появляется там, где он нужен, по всему миру — в Сирии, в Крыму, в Украине, он всегда будет победителем, он решает все проблемы. Это первое. Второе. Если мы говорим о серьезных проблемах, которые этот фильм не затрагивает, — это взаимоотношения с Западом. Он говорит о том, как по-хамски Запад вел себя в Украине, как Америка в течение 10 лет не могла восстановить государство в Афганистане, в то время как Россия в Сирии смогла это осуществить за два года. Он постоянно говорит о том, что надо поднимать российскую экономику, но он нигде не говорит о том, как это возможно совместить с непрерывным ростом напряжения в экономических отношениях с остальным миром. Это одна из главнейших проблем, стоящих перед российской экономикой: как воссоздать автаркию в России — самодостаточную экономику, когда все будет производиться в России, не только сыр, но и ракеты или высокотехнологичное медицинское оборудование. Фильм не вдается в детали относительно того, как этого добиться, а только говорит, что Россия сильная, что, если нужно будет воевать, мы на это способны. Ничего не говорится о затратах, издержках — только о наших победоносных воинах. Из первой части фильма ясно, что конечно важно, что сейчас в России создаются такие красивые мощные военные корабли, вся прочая военная техника, ракеты, которые могут за 15 минут долететь до Сан-Франциско. Но самое важное в арсенале России — это героизм и воля. Это ясно показано в первой части фильма, где рассказывается о Второй чеченской войне, о том, как 500 российских солдат отбивают атаку нескольких тысяч. То же самое и в Сирии.

— В Сирии один прапорщик отбивает атаку целой наступающей банды, а затем его награждают.

— Самое важное здесь — это конечно подвиг. Я не сомневаюсь, что на поле битвы случаются подвиги, но здесь все слишком уж зациклено на подвигах. Война не существует как сложная стратегическая проблема, самое главное — подвиги.

— Героизм, воля. А как там обстоит дело с верой? Мне это напомнило художественные картины «Утопии» Томаса Мора, когда оказывается, что каждая секта отправляет свое служение отдельно, все они собираются для служения в обширном храме, там огромная толпа одетых в белое людей группируется вокруг жреца, в столь же белоснежных одеждах. Все они распевают гимны и молитвы, составленные так, чтобы быть удобоприемлемыми для всех. Как здесь отделить вопросы героизма и воли от изъявлений веры? Ведь это рамка общего служения, которая включает в себя все вместе — и героизм, и волю, и веру.

— Так и есть. Вера тут появляется только совместно с упомянутыми вами темами, и каким-то чудесным образом это все совмещается. Я не знаю, правда ли это, но это прекрасно, что отец патриарха крестил Путина тайком от своего отца, члена партии, конечно же в соборе, построенном в честь русского воинства. Все сочетается как нельзя лучше. И первый момент, когда Путин встает на колени перед иконами, чтобы молиться по-настоящему, — это трагические события, связанные с терактом на Дубровке, во время спектакля «Норд-Ост». Это пазл, который прекрасно складывается вместе. Хотя необходимо отметить, что фильм не ставит большого акцента на проблемах веры. Мы знаем, что Путин — верующий человек, но самая основная вера — это вера в себя, в собственный героизм, в свое праведное дело. Мы понимаем, что он не слишком задумывается о Боге — он думает о России, он думает о себе и о своем отношении к России. Так что вера здесь — не самое главное, это просто часть общей мифологии.

— Как Путин как герой фильма мыслит себе государство — собственно, государство Российское. Понятно, что для него существует реальность тысячелетней России — государства, которое имеет определенную духовную миссию, но он мыслит о нем в категориях мобилизации: мы должны мобилизовать свои экономические, военные возможности, готовы умереть под Москвой, как он цитировал «Бородино» перед своей прошлой инаугурацией, но государственность не может состоять только из мобилизаций. В нем должна быть и мирная жизнь, и счастье, и золотой век. Как же он мыслит эти стороны государственности? Или он мыслит их только ретроспективно: тысячелетняя Россия сама как-нибудь со всем справится, а он ей только помогает восстановить счастье и благополучие?

— Надо сказать, что это не только российская проблема — проблема истории в современном мире. Как мы все знаем, мы сейчас существуем в мире без особой политической идеологии, которая бы представляла радикально иной мир в будущем. Мы каким-то образом покончили с идеологической историей. История состоит только из ярких моментов, которые показываются в блокбастерах в кино и которые ведут к современному миру. А современный мир — это не самая лучшая версия самого себя, и чтобы создать наше будущее, надо усовершенствовать то, что есть. Мне кажется, что в случае с этим фильмом и с видением будущего России в этом фильме мы как раз видим это улучшение — прекрасные мосты, новые виды вооружений и военной техники. Это улучшение всего, что есть, — все должно блестеть. Государственность здесь превращается в эстетическую проблему: это проблема завершения формирования арт-объекта — нашего общества. Нужно добавить чуть-чуть здесь, чуть-чуть там, чтобы все мосты блестели, чтобы все тротуары были чистые, чтобы все дети были хорошо одеты, чтобы все солдаты хорошо маршировали, чтобы у них было вооружение по последнему слову техники. Но никаких больших изменений не предвидится, потому что никто в мире не предвидит никаких больших изменений. Будущее — это то же самое, что и сейчас, только лучше, надежнее и безопаснее. Нужно просто продолжать работать над собой. И аллегорическая связь «Путин — Россия» здесь тоже работает, потому что Путин не меняется: конечно, в тех кадрах, где он только начинает свой путь, он немножко моложе, немножко стройнее, но все же видно, что он очень мало изменился. Это человек, который каким-то образом постоянно выглядит одинаково: он не стареет. Путин — как Ленин, вечно живой, только без Мавзолея.

— Как вам кажется, почему в фильме вообще не упоминается СНГ? И отчего мы не видим некогда постоянных ссылок на партнеров стран БРИКС? Эти темы полностью вычеркнуты из будущего политического планирования?

— Это очень хороший вопрос. Мне он не приходил в голову, когда я смотрел этот фильм, но это действительно так. Ближние соседи, кроме Азербайджана, как будто отсутствуют почти полностью. Может быть, другие аналитики лучше бы ответили на этот вопрос, поскольку они более глубоко погружены в российский политический дискурс. Но на мой взгляд, причина в том, что главный стержень этого дискурса — это все же взаимоотношения с Западом, а не с ближним зарубежьем. Запад — главный противник и главный Другой, который нас определяет. Риторически говоря, наблюдая за ближними соседями, ты получаешь гораздо меньше энергии. Они просто есть, они воспринимаются как наши младшие братья, но они не играют никакой роли в мире и в нашем самопонимании. Самое важное — это наши противники на Западе, которые нас не понимают, а также отдельные наши сторонники на Западе, которые нас понимают, например Герхард Шрёдер. Но разговаривать с нашими друзьями в Туркменистане — это, с точки зрения подобного дискурса, ниже достоинства для такого фильма про Путина.

— И последний вопрос. Как культуролог, можете ли вы сказать, что этот фильм кладет начало формирования настоящего культа личности? Можно ли его брать за точку отсчета? Имеется в виду культ личности, лучшие образцы которого можно было наблюдать в конце XX века в Советском Союзе, в Румынии, который можно наблюдать сейчас в Северной Корее. Или культ личности еще не начали строить? Если смотреть из будущего, можно ли взять фильм Андрея Кондрашова за точку отсчета формирования культа зрелого Путина?

— Я тоже об этом думал, когда смотрел фильм. Скорее всего мы имеем дело с последним из перечисленных вами вариантов — это начало построения культа личности, потому что в Кремле поняли: раз нет идеологии, раз нет надежды на кардинальные изменения в экономической ситуации, во взаимоотношениях с остальным миром, раз политическая ситуация внутри и вовне России как будто застыла, единственное, что можно сделать, — это строить культ личности. Нет ничего, кроме Путина. Путин — это наше все, поэтому надо создавать вокруг него настоящую мифологию, которая возможно будет удерживать политическую ситуацию в стабильном положении.

Возвращаясь к началу нашего разговора, я совершенно не уверен, что этот фильм действительно отвечает ожиданиям российского электората, российских телезрителей. Хотя это фильм про мифологический имидж Путина, он длинный, утомительный, скучный и нарциссический. Конечно, если сейчас провести на улицах России опрос, видели ли люди этот фильм, понравился ли он и поддерживают ли они Путина, они ответят «да». Но мне кажется, это вечная проблема социологов и политологов, изучающих общественное мнение, как будто население состоит из автоматических единиц в столбце «за» или «против», тогда как каждый человек — это сложный психологический механизм, который состоит из многих компонентов. И, конечно, какая-то часть души российских телезрителей будет аплодировать при просмотре этого фильма, но другую часть оттолкнет нарциссизм, пустозвонство и скука, которыми от него веет. Напряжение между этими частями человека растет, и в какой-то момент человек может превратиться из единицы в колонке «за» в единицу в колонке «против», и очень сильно против. Мы это уже наблюдали в конце 80-х годов, когда в течение двух лет все население из относительно послушных советских граждан превращается в антисоветчиков. То же самое в любую секунду может произойти и сейчас, если они построят систему, базирующуюся на таких кирпичах.

— Будем ждать, чем это закончится, и очень не хотелось бы, чтобы это обрушение было катастрофическим. Спасибо!

Беседовали Ирина Чечель, Александр Марков и Михаил Немцев