«Война на уничтожение расы» против СССР

От редакции: Благодарим Ассоциацию исследователей российского общества («АИРО-XXI») за предоставленную возможность публикации главы из книги немецкого историка Ганса Моммзена «Нацистский режим и уничтожение евреев в Европе» (Серия «АИРО — первая публикация в России». М.: АИРО-XXI, 2018. 240 с.).

Решение атаковать Советский Союз весной 1941 года было принято в тот момент, когда относительно конкретной реализации намеченного «окончательного решения еврейского вопроса» не было никакой ясности. Планы отделить часть бывшей польской территории от генерал-губернаторства и депортировать туда еврейское население и другие «расово непригодные» этнические группы не вышли за рамки предварительной стадии. Спасительное решение — отправление более шести миллионов евреев на Мадагаскар — все больше отходило в область фантастики, хотя по-прежнему не исключалось осуществление этого или подобного ему «заморского» проекта после ожидаемого в скором времени окончания войны. Идея Гитлера напасть на Советский Союз еще до завоевания Англии изменила перспективы «окончательного решения еврейского вопроса». Казалось, что огромное пространство СССР сможет предоставить неограниченные возможности, для того чтобы депортировать «излишние» славянские этнические группы, в том числе «неподлежащие германизации» части чешского и польского населения, но прежде всего — находившихся в нацистской зоне влияния евреев.

С начала 1941 года, когда шла подготовка к германскому наступлению, Рейнхард Гейдрих занимался проработкой решения «еврейского вопроса» в Европе уже не за пределами континента, а путем создания еврейской резервации «на Востоке», на советской территории за Уралом. Иллюзорное представление о контролируемом РСХА округе особого назначения в Северной Сибири, образцом для которого служили трудовые лагеря ГУЛАГа, возникло именно из этих планов. На реализацию этого проекта отводились сроки после предполагаемого окончания военных действий на Западном фронте и разгрома Советского Союза в молниеносной атаке.

Стратегическая и логистическая подготовка нападения Германии на СССР оказала влияние на нацистский подход к решению «еврейского вопроса» и в ином ключе. Расчет на то, что в ближайшие месяцы будет завоевана советская империя и тем самым весь европейский континент, стал причиной безграничного высокомерия нацистских руководителей и вызвали слепую уверенность в скором начале образования «великого германского рейха», не принимавшую во внимание судьбу подчиненных восточных народов. Предпосылкой для этого, по мнению Генриха Гиммлера, должна была стать этническая «расчистка» в Восточной Европе, с помощью которой могло быть создано «жизненное пространство на Востоке», за которое ратовала нацистская пропаганда. Еще в июле 1941 года штандартенфюрер СС Конрад Мейер получил от Гиммлера приказ незамедлительно приступить к разработке генерального плана «Ост» [1]. Решение «еврейского вопроса», которое временно, в форме «Мадагаскарского проекта», было отделено от гигантских планов переселения на Востоке, теперь являлось непосредственной составляющей этой инициативы, несмотря на полную неясность относительно ее реализации.

Надменность, с которой нацисты добивались своих целей путем бесцеремонного применения насилия, проявилась уже в действиях в оккупированной польской республике. Она привела к систематической ликвидации польских элит и интеллигенции, а также к лишению имущества, дискриминации и выдворению еврейского населения. Впрочем, тогда еще имелись определенные границы дозволенного. Некоторые военные начальники выступили против преступлений в отношении поляков и евреев, учиненных айнзацгруппами СС и в особенности отрядом специального назначения под командованием группенфюрера СС Удо фон Войрша [2]. Военные суды возбудили несколько дел, однако верховное главнокомандование вермахта оказывало поддержку ответственным армейским начальникам, а вскоре Гитлер также объявил амнистию, под действие которой попали преступления, совершенные против польского мирного населения, в том числе против многих евреев [3].

Но в свете предстоящей военной операции против СССР рухнули все барьеры. Нацистские элиты охватило чувство безграничной власти и осуществления идеологических стремлений. Гиммлер был решительно настроен на то, чтобы всеми средствами выполнить порученное ему особое задание. Еще до германского наступления Рейнхард Гейдрих в содействии с генерал-квартирмейстером Эдвардом Вагнером успешно занимался устранением всевозможных противоречий между армией и службами безопасности. В отличие от ситуации в Польше образованные айнзацгруппы СД и полиции безопасности были подчинены не армейским начальникам, а руководителям СС и полиции, которые были разделены по планируемым рейхскомиссариатам. В то же время, согласно «Инструкции об особых областях к директиве № 21 плана “Барбаросса”» от 13 марта 1941 года, команды особого назначения, выделяемые от айнзацгрупп, во время операции могли «осуществлять исполнительные меры в отношении мирного населения самостоятельно, на свою ответственность». Оккупированная территория не получала собственного военного управления (как это было сделано в Польше), а сразу переходила под контроль генерал-комиссаров [4].

Одновременно с переговорами о специальных задачах Гиммлера, которые, как указывалось в «Инструкции об особых областях к директиве № 21 плана “Барбаросса”», вытекали из «окончательной борьбы двух противоположных политических систем» [5], Адольф Гитлер объяснял методы постулируемой им «войны мировоззрений» руководству армии. 30 марта 1941 года он представил 250 высокопоставленным офицерам вермахта сценарий непрерывно жесткой «войны на уничтожение расы», которая предполагала не только разгром Красной армии и советской власти, но и полную ликвидацию советской государственности и физическое устранение части советского населения. Гитлер подчеркивал, что все без исключения политические комиссары и представители коммунистической элиты, являясь носителями большевистской идеологии, должны быть уничтожены и что, как «азиатские преступники», они требуют особо жестокого обращения. «На Востоке жестокость мягка для будущего», — заявил диктатор и нарисовал затем образ врага: «еврейского большевизма», подлежавшего уничтожению [6].

Речь Гитлера не встретила никакого сопротивления присутствовавших командиров войск, и позже также высказывались лишь единичные возражения по поводу его приказа абстрагироваться от гражданско-правовых основ ведения войны. Подавляющее большинство военных начальников разделяло представление о том, что в советском руководстве была велика доля евреев. Особенно в генералитете отождествление большевизма и еврейства пробудило укоренившиеся антисемитские и антикоммунистические стереотипы, которые зародились в период свержения монархии и Ноябрьской революции. Давние антисемитские предрассудки в высшем офицерстве объясняют, почему тирады Гитлера не вызвали достойных упоминания протестов. Они также нашли широкое отражение в приказах некоторых командующих войсками. Так, в приложении № 2 к подписанному Эрихом Гепнером «Наступательному и боевому руководству 4-й танковой группы» от 2 мая 1941 года значилось, что предстоящая операция — это «все та же битва германцев и славян, оборона европейской культуры от московско-азиатского потопа, ниспровержение жидобольшевизма», для представителей которого «не может быть пощады» [7]. Антисемитская направленность этого и многих других подобных заявлений командующих войсками была очевидна.

Верховное главнокомандование вермахта проявило самостоятельную инициативу, облекая идеологические установки Гитлера в форму конкретных приказов. Давление со стороны Гиммлера или Гейдриха для этого не понадобилось. Последний был гораздо в большей степени занят тем, чтобы устранить возможные конфликты с армией. «Комплекс преступных законов», который был разработан Верховным главнокомандованием вермахта и Главным командованием сухопутных войск во многом по собственной инициативе, являлся важной предпосылкой для участия вермахта в аморальной политике режима. Указ о военном судопроизводстве в районе Барбаросса от 13 мая 1941 года эксплицитно выводил служащих вермахта, совершивших преступления против вражеских гражданских лиц, из-под уголовного преследования. Так же, как приказ о комиссарах от 6 июня и распоряжения об обращении с советскими военнопленными, которые тоже были изданы по инициативе верховного главнокомандования, указ являлся очевидным нарушением военного права [8]. Отдельные возражения нацистских офицеров и генералов касались опасений по поводу разлагающего действия на армию, но не противоправного характера указа. Приказ о комиссарах также исполнялся повсеместно и никогда не скрывался от войск.

За непрерывное осуществление антисемитской и антибольшевистской программы уничтожения отвечал репрессивный аппарат, который Рейнхард Гейдрих сформировал еще до начала боевых действий и отправил на местность сразу вслед за войсками. Договоренности с генерал-квартирмейстером Эдуардом Вагнером от марта и апреля 1941 года закрепляли за айнзацгруппами [9] необычайно широкое пространство деятельности и позволяли им действовать «на собственную ответственность» также и в операционной зоне армии. На практике это приводило к тому, что отряды особого назначения от айнзацгрупп часто продвигались вперед вместе с боевыми отделениями. Верховное главнокомандование вермахта и командование сухопутных войск были готовы уступить требованиям Гиммлера прежде всего для того, чтобы по возможности избежать «неприятных» происшествий, которые возникали во время операции в Польше, и не нагружать армию политически мотивированными заданиями. Однако этот расчет оказался ошибочным. В действительности с самого начала имело место тесное сотрудничество между армейскими штабами и айнзацгруппами, доставкой которых на места занимался вермахт.

Созданные айнзацгруппы A, B, C и D были распределены по зонам действий отдельных групп войск и подчинены новообразованным комендатурам «Север», «Центр» и «Юг». К ним также следует добавить ряд особых подразделений РСХА: айнзацгруппу особого назначения в Восточной Польше, айнзацкоманды полиции безопасности в Тильзите и Алленштейне, а также оборонные подразделения, которые Гиммлер сформировал из этнических немцев. Айнзацгруппы были разбиты на айнзацкоманды и зондеркоманды, в которые входили служащие войск СС, полиции порядка и местные добровольцы. Таким образом, их состав — особенно в ходе развития военных действий — был крайне разнороден. В то же время командирские должности, как правило, получали руководители СС из гестапо, крипо и СД. Айнзацгруппы возглавлялись высокопоставленными представителями РСХА, в том числе Отто Олендорфом, Францем Зиксом, Артуром Небе, или заслуженными работниками полиции безопасности, такими как Франц Вальтер Шталекер и Отто Раш. Этот персонал состоял из личностей, тесно связанных с режимом и прошедших идеологическое обучение; многие из них потом также получили высокие посты в аппарате СС.

Анализ биографий начальников айнзацгрупп и непосредственно подчиненных им командиров показывает, что большинство из них занимали должности в аппарате СС и их откомандирование служило проверкой их способностей. Находясь под соответствующим давлением, многие были вынуждены покинуть свой пост в ходе сокращения расходов на военную подготовку [10]. Антисемитский настрой был свойственен всему начсоставу, члены которого прошли идеологическую обработку в аппарате СД [11]. Важную группу составляли претенденты на руководящие должности в СС, дальнейшая судьба которых зависела от успехов при управлении командами айнзацгрупп и которые являлись выраженными карьеристами [12]. Они представляли собой квалифицированный, политически мотивированный и идеологически однородный кадровый ресурс, который, за редкими исключениями, мог безоговорочно быть задействован в осуществлении политики уничтожения [13].

Сразу же после вторжения в Советский Союз возникла конкуренция намерений отдельных айнзацгрупп, которые стремились к тому, чтобы по максимуму «зачистить» свой район. Необходимость регулярно составлять отчеты о проведенной деятельности, которые должны были затем отправляться Гитлеру, только усилила эту тенденцию. Отчеты содержали сведения о достижениях айнзацкоманд и являлись отражением «соревнования за лучшие показатели», которое шло между ними [14]. При этом сыграл роль тот факт, что дополнительно задействованные в ликвидации еврейского населения полицейские батальоны и бригады СС многократно демонстрировали более высокие результаты.

В четырех айнзацгруппах служило не более 3000 человек. В айнзацгруппу А входило 990 человек, в айнзацгруппу В — 655, в айнзацгруппу С — 700–800 и в айнзацгруппу D — около 500. В 1944 году к ним добавились айнзацгруппа F в Венгрии, айнзацгруппа G в Румынии, которая, однако, не успела приступить к работе, и айнзацгруппа H в Словакии, а также непостоянное число айнзацкоманд, дополнительно образованных на позднем этапе военных действий [15]. Пугающий кровавый след, который они оставили на оккупированной территории Восточной Польши и Советского Союза, несоизмерим с их общей численностью. Это свидетельствует о косвенной и часто также прямой поддержке акций уничтожения отрядами вермахта, в первую очередь тайной полевой полицией, полевой жандармерией, военно-полевыми командирами и защитными дивизиями, следовавшими за армией. В подготовке транспортных средств, ограждении местности и военном обеспечении участвовали как регулярные воинские подразделения, так и местное военное управление. В Литве и Латвии айнзацгруппы получали существенную поддержку местных сил, которые часто приступали к действиям еще до прибытия немецких войск. Это касалось также Украины и Буковины. В то же время при вторжении на русскую территорию айнзацгруппы сталкивались с тем, что местное население было настроено против преследования евреев, и все усилия, предпринимаемые для того, чтобы склонить жителей к погромам, оставались безуспешными.

В исследованиях долго упускалось из виду, что с июля 1941 года, помимо айнзацгрупп, Гиммлером были подготовлены дополнительные подразделения для выполнения охранных функций, например 1-я бригада СС из 4000 и кавалерийская бригада СС из приблизительно 7200 человек. Рекрутированные из отрядов «Мертвая голова», эти бригады, в отличие от войск СС, не сражались в составе армии, а были подчинены непосредственно штабу рейхсфюрера СС [16]. К ним также присоединились сначала 11, а затем в общей сложности 26 полицейских батальонов и отряды местных коллаборационистов. В 1942 году их общая численность составляла более 160 тысяч, а в 1943 году — 300 тысяч человек [17]. В полицейские батальоны входили далеко не только, как в случае 101-го гамбургского полицейского батальона, отряды пожилых резервистов. Большинство составляли молодые, активные служащие, которые были подвергнуты необходимой антисемитской индоктринации, для того чтобы успешно выполнять операции по уничтожению [18].

Неоднократно высказывалось предположение о том, что командиры айнзацгрупп еще до начала своей деятельности получили якобы существовавший приказ фюрера об уничтожении советских евреев. Такое мнение основывалось на реплике Отто Олендорфа, высказанной им в свою защиту в Нюрнберге, которую он позже сам подкорректировал [19]. О приказе фюрера не может быть и речи — так же, как и об устном распоряжении о ликвидации еврейских женщин и детей. На собрании в полицейской академии в Прече незадолго до вторжения и на предшествовавшем ему совещании во дворце Принца Карла 17 июня Рейнхард Гейдрих дал командирам айнзацгрупп подробные инструкции, однако подобный приказ об уничтожении ни там, ни там не озвучивался. Хотя разговор шел о «борьбе мировоззрений», которая должна вестись с особой жестокостью и в которой евреи выступали в качестве главных представителей большевистской системы, сами инструкции оставались в рамках, заданных комплексом преступных законов [20].

Гейдрих уточнил свои распоряжения в письме руководителям СС и полиции на оккупированной территории Советского Союза от 2 июля 1941 года и в сообщении Шталекеру, командиру айнзацгруппы А. Он указывал, что предусмотренные чистки должны затронуть представителей Коминтерна, политиков-коммунистов и высокопоставленных партийных чиновников, народных комиссаров, «евреев на партийных и государственных должностях», а также прочие радикальные элементы [21]. «Самостоятельные попытки ликвидации, предпринимаемые антикоммунистическими или антисемитскими движениями в подлежащих оккупации областях», в том числе направленные против евреев погромы, не должны были пресекаться, однако в то же время командам не следовало открыто их поддерживать и упускать инициативу в пользу местных антисемитов. Приказ позволял достаточно свободно истолковывать круг тех лиц, которых необходимо было незамедлительно уничтожить.

Сравнительный анализ поведения отдельных айнзацгрупп показывает, что поначалу они действовали в рамках полученных указаний и лишь с августа 1941 года — в некоторых случаях уже в июле — приступили к ликвидации еврейского населения включая женщин и детей [22]. Это изменение произошло не одновременно и, очевидно, не основывалось на каком-либо едином распоряжении в письменном виде. Согласно общему представлению, основную массу евреев позже ожидала депортация.

На вопрос о том, каким образом мог произойти переход к радикализации айнзацгрупп, исследователи отвечают по-разному. Гипотеза о появлении в середине июля соответствующего приказа, расширявшего первоначальные инструкции и, вероятно, исходившего от Гитлера, не подтверждается источниками. Все более бескомпромиссный характер применения насилия и расширение круга жертв во многом были самопроизвольными явлениями. Важным фактором при этом было полное отсутствие уголовно-правовых мер и наказаний за безосновательные нападения и бесчеловечные акты насилия. Идеологическое клише о «жидобольшевизме» и мнимое отождествление еврейства и большевизма были усилены антисемитскими погромами литовских, латышских и украинских жителей, которые чаще всего происходили до появления немецких войск и являлись ответом на террор отступавших отрядов НКВД. Акты саботажа или неповиновения нацистской оккупационной власти в условиях разогретой антисемитской атмосферы приписывались евреям, а ощущение угрозы со стороны еврейских партизан служило оправданием для невмешательства в погромы, которые организовывались местным населением.

Силы безопасности привыкли к тому, чтобы, не выявляя зачинщиков, отвечать на каждое происшествие, которое можно было истолковать как нападение на армию, требованием «покаяния» еврейского населения. Так начались массовые расстрелы. Развитие этой тенденции ускорилось, после того как в оккупированных областях, во многом вследствие нацистской политики насилия и устрашения, стала активно вестись партизанская деятельность, которая, впрочем, первоначально не была принята советским правительством [23]. По мнению Клауса-Михаэля Маллманна, «убийство евреев, выполнявшее профилактическую функцию борьбы с партизанами, стало важнейшим катализатором эскалации насилия» [24].

Так или иначе, в «процессе самовольного расширения полномочий» айнзацгруппы начали убивать не только «евреев на партийных и государственных должностях», но и всех остальных евреев, включая женщин и детей. При этой смене парадигмы сыграл роль тот факт, что конкурировавшие друг с другом бригады СС и полицейские батальоны уже в июле, вероятно получив указание Гиммлера, приступили к зачистке гетто и систематической ликвидации местного еврейского населения, на фоне чего достижения айнзацгрупп стали выглядеть весьма слабо. Активное содействие Гиммлера, который 30 июля 1941 года распорядился о том, чтобы 2-й кавалерийский полк СС начал расстреливать евреев и загонять женщин в Припятские болота, а в начале августа через Фридриха Еккельна отдал айнзацгруппе С приказ уничтожать всех неработающих евреев, в том числе женщин и детей, ускорило процесс радикализации, который к сентябрю охватил все службы безопасности [25].

При взаимодействии РСХА и функционеров на местах была выработана общая целевая установка: предвосхищая предстоящее всеохватное решение, в максимально возможном объеме сократить численность еврейского населения или полностью его ликвидировать. В ответе командира айнзацгруппы А Шталекера на инструкции по урегулированию «еврейского вопроса», присланные рейхскомиссаром Остланда Генрихом Лозе 27 июля 1941 года, содержалось упоминание о том, что «на восточных территориях появились новые возможности для решения еврейского вопроса», которые Лозе не предусмотрел. Вместо долгосрочного существования гетто, по мнению Шталекера, положение требовало «почти стопроцентного, полного очищения Остланда от евреев». Таким образом можно было существенно облегчить дальнейшую массовую «депортацию в еврейскую резервацию за пределами Европы» [26]. При этом Шталекер ссылался на несохранившуюся директиву РСХА по «еврейскому вопросу» от лета 1941 года. Отклоняясь от общей направленности своего письма, он также предложил, возможно по тактическим причинам, создать на территории рейхскомиссариата Остланд временные концентрационные лагеря для евреев [27].

Позиция Шталекера указывает на то, что задействованными лицами был достигнут определенный компромисс, предполагавший возможность промежуточного решения для евреев, не затронутых первой смертоносной волной [28]. Характерным кажется также заявление командира айнзацгруппы В Артура Небе, который уже 23 июля 1941 года писал в отчете: «Решение еврейского вопроса во время военных действий на этой территории представляется неосуществимым, поскольку из-за чрезмерно большого числа евреев оно может быть достигнуто только путем выселения» [29]. Это замечание показывает, что, помимо намерения ликвидировать максимально возможное количество евреев, по-прежнему существовало представление о возможной реализации депортаций после окончания военной операции «на Востоке». Такая же амбивалентность на этом этапе присутствовала в высказываниях Гиммлера. Использование военного положения для того, чтобы, опережая общее решение, уничтожить максимально возможное число евреев (как представителей большевизма и зачинщиков сопротивления) на оккупированной части Советского Союза, не являлось для исполнителей противоречием плану депортации евреев в еще не определенную резервацию; напротив, план служил для них оправданием предпринимаемых мер.

Систематические расправы над еврейскими военнопленными и комиссарами, а также бойни, учиняемые в ответ на мнимые акты саботажа, создали атмосферу, в которой прямого приказа об убийстве уже не требовалось. По этой причине часто встречаемые в исследованиях утверждения о том, что обострение деятельности айнзацгрупп стало следствием охотно отданного Гиммлером приказа или же «сигнала» Гитлера [30], не соответствуют действительности. Гораздо более вероятным является процесс «саморадикализации», который вписывался в общую тенденцию ужесточения военных действий. При этом следует отметить, что ближе к концу лета, после того как являвшиеся первичными задачи по задержанию и аресту представителей советской власти потеряли актуальность, айнзацкоманды были полностью переориентированы на карательные операции против евреев.

Еще одним фактором, повлиявшим на ужесточение ликвидационной политики в отношении советских евреев, стала всеобщая нервозность, которая распространилась уже к середине июля 1941 года на фоне опасений возможной неудачи запланированного блицкрига. На заседании 16 июля в главной ставке в Растенбурге Гитлер представил к обсуждению стратегическое положение и в особенности последствия, вызванные русской партизанской войной [31]. В присутствии Альфреда Розенберга, Ганса-Генриха Ламмера, Вильгельма Кейтеля, а также Геринга и Бормана диктатор возложил на евреев ответственность за упорное сопротивление Советского Союза и потребовал «расстреливать каждого, кто хотя бы косо взглянет» [32]. Чуть позже Кейтель подчеркнул, что «численность войск, имеющихся в распоряжении для защиты восточных территорий», учитывая размеры пространства, окажется достаточной только в том случае, если «оккупационные силы вызовут ощущение ужаса, которое отнимет у населения всякое желание сопротивляться» [33]. Многое говорит в пользу того, что Гиммлер использовал сложившуюся ситуацию, для того чтобы форсировать политику уничтожения на оккупированных территориях [34].

Невозможно описать в деталях все стороны процесса реализации курса на уничтожение. Как правило, айнзацкоманды могли опираться на предварительную работу полевых командиров, которые регистрировали евреев и выдавали им особые знаки, лишали их имущества, в ряде случаев — собирали в гетто или трудовых лагерях и привлекали к разного рода работам, а также распоряжались о создании юденратов. Кроме того, айнзацкоманды могли рассчитывать на поддержку служащих сил безопасности при решении задач по транспортировке. В первые месяцы было типичным обосновывать расстрелы мужчин-евреев отсылками на партизанскую деятельность, мародерство, нелегальную торговлю, протесты против оккупационного режима и мнимые или реальные советские преступления. Кроме того, в качестве оправдания акций уничтожения использовались опасность распространения инфекций и подобные аргументы. Если поначалу расправы затрагивали в первую очередь представителей интеллигенции и раввинов, то с конца лета репрессии охватывали уже целые деревни и еврейские общины и были направлены на планомерное сокращение численности еврейского населения путем массовых операций.

Согласно многим признакам, общий переход к систематическим массовым убийствам, которые вплоть до конца июля были лишь исключительным явлением, как правило, связанным с погромами местных группировок, произошел не спонтанно, а осуществлялся в соответствии с обширными планами. К ним относится начавшееся в конце лета 1941 года усиление отрядов, которые были задействованы в ликвидации еврейского населения, путем привлечения бригад СС. При этом кавалерийская бригада СС провела смертоносную операцию в Припятских болотах уже в конце июля: в ходе нее 13 788 «грабителей» были расстреляны и еще 714 человек — взяты в плен [35]. Вслед за ней было осуществлено еще несколько «акций», которые придали преследованию евреев новый масштаб. В то же время ряд «крупных операций» был реализован в зоне действий айнзацгруппы В 322-м полицейским батальоном, кульминацией которых стала особая операция в Могилеве, унесшая жизни 2000 «евреев обоих полов», в том числе, очевидно, и детей. Согласно данным высшего руководителя СС и полиции в Центральной России Эриха фон дем Бах-Зелевски, всего в этих открыто поддержанных Гиммлером акциях до 4 августа уже было убито 30 тысяч человек [36].

Эти крупные операции стали отправной точкой для процесса радикализации айнзацгрупп и стратегии создания «зон, свободных от евреев». Во всяком случае, с конца лета айнзацкоманды постепенно стали приступать к массовым расстрелам, которые осуществлялись в тесном сотрудничестве с полицейскими батальонами. Так, айнзацгруппа B к 13 сентября отчиталась о 23 804 убитых. Расстрелы женщин и детей постепенно входили в ежедневную практику, а методы проведения крупных операций распространялись повсеместно. Эта стратегия уничтожения была применена и в зоне действий айнзацгруппы С, и в конце августа она привела к резне в Каменце-Подольском, во время которой в течение трех дней были убиты 23 600 человек. Главным ответственным за операцию являлся высший руководитель СС и полиции Еккельн. Чудовищные акции под его командованием на Украине, унесшие жизни 44 125 человек за один август, стали предтечей массовых расстрелов в Бабьем Яру.

Среди бесчисленных карательных акций расстрелы в овраге Бабьего Яра под Киевом приобрели печальную известность. В качестве ответа на взрыв нескольких бомб замедленного действия в черте Киева, которые были заложены перед отступлением советских войск, высший руководитель СС и полиции в Южной России Еккельн, командир айнзацгруппы С Раш, начальник зондеркоманды 4а Блобель и городской комендант договорились провести акцию возмездия против киевских евреев. Под предлогом переселения им удалось завести подавляющее большинство евреев в овраг Бабьего Яра и там расстрелять. Согласно данным из отчетов об операции, в течение двух дней 29 и 30 сентября 1941 года были убиты 33 771 человек [37].

Особое внимание получило происшествие в украинском городе Белая Церковь, где зондеркоманда 4а вместе с войсками СС расстреляла несколько сотен еврейских мужчин. После расстрелов без всякого попечения и в плачевном состоянии остались 90 сирот в возрасте от одного месяца до шести лет. Когда об этом доложили подполковнику штаба 295-й пехотной дивизии Гельмуту Гроскурту, он потребовал от 6-й армии группы армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала фон Рейхенау предотвратить убийство детей, но оказался не услышан и даже был вынужден принять выговор. Полевому командиру, который настаивал на расстреле «этого отродья», напротив, удалось добиться своего. Этот случай демонстрирует крайний упадок моральных норм, характерный для всех участников преступлений, и в то же время — невозможность оказания какого-либо сопротивления в одиночку, с которой на своем опыте столкнулся Гроскурт [38].

Радикальное ужесточение практики расстрелов наблюдалось с конца июля — начала августа и в айнзацгруппе А, которая вместе с несколькими полицейскими батальонами действовала на территории Литвы, Латвии и Белоруссии. Вскоре расстрелы затронули и сельских жителей. Городское еврейское население — за исключением работоспособных граждан, труд которых являлся неотъемлемым для местной экономики, — также последовательно уничтожалось. Каратели все чаще собирали в гетто еврейских жителей, не вошедших в число жертв ликвидаций, но и обитатели гетто многократно подвергались расстрелам.

Общий масштаб убийств превосходит силу человеческого воображения. Айнзацгруппа А отчиталась о 118 тысячах жертв к середине октября, айнзацгруппа B — о 47 467 до 31 октября 1941 года, айнзацгруппа С доложила о 5000 убитых евреев, а айнзацгруппа D 12 декабря 1941 года сообщила о ликвидации 54 696 евреев. К концу осени 1941 года были уничтожены более полумиллиона человек. В то же время расстреливались многие еврейские военнопленные, а еврейские беженцы умирали от голода, эпидемий или оказавшись между фронтами. Холокост начался задолго до того, как он официально стал программой нацистского режима. Общий процесс, описанный здесь лишь схематично, не может рассматриваться как простое следствие «приказа фюрера» или «подписанного Гитлером распоряжения Гиммлера» [39].

Столь же неверно было бы ограничивать круг участников массовых расстрелов только айнзацгруппами и прикрепленными к ним Гиммлером бригадами СС и полицейскими батальонами. В действительности повсеместно сформировалось тесное сотрудничество между силами безопасности СС и СД, полицейскими батальонами, тайной полевой полицией, военным управлением, резервными дивизиями, а также гражданским управлением (сразу после того как оно было учреждено). Прямое участие 707-й пехотной дивизии в карательных операциях безусловно — во всяком случае, до конца 1941 года — было исключением, однако косвенная поддержка войск вермахта во время осуществляемых отрядами СС и полиции массовых расстрелов являлась обычной практикой. Солдаты вермахта регулярно участвовали в ограждении территории и исполнении расстрелов, а на уровне локального военного управления имела место «постоянная равная кооперация» [40].

Менее чем за полтора месяца целенаправленные расстрелы превратились в массовые расправы, и в связи с этим изменились также и техники убийства. Дело доходило до все более жестоких методов, при использовании которых каратели во многих случаях преступали границу, отделявшую рядовые преступления от более или менее осознанного садизма. Вместо обычных расстрелов, при которых число жертв равнялось числу стрелков, стали применяться более изощренные и зверские методы, для того чтобы уничтожить максимальное число человек с наименьшими усилиями. Евреев заставляли снимать одежду и спускаться в ямы, которые им иногда приходилось вырывать самим и где их убивали выстрелом в затылок или очередью из скорострельного оружия. Жертвами расстрелов становились и дети. Организаторы расправ не задумывались о том, что значило такое жестокое обращение для жертв, а старались лишь смягчить психологически негативные последствия для палачей, оказывая им моральную поддержку в виде алкоголя, премий или внеочередных отпусков либо заменяя их на ненемецких милиционеров.

Когда Гиммлер в середине августа 1941 года лично присутствовал на одном из расстрелов в Минске — жертвами были сто мнимых партизан, которых Артур Небе, командир айнзацгруппы B, специально для этой цели приказал вывести из тюрьмы, — его реакция была весьма нервной. По окончании операции он произнес речь, в которой заявил о «борьбе как законе природы» и о необходимости защищаться от «паразитов» [41]. После этого он озаботился поиском менее психологически травматичных способов убийства и поставил такую задачу перед Небе. Чуть позже к операциям по ликвидации, которые Одило Глобочник проводил в Люблине, были подключены работники программы умерщвления «Т-4». Однако до конца осени преследование осуществлялось крайне неорганизованно, и во многих случаях для увеличения числа карательных акций использовались банальные поводы.

Ликвидационная политика в отношении советских евреев, которая с ноября 1941 года приобрела всеохватывающий характер, проходила на фоне обостренной антисемитской атмосферы. Пропагандистская идея о «низших людях», таким образом, оказалась действенной. Тем не менее было бы неверно ограничивать этим описание мотивов преступников. Ненависть к евреям не всегда служила первопричиной участия в акциях уничтожения или их оправданием; как правило, речь шла о комбинации идеологических предубеждений и материальных интересов. В «отчетах о событиях» эти установки учитывались, и каждый раз для конкретных операций назывались особые причины, как то: саботаж, поджог, нелегальная торговля, опасность эпидемий, нехватка квартир или связь с партизанами. Подобные причины всегда фигурировали в отчетах, поскольку каратели ощущали инстинктивную потребность во вторичных обоснованиях преступного поведения [42].

Особенно распространились социальные предрассудки в отношении еврейского населения. По сравнению с местным населением, евреи получали меньший продуктовый рацион и были вынуждены жить впроголодь. Лишившись работы и заработка и оказавшись в крайне жалком положении, евреи зачастую начинали заниматься контрабандой или попрошайничеством, чтобы выжить. Они также не имели возможности следить за одеждой, что дало почву для пропагандистского клише о «люмпен-пролетариате» и во многих случаях приводило к утрате моральных ограничений у большинства населения. Еще большее распространение получили существовавшие стереотипы о евреях как о «лишних ртах», а решением проблемы все чаще становилось «устранение» по крайней мере той части еврейского населения, которая относилась к числу неработоспособных, — в том числе женщин и детей. Тот факт, что каратели сами создали предпосылки, которые якобы вынудили их действовать подобным образом, является темой отдельного разговора [43].

Эти обстоятельства помогают объяснить, почему даже те, кому не были близки идеи нацистского расизма, равнодушно реагировали на жестокие расправы с евреями у всех на глазах и почему нашлось так мало людей, которые, как Бертольд Байц, занимавший тогда должность коммерческого директора компании «Karpathen-Öl», пытались сопротивляться [44]. Пассивное поведение местного населения — особенно в прибалтийских странах и Украине, где жители разделяли позицию карателей, — облегчало организацию расстрелов.

Информация о насильственной политике распространялась быстро. Чиновники немецкого гражданского управления, сотрудники экономических штабов, работники Рейхсбана, ведомства по вопросам труда и Организации Тодта, а также служащие и уполномоченные партии и органов власти знали о происходящем и часто принимали по меньшей мере косвенное участие в создании гетто, принуждении к труду и начавшейся в итоге ликвидации [45]. Моральная глухота, которая проявилась в этой ситуации и которая приобрела массовый характер всего за несколько недель, поистине ужасает.

Таким образом, сценарий реализации Холокоста существовал уже в октябре 1941 года, однако окончательное решение превратить антиеврейские лозунги Адольфа Гитлера в повседневную практику еще не было принято. После всех предшествовавших событий теперь оно все больше подразумевало не предварительную подготовку, а непосредственное осуществление преступления, не имеющего аналогов в истории человечества.

 

Примечания

1. Roth K.H. «Generalplan Ost» — «Gesamtplan Ost». Forschungsstand, Quellenprobleme, neue Ergebnisse // M. Rössler, S. Schleichermacher (Hrsg.). Der «Generalplan Ost». Hauptlinien der nationalsozialistischen Planungsund Vernichtungspolitik. Berlin, 1993. S. 59–60.

2. Mallmann K.-M. Menschenjagd und Massenmord. Das neue Instrument der Einsatzgruppen und Kommandos 1938–1945 // G. Paul, K.-M. Mallmann (Hrsg.). Die Gestapo im Zweiten Weltkrieg. Heimatfront und besetztes Europa. Darmstadt, 2000. S. 295–297.

3. Ср.: Eisenblätter G. Grundlinien der Politik des Reichs. S. 31–33; Krausnick H., Wilhelm H.-H. Die Truppe des Weltanschauungskrieges. S. 80–82.

4. «Инструкция об особых областях к директиве № 21 плана “Барбаросса”» от 13 марта 1941 г., см. в: Buchheim H. et al. Anatomie des SSStaates. S. 478–480.

5. Там же. S. 479.

6. Generaloberst Halder. Kriegstagebuch, bearb. von H.A. Jacobsen. Bd. II. Stuttgart, 1963. S. 337.

7. Steinkamp P. Die Haltung der Hitlergegner Wilhelm Ritter von Leeb und Generaloberst Erich Hoepner zur verbrecherischen Kriegsführung bei der Heeresgruppe Nord in der Sowjetunion 1941 // G.R. Ueberschär (Hrsg.). NSVerbrechen und der militärische Widerstand gegen Hitler. Darmstadt, 2000. S. 47–61 (приказ Гепнера см.: S. 162).

8. См. в: Buchheim H. et al. Anatomie des SS-Staates. S. 493–495.

9. Mallmann K.-M. Menschenjagd und Massenmord // G. Paul, K.-M. Mallmann (Hrsg.). Die Gestapo im Zweiten Weltkrieg. S. 303.

10. Mallmann K.-M. Die Türöffner der «Endlösung» // G. Paul, K.-M. Mallmann (Hrsg.). Die Gestapo im Zweiten Weltkrieg. S. 455–457.

11. Matthäus J. Ausbildungsziel Judenmord? Zum Stellenwert der «weltanschaulichen Erziehung» von SS und Polizei im Rahmen der «Endlösung» // ZfG 47 (1999). S. 667–699; Kwiet K. Erziehung zum Mord. Zwei Beispiele zur Kontinuität der deutschen «Endlösung der Judenfrage» // M. Grüttner, R. Hachtmann, H.-G. Haupt (Hrsg.). Geschichte und Emanzipation. Festschrift für Reinhard Rürup. Frankfurt a. M., 1999. S. 435–437.

12. Mallmann K.-M. Die Türöffner der «Endlösung». S. 460–461.

13. Longerich P. Politik der Vernichtung. S. 304–305.

14. Mallmann K.-M. Die Türöffner der «Endlösung». S. 450.

15. Mallmann K.-M. Menschenjagd und Massenmord. S. 310–312.

16. Там же.

17. Browning C.R. Der Weg zur «Endlösung». Entscheidungen und Täter. Bonn, 1998. S. 87–88.

18. Longerich P. Politik der Vernichtung. S. 306–308.

19. Mallmann K.-M. Die Türöffner der «Endlösung». S. 43–45; ср.: Ogorreck R. Die Einsatzgruppen und die «Genesis der Endlösung». Berlin, 1996. S. 47–48.

20. Longerich P. Politik der Vernichtung. S. 314–316.

21. Longerich P. Politik der Vernichtung. S. 315.

22. Там же. S. 319–320; Mallmann K.-M. Die Türöffner der «Endlösung». S. 438–440; Browning C.R. Der Weg zur «Endlösung». S. 86–87; Streim A. Zur Eröffnung des allgemeinen Judenvernichtungsbefehls gegenüber den Einsatzgruppen // E. Jäckel, J. Rohwer (Hrsg.). Der Mord an den Juden im Zweiten Weltkrieg. Stuttgart, 1985. S. 107–119.

23. Heer H. Die Logik des Vernichtungskrieges. Wehrmacht und Partisanenkampf // H. Heer, K. Naumann (Hrsg.). Vernichtungskrieg. Verbrechen der Wehrmacht 1941–1944. Hamburg, 1995. S. 104–138; см. также: Cooper M. The Phantom War. The German Struggle against Soviet Partisans 1941–1944. L., 1979. S. 17–19.

24. Mallmann K.-M. Die Türöffner der «Endlösung». S. 447.

25. Browning C.R. Der Weg zur «Endlösung». S. 88–89; ср. также: Gerlach C. Die Einsatzgruppe B // P. Klein (Hrsg.). Die Einsatzgruppen in der besetzten Sowjetunion 1941/42. Die Tätigkeitsberichte und Lageberichte des Chefs der Sicherheitspolizei und des SD. Berlin, 1997. S. 57. Герлах указывает на то, что такое истолкование фактов может быть не совсем верным, т.к. после встречи с Гиммлером 15 августа Небе сообщал о снижавшихся показателях убийств.

26. Browning C.R. Der Weg zur «Endlösung». S. 90; письмо Шталекера от 6.8.1941 см. в: H. Mommsen, S. Willems (Hrsg.). Herrschaftsalltag im Dritten Reich. Düsseldorf, 1988. S. 467–469.

27. Browning C.R. Der Weg zur «Endlösung». S. 110.

28. Longerich P. Politik der Vernichtung. S. 396.

29. Цит. по: W. Benz, K. Kwiet, J. Matthäus (Hrsg.). Einsatz im «Reichskommisariat Ostland». Dokumente zum Völkermord im Baltikum und Weißrussland 1941–1944. Berlin, 1998. S. 46–48; ср.: Browning C.R. Der Weg zur «Endlösung». S. 85–86.

30. Там же. S. 86–87, 95. Браунинг ссылается на высказывания Гитлера во время переговоров с Герингом, Ламмером и Розенбергом о задачах на Восточном фронте 16 июля 1941 г. (IMT. Bd. 32. S. 86–94); ср.: Breitman R. Der Architekt der «Endlösung». S. 262–264; Burrin Ph. Hitler und die Juden. Die Entscheidung für den Völkermord. Frankfurt a. M., 1993. S. 142–144.

31. Ср.: Dieckmann C. Der Krieg und die Ermordung der litauischen Juden // U. Herbert (Hrsg.). Nationalsozialistische Vernichtungspolitik 1939–1945. Neue Forschungen und Kontroversen. Frankfurt a. M., 1998. S. 326–327.

32. Запись от 16 июля 1941 г. // IMT. Bd. 38. S. 86–92.

33. Дополнение к директиве 33 от 23.7.1941 // IMT. Bd. 34. S. 259.

34. Kershaw I. Hitler 1936–1945. München, 2000. S. 638–639; Browning C.R. Der Weg zur «Endlösung». S. 86–87; Burleigh M. Die Zeit des Nationalsozialismus. Eine Gesamtdarstellung. Frankfurt a. M., 2000. S. 707–708.

35. Longerich P. Politik der Vernichtung. S. 568.

36. Там же. S. 371.

37. Там же. S. 378.

38. Groskurth H. Tagebücher eines Abwehroffiziers 1938–1940, hrsg. von Helmut Krausnick und Harold Deutsch. Stuttgart, 1980. S. 534–536; ср.: Streit C. Angehörige der militärischen Widerstands und der Genozid an den Juden im Südabschnitt der Ostfront // Ueberschär G.R. NS-Verbrechen und der militärische Widerstand gegen Hitler. Darmstadt, 2000. S. 96–98.

39. Цит. по: Longerich P. Politik der Vernichtung. S. 417.

40. Там же. S. 407.

41. Breitman R. Der Architekt der «Endlösung». S. 280–282; Hilberg R. Die Vernichtung der europäischen Juden. Die Gesamtgeschichte des Holocaust. Berlin, 1982. S. 236.

42. Там же. S. 237–238.

43. Herbert U. Vernichtungspolitik. Neue Antworten und Fragen zur Geschichte des Holocaust // U. Herbert (Hrsg.). Nationalsozialistische Vernichtungspolitik 1939–1945. Frankfurt a. M., 1998. S. 59–60.

44. Sandkühler T. «Endlösung» in Galizien. Der Judenmord in Ostpolen und die Rettungsinitiativen von Berthold Beitz 1941–1944. Bonn, 1996. S. 388–390.

45. Ср. прежде всего: Herbert U. Neue Antworten und Fragen. S. 56.

Источник: Моммзен Г. Нацистский режим и уничтожение евреев в Европе. М.: АИРО-XXI, 2018. С. 136–155.