Ирина Жежко-Браун
Айн Рэнд и американское консервативное движение. Критика слева
Против течения: героиня и творец политического «эго»
14 417 
Кто — Джон Галт?
Вопрос не в том, кто мне позволит. Вопрос — кто меня может остановить.
Айн Рэнд. Атлант расправил плечи
Романы русской эмигрантки Айн Рэнд (Алиса Розенбаум, 1905–1982) «Атлант расправил плечи», «Источник», «Мы живые» были впервые переведены и напечатаны в России в 2005–2009 годах (6–8). Интерес к ним российских читателей вполне закономерен не только в рамках процесса «реабилитации» зарубежных русских писателей и философов, но и потому, что активная часть населения России, избавившись от морока коммунистической идеологии, начала oсваивать или восстанавливать давно забытые ценности, среди них и ту, что Рэнд назвала «человеческая жизнь как высшая ценность, ее неприкосновенность». В России появились новые общественные деятели, новые герои а-ля Рэнд, которые до этого не были популярны в русской культуре.
В силу мировоззренческой традиции русское общество в переломные моменты истории склонялось в сторону государственничества и коллективизма, отказываясь от либеральной философии и индивидуализма. Однако отстаиваемые Рэнд идеи и ценности становятся все более востребованными на ее родине по мере того, как расширяется интеллектуальный горизонт и деятельный опыт новых поколений, а также появляются социальные герои нового типа.
Интерес к Рэнд в Америке, начиная с 1950-х, всегда был достаточно высок, однако он особенно увеличился в последние два десятилетия. По результатам опроса издательского дома «Современная библиотека» (Modern Library) в 1998-м два ее романа-бестселлера «Атлант» и «Источник» вошли в список величайших романов ХХ века и обошли по популярности «Улисса» и «Человека-невидимку» [1]. Только в 2008-м, в начале мирового финансового кризиса и первый год президентства Барака Обамы, было продано больше, чем 800 тысяч экземпляров ее книг. Это почти в три раза больше, чем продано мемуаров несостоявшегося президента Хиллари Клинтон в 2018 году. В последнее десятилетие вышло больше двадцати только мне известных новых книг о Рэнд, в том числе две ее новые биографии (10, 14), не считая многочисленных статей о ней в прессе и сборниках, публикаций ее писем и интервью, а также переизданий ее работ. Автор одной из новых биографий Дженифер Бернс считает, что Рэнд, высмеиваемая критиками в течение нескольких десятилетий, сейчас гораздо активнее присутствует в американской культуре, чем при жизни: «В моменты доминирования либерального движения люди обращаются к Рэнд, потому что они видят, что “Атлант расправил плечи” был своего рода предсказанием того, что случится, если государству дать слишком много власти» (10). Дискуссия вокруг идейного содержания романов давно вышла за пределы Америки, где Рэнд прожила большую часть своей жизни. Экономический кризис 2006–2008 годов, распространившийся затем на весь мир, оказался на поверку кризисом экономических, социальных и политических идей, в котором каждому обществу и его интеллектуальной элите пришлось разбираться самостоятельно. Идейное и политическое наследие Рэнд стало необычайно актуальным в этом поиске, и его преподают в ряде западных университетов наряду с такими классиками консервативной политической мысли, как Томас Хобс и Эдмунд Берк.
Рэнд и движение Tea Party
Идеи Рэнд были вновь подняты на щит американским политическим движением, называющим себя «Движение чаепития» (Tea Party) (12, 18) по аналогии с известным «Бостонским чаепитием». Первые протестные «чаепития» были организованы в феврале 2009-го. Появление нового движения неслучайно совпало с годами президентства Барака Обамы. Одна из главных причин этой общественной активности — недовольство экономической политикой новой американской администрации, приведшей к утроению государственного долга, а также проведенными через конгресс реформами в здравоохранении и других отраслях экономики, которые существенно усилили контроль государства за ними. Другой причиной недовольства американцев явилось то, что под лозунгом войны с кризисом новая администрация и демократы, составляющие большинство в обеих палатах конгресса, в 2008–2009 годах сделали несколько крупных шагов в сторону трансформации американской политико-экономической системы, превращая ее фактически в неосоциалистическую. За два срока правления Обамы Америка вплотную подошла к критическому рубежу, после которого могла кардинально измениться ее социальная природа: welfare state [2] выросло до таких размеров, что впервые в истории этой страны уже половина населения не платила федеральных налогов, получая большинство социальных благ «бесплатно», то есть за счет другой половины.
Средства массовой информации и политики из лагеря президента Обамы приложили немало усилий, чтобы представить движение Tea Party, как минимум, маргиналами, как максимум — экстремистaми: расистами, вандалами и внутренними террористами. Однако все попытки противопоставить Tea Party остальной Америке не имели большого успеха и только помогли этому движению прояснить свои цели и ценности и консолидироваться, превратившись фактически в большинство, которое приготовилось дать отпор на последующих выборах.
Многие лозунги и выступления этого протестного движения звучали как прямые или перефразированные цитаты из «Атланта» Рэнд. По свидетельству Института Айн Рэнд, продажи романа в 2009-м — год становления движения Tea Party — утроились по сравнению с предыдущим годом. Старший редактор экономического отдела The Wall Street Journal Стефен Моор так объяснил новый пик общественного интереса к роману: «В “Атланте” описано будущее, в котором Америка ввергается в экономический хаос по причине все увеличивающегося государственного регулирования и роста доли населения, не производящего значимых общественных ценностей и паразитирующего на остальных. <…> В ответ на каждую новую проблему государство запускает новый виток регулирования, тем самым не решая проблему, а только ее усугубляя» (17). Сравнивая «Атланта» и ситуацию, в которой они находятся, американцы увидели, что роман Рэнд довольно точно описал неэффективные действия администрации Обамы.
Другой привлекательной стороной «Атланта», по мнению Моора, является моральная позиция его автора. Ни одна страна не может выжить и преуспеть, если государство постоянно наказывает людей за их добродетели и вознаграждает за их пороки, — вот одна из главных тем романа. Многие американцы считают несправедливым, когда государство перераспределяет доходы таким образом, что в результате ответственные люди оплачивают чужую безответственность.
И, наконец, продолжает Моор, «Атлант» находит поклонников среди людей, понимающих, что кризис — это не только высокая безработица, разорение бизнеса и частных лиц, безудержный рост государственного бюджетного дефицита. Кризис, по их мнению, — это также раздутое государство и неправомерное расширение его функций. Вот почему участники Tea Party поднимали вопрос о разумных пределах государственного вмешательства в жизнь человека. Рэнд считала главной функцией государства защиту права индивидуума на самостоятельную жизнь. Вот что она писала в «Атланте»: «Пока человек жив на земле, он имеет право полагаться на свой собственный разум, на собственное суждение и вообще жить как рациональное существо». О частности и суверенности индивидуального существования в противовес государству, которое позволяет себе вмешиваться в дела частных лиц, говорил в Нобелевской лекции и в нескольких эссе другой наш соотечественник Иосиф Бродский: «Если искусство чему-то учит… то именно частности человеческого существования… оно вольно или невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности… Великий Баратынский, говоря о своей Музе, охарактеризовал ее как обладающую “лица необщим выраженьем”. В приобретении этого необщего выраженья и состоит, видимо, смысл индивидуального существования…» (3, с. 242–243).
В то время как либеральная интеллигенция считает, что большие корпорации и государство будут определять тенденции развития страны, Рэнд возлагает надежды на независимых предпринимателей, их таланты и способность принимать на себя риск и ответственность за свою судьбу и судьбу страны. В романах Рэнд государство чаще всего выступает как агент, ограничивающий свободу предпринимательской деятельности, награждающий посредственность и бездеятельность.
Движение Tea Party с помощью Рэнд и других мыслителей переоткрыло для себя принцип прав и свобод индивидуума и выступило в его поддержку.
Рэнд и ее критики
В оппозиции к Tea Party и к широкой читательской аудитории Рэнд находятся не только либеральные политики, но многие американские интеллектуалы, обитатели университетских кампусов. Сама Рэнд как литератор и мыслитель оценивается этими критиками крайне низко. «Не так значима сама Рэнд, как резонанс ее идей в американской культуре», — пишет профессор Кори Робин в своей рецензии в журнале The Nation на две биографии Рэнд (19). Добавлю, что Робинa и его единомышленников волнует резонанс идей Рэнд не столько в культуре, сколько среди правых и консервативных движений в целом; неслучайно биография Бернс названа «Айн Рэнд и американские правые», а Робин включил эту статью в свой сборник о консервативном движении в Америке (5). Работы Рэнд оказали большое влияние на интеллектуальное движение в США, включающее в себя несколько направлений: либертарианских правых, консерваторов и собственно рэндианское направление объективизма [3].
Новая волна критического интереса к Рэнд объясняется скорее всего тем, что либеральные идеи, популярные в основном в университетских кампусах и в прессе, уступают в общественном мнении консервативным (или, по американской системе отсчета, правым) в остальной части США. По опросaм института Gallup число «консерваторов» в американском обществе в последнюю четверть века постоянно превышало число «либералов» (22). Соотношение сил в пользу правых сил резко увеличилось во время правления Обамы, поскольку его администрация придерживалась не столько умеренной, сколько радикально-либеральной, фактически неосоциалистической позиции. Поэтому активизация либеральных критиков против Рэнд — это, по существу дела, борьба за политическое влияние именно этого, крайне левого, крыла демократической партии на общественное мнение.
В последние годы было сделано много попыток не только принизить ценности и идеи, проповедуемые Рэнд, но и скомпрометировать их автора. Мы приведем несколько наиболее крайних позиций в этом дискурсе. Критиками выбраны орудия большого калибра, два главных монстра ХХ века: фашизм и марксизм-большевизм. Aвтор одной из выбранных мной статей прослеживает фашистские корни философии Рэнд, автор другой — большевистские, автор третьей — влияние идей Рэнд на современных консервативных политиков; во всех случаях, как кажется, крайне неубедительно.
Что общего у Рэнд с фашизмом (случай Кори Робинa)
Профессор политических наук и журналист Кори Робин напечатал в The Nation, журналe с устойчиво либеральной ориентацией, статью «Мусор и авторитет» (19), позднее включенную в его сборник (5, с. 123–144). Чтобы понять политическое направление этого журнала, достаточно знать, что он только два раза за свою историю открыто поддержал кандидатов в президенты, причем оба кандидата, Джесси Джексон и Барак Обама, придерживаются радикально-социалистических взглядов. Статья Робина формально является рецензией на две недавно вышедшие биографии Рэнд (10, 14). Робин предупредил читателей во введении, что Рэнд, по его мнению, ничтожный писатель и философ; это, впрочем, не помешало ему посвятить ей целую статью.
Профессор озадачен фактом, что участники опроса «Книга месяца», проводимого Библиотекой Конгресса, указали, что влияние романа «Атлант» на их мировоззрение стоит на втором месте после Библии: «…загадка Рэнд остается по-прежнему неразгаданной: каким образом эта даже не посредственность, а второсортица может оказывать столь устойчивое влияние на культуру в целом?» (5, с. 143). Хотя элита привыкла высокомерно относиться к вкусам американского большинства, в данном случае, однако, речь идет о весьма значительном идеологическом влиянии работ Рэнд, которое она не может игнорировать.
Вся статья Робина написана в откровенно снобистском духе. Вкусы Рэнд с порога объявлены обывательскими и традиционными, eе главный роман «Атлант» — китчем, «жвачкой» и «мусором», ее главными поклонниками — безмозглых актеров Голливуда и республиканских лидеров. Робин не утруждает себя серьезным анализом популярности идей Рэнд: «Успех Рэнд не нуждается в объяснении и сам себя объясняет (какое удобное истолкование! — И.Ж.). Рэнд работала на чисто американском полигоне — рядом с людьми вроде Ричарда Никсона, Рональда Рейгана или Глена Бека, — где мусор приобретает авторитет и всякий бред получает благословение» (5, с. 145). По самоуверенности и глухоте к противоположным точкам зрения Робин вплотную приблизился к Хиллари Клинтон, которая в президентской кампании 2016 года назвала сторонников Трампа, то есть без малого половину всех избирателей, «сборищем ничтожных и безнадежных» (basket of deplorables). Когда политический философ отказывается анализировать идеологические позиции миллионов своих сограждан, называя их потребителями китча и «мусора», он перестает быть философом. Автор предисловия к русскому изданию книги Робина (5) назвал статью о Рэнд лучшей в книге; что же тогда представляют собой остальные его статьи?
Когда автор одной из биографий, Хеллер, сделала комплимент уму Рэнд, Робин выразил сомнение, читала ли та ее книги… Когда Бернс написала, что «Рэнд была одной из первых, указавших на сокрушающую власть государства и предупредивших широкую публику об этой опасности», Робин оставил без внимания актуальность высказанной идеи применительно к политике New Deal [4] и язвительно указал на то, что, как минимум, десять философов от Монтескье до Эммы Голдман разрабатывали эту идею задолго до Рэнд.
Главное обвинение критика состоит в том, что роман «Атлант» насквозь пропитан фашистскими идеями. Первым свидетельством фашистского влияния, по мнению автора, является тот факт, что Рэнд, по приезде в Америку, увлекалась работами Ницше.
Робин проводит параллель между идеями Рэнд о жизни как непрерывном сознательном выборе, который человек делает каждый день, если хочет жить в высшем смысле этого слова, и тезисом Геббельса «жизнь есть борьба». Робин цитирует Геббельса: «Все, что служит ей и служит ее борьбе за существование, есть благо и должно поддерживаться и взращиваться. Все, что вредоносно для нее и для ее борьбы за существование, есть зло и должно устраняться и уничтожаться» (5, с. 135). Для Робина неважно, что Рэнд говорит о человеке и его собственном, персональном выборе, который не приводит к подавлению других индивидов, тогда как Геббельс имеет в виду нацию (государство), которое обязательными формами воспитания и репрессиями навязывает свой выбор гражданам и подавляет тем самым их собственный. Робин игнорирует кардинальное контекстуальное различие между двумя этими позициями: «Но если отделить местоимение от его контекста… сходство между моральным синтаксисом Рэнд и фашизмом становится очевидным» (5, с. 135–136).
Другое общее свойство фашизма и рэндианизма, по мнению критика, состоит в том, что они оба прославляют героическую и творческую личность. Романы Рэнд написаны об исключительных людях, своими творческими достижениями способствующих техническому прогрессу: изобретателях, новаторах, инженерах, врачах, архитекторах и дизайнерах. Нам, жившим при советской власти и знавшим, что одним из главных правил социалистического общежития было «не высовываться», «не выделяться из толпы», кажется, что герои Рэнд призывают выйти из толпы, повернуться лицом к своей личности, обрести, вырастить и оберегать свою индивидуальность. Для Робина такой выбор героев романов эквивалентен поощрению Рэнд расизма, концентрационных лагерей и газовых печей.
Будучи вполне образованным человеком, К. Робин, похоже, сознательно игнорирует тот факт, что романтизм как художественное и культурное направление, воспевающее героических одиночек и противостоящее нивелированию личности, возникло в XVIII веке, как минимум, за столетие до обоих вышеназванных «-измов».
Метод компаративизма-параллелизма, столь любимый многими современными исследователями, подменяет в статье Робина добросовестный анализ идей Рэнд. Сами идеи и их автор сознательно компрометируются путем уподобления их заведомо опороченным идеям и личностям (так называемая вина по ассоциации).
Другой пример критики «по ассоциации» — статья нашего соотечественника, профессора социологии В.Э. Шляпентоха.
Марксистско-большевистские корни Рэнд (случай Владимира Шляпентоха)
Владимир Шляпентох подошел к анализу философии Рэнд, как никто до него не делал: «Я попробую показать, что оригинальность мировоззрения Айн Рэнд необычайно преувеличена и что многими своим идеями она обязана Марксу, а также практике и идеологии русских большевиков». Как и Робину, Шляпентоху решительно не нравятся романы и идеи Рэнд. Профессор считает ее идеи «примитивными» и «невежественными», он находит в них «обыденный психологизм», «одномерное представление» и т.д. Как и предыдущий критик, автор объясняет свой интерес к книгам Рэнд ее существенным влиянием на консервативные движения, в частности движение Tea Party.
Довольно забавно, что приходится защищать Рэнд от упреков в марксистском и большевистском влиянии. Ведь именно она была первой в американской литературе, кто начал поход против самых начал марксизма и большевизма — диктатуры государства (неважно какого, пролетарского или государственно-капиталистического), культа коллективизма, пренебрежения к ценности отдельной человеческой жизни, свободе убеждений и совести, а также доминирования ценности государства над отдельной личностью. Рэнд отстаивала свою первую книгу (роман «Мы — живые» закончен в 1933-м, напечатан в 1936-м) против значительной части пробольшевистски настроенных издателей, некоторые из которых потом признались в членстве в коммунистической партии Америки. Интерес к книгам и философии Рэнд с самого начала не был результатом их профессионального продвижения издателями — напротив, он возник почти вопреки ему, нарастая постепенно и спонтанно.
Продолжая это наблюдение, хочу напомнить о судьбе итальянского фильма «Noi Vivi» (экранизации We the Living — «Мы — живые»). Фашистское государство одобрило этот фильм в 1942-м, так как нашло его антикоммунистическим. Пять месяцев спустя оно же его запретило, поскольку власти поняли, что книга и фильм не просто антисоветские, а направлены против всякой государственной диктатуры.
В начале писательской карьеры Рэнд черпала материал для романов из своего краткого опыта жизни в большевистской социальной системе, однако, по мере освоения в Америке, писательница увидела элементы социализма и в новой стране, патриотом которой считала себя всю оставшуюся жизнь. Важно помнить, что Рэнд писала свои романы во время Великой депрессии, когда американское государство постепенно отступало от модели, созданной отцами-основателями, и прибирало к рукам все больше функций, а с ними и власти, у штатов и граждан, что может быть названо первыми шагами в сторону социализма, или entitlement state (или “nanny state” [5]): создание программы social security [6] и других государственных программ поддержки нуждающихся слоев населения. Именно с тенденцией возрастания роли государства во всех сферах общественной жизни и используемыми им демагогическими схемами обоснования этой тенденции воюют главные герои «Атланта».
Владимир Шляпентох исходит из предположения, что жизненная философия и ценности Рэнд сформировались в университетские годы, проведенные в России (9). Это предположение может быть справедливo в ряде случаев, но только не для интеллектуалов. Напротив, интеллектуалы, тем более философы, формируют свое мировоззрение всю жизнь и чаще всего кардинально пересматривают и переосмысляют идеалы юности. Рэнд не исключение. Более того, как многие, кому довелось переместиться из одной социальной системы в другую, Рэнд получила определенное преимущество, имея возможность критически сопоставить эти системы и тем самым существенно расширить свой интеллектуальный кругозор. Следуя логике критика, все покинувшие советскую Россию во взрослом возрасте, включая его самого, пропитаны большевистскими ценностями. Кстати, гуманитарное образование первых послереволюционных лет нельзя назвать совершенно марксистским, так как в университетах еще преподавали так называемые «бывшие» — дореволюционные профессора. Если учесть, что профессором философии Рэнд был Николай Лосский (1870–1965), предположение Шляпентоха кажется еще более сомнительным.
Взгляды Рэнд на общественное благо и на отношения между индивидами (Рэнд в первую очередь относит к ним людей с развитой самодостаточностью и ответственностью) вряд ли можно назвать социалистическими. Они, в частности, изложены в том месте романа «Атлант», где героиня попадает на вертолете в Атлантиду (долина Маллигана) к людям, которые убежали от общества паразитов и выстроили свое идеальное общежитие. Никакого равнодушия друг к другу или благу общества там нет — напротив, общественное благо строится на взаимном уважении и интересе к каждому. «Мы здесь не государство, не община, мы — добровольное объединение людей, не связанных ничем, кроме личных интересов каждого» (6, часть 3, с. 61).
Общественное благо, по Рэнд, есть равнодействующая личных интересов, а не подавление личного интереса общественным, как это было при большевистском социализме и как это нередко происходит сейчас в современных парасоциалистических обществах, где интересы отдельных групп навязываются большинству, а доходы насильственно, через государственные механизмы, перераспределяются.
В. Шляпентох также находит философию Рэнд абсолютно материалистической. Тексты Рэнд, при внимательном их рассмотрении, не подтверждают, а скорее опровергают этот тезис. Материализм не признает самостоятельного существования идеального мира, сводя его к производной от материального, используя понятия «надстройка», «отражение материального мира», «вторичность по отношению к производительным силам» и т.п. В текстах Рэнд нет ничего, что было бы близко к такому пониманию социума. Напротив, ее миром движет Личность, которая воплощает свои идеи; Рэнд называет свой писательский метод «идеалистическим романтизмом», и в этом с ней можно согласиться, так как во главу угла всех ее романов ставятся интеллект, идеи, ценности, которые управляют жизнью героев: «В романе “Атлант” я говорю о философском, психологическом и моральном значении людей, которые ценят свои жизни, и о теx, кто не ценит ни свои жизни, ни чужие. Я показываю, что первые и есть Первопроходцы человечества, а вторые — его убийцы, в метафизическом смысле, имеющие, однако, тенденцию превращаться в реальных его убийц. В “Атланте” я рассказываю, почему одни люди движимы стремлением к жизни, а другие — тягой к смерти».
Шляпентох также утверждает, что нажива и корысть, в соответствии с учением Маркса, — основные побудительные мотивы поведения всех героев Рэнд. Этот тезис, по-моему, также не находит подтверждения в ее романах. Главные герои «Атланта» и «Источника», напротив, превыше всего дорожат свободой творчества и легко отказываются от вознаграждения за свой труд, соглашаясь на бедность и непризнание, если их труд становится несвободным и не соответствует их ценностям. Действительно, герои «Атланта» выбрали своим символом доллар, но только как меру труда, независимости и как средство быть хозяином собственной жизни.
Другой упрек Рэнд в материализме звучит следующим образом: «Она возвеличивает труд, производство и новаторов». Здесь критик допускает очень вольную трактовку ее текстов. Героями Рэнд являются прежде всего творцы: изобретатели, инженеры, архитекторы, врачи… И в труде она ищет и прославляет в первую очередь свободу творца, его профессиональные и личные ценности — как раз те ценности, за которые поколения большевистских Галтов и Хендриксов были отправлены в концлагеря. Здесь очень кстати привести еще одну цитату из романа «Атлант», так как она звучит сверхсовременно в сегодняшней Америке после принятия закона об обязательном медицинском страховании и контроле государства над сферой медицинских услуг:
«Я ушел (в долину Маллигана. — И.Ж.) несколько лет назад, когда медицина была взята под контроль государства, — заговорил доктор Хендрикс. — Знаете, что такое операция на мозге? Знаете, какой она требует подготовки? Сколько лет страстной, суровой, мучительной работы, чтобы приобрести подобную квалификацию? Вот чего я не хотел отдавать людям, единственной силой которых для контроля надо мной являлась демагогия, открывшая им на выборах путь к привилегии диктовать другим свою волю. Я не хотел позволять им устанавливать мне цель, условия работы, выбор пациентов, моего вознаграждения. Я обратил внимание, что во всех дискуссиях, предшествовавших порабощению медицины, люди обсуждали все, кроме желаний самих врачей… То, что у врачей должны быть какие-то права, желания или выбор, считалось “неуместным эгоизмом”… Я искренне поражался самоуверенности, с которой люди утверждали свое право порабощать меня, контролировать мою работу, насиловать мою волю, мою совесть, подавлять мой разум…» (6, часть 3, с. 57)
Как мы видим, возвеличивается не всякий труд, а только осмысленный и свободный, а это уже никак не пахнет ни марксизмом, озабоченным справедливым дележом прибавочной стоимости, ни тем более большевизмом с его трудовыми лагерями.
Стараясь показать, что еще роднит Рэнд с Марксом и марксизмом, В. Шляпентох поминает ее атеизм. Маркс и особенно большевики действительно были воинствующими атеистами, но только для того, чтобы освободить это место для «единственно верной теории марксизма-большевизма» и построить на возникшем пустыре «коммунистическую» церковь. Атеизм Рэнд другого происхождения: его источник — вера в возможности личности и ее, личности, абсолютную ценность. Это спорная вера, но в ней нет ничего от марксизма. Кроме того, как известно, атеизм проповедовался задолго до Маркса (Эпикур, Давид Юм, герои Французской революции и прочие).
Обращаясь в своем блоге напрямую к американскому читателю, Владимир Шляпентох приберег еще одно обвинение: «Рэнд разделяет с большевиками их полное презрение к Демократии». С этим тезисом можно согласиться лишь частично. Рэнд и ее последователи действительно не испытывают уважения к институтам власти, демократическим лишь по форме (в конце концов, коммунистическая Россия тоже избирала своих лидеров), если они ухитряются захватывать почти абсолютную власть над избравшим их народом. Попытки такого рода видны по обе стороны Атлантического океана. К счастью для американцев, многие формы протестного движения остаются пока вполне легальными, а выборы не превратились еще в пустую формальность.
Айн Рэнд и финансовый кризис (случай Адама Вайнера)
Адам Вайнер, преподаватель русской литературы и русского языка в престижном женском Уэллсли-колледже, посвятил Айн Рэнд целую книгу «Как плохая литература разрушает мир. Айн Рэнд и литературные истоки финансового кризиса» (20). Начало курсу русской литературы в этом колледже было положено Владимиром Набоковым в 1940-х. В конце 1960-х этот колледж окончила Хиллари Родэм, будущий кандидат в президенты США. В конце 2016 года студентки колледжа, известного теперь своей воинственной феминистской ориентацией, пришли на встречу со своим кумиром Хиллари проявить солидарность с ней после ее поражения на выборах. Все студентки были в брючных костюмах a la Hillary с брошками, символизирующими разбитое стекло. Эти факты образуют рамку и фон для исследования Вайнера — любовь к русской литературе в контексте современных либеральных движений.
Имя Рэнд вынесено автором в название книги, хотя три четверти ее объема, начиная с первой страницы, посвящены влиянию романа Николая Чернышевского «Что делать?» на подпольную Россию (Засулич, Ишутин, Каракозов, Нечаев и братья Ульяновы). Автор объясняет этот невинный коммерческий трюк в другой своей публикации в Politico под названием «Самая опасная книга, о которой вы никогда не слыхали» (21): роман Чернышевского практически не знают в Америке, тогда как Рэнд хорошо известна американскому читателю.
Вайнер считает, что Рэнд (Алиса Розенбаум), которая покинула Россию в возрасте 21 года, тоже является прямым наследником идей Чернышевского. Впрочем, автор честно признается, что у него нет доказательств справедливости этого утверждения, т.к. нигде в своих работах Рэнд не упоминает этот роман. Однако Вайнер находит простое объяснение: если каждый образованный человек в России прочел «Что делать?», значит, его прочла и Алиса Розенбаум. На идею прямого влияния и даже заимствования из романа «Что делать?» Вайнера натолкнуло сходство героев этих двух книг, поскольку героями романов Рэнд тоже являются идеологические ригористы и экстремисты.
«Прямыми наследниками путаницы и нелогичной эстетики Чернышевского стали… романы соцреализма и “капиталистический реализм” Айн Рэнд» (20, с. 43). «Поистине, ядром учения Чернышевского и Рэнд является не социализм или капитализм, а тираническая воля к контролю над человечеством и его судьбой» (20, с. 9).
Вайнер, как и два цитируемых выше критика — Робин и Шляпентох, тоже глумится над литературными и философскими талантами Рэнд: «Воровство, интеллектуальная лень и оппортунизм составляют наследие Чернышевского и Рэнд» (20, с. 20). Что же так сильно беспокоит Вайнера в идеологическом наследии Рэнд, что заставило его посвятить ей четверть свой книги? Только ли то, что эта плохая литература пользуется незаслуженной популярностью? Только ли то, что она прославляет гений, индивидуализм, личную независимость и разумный эгоизм как основные психологические посылки капитализма? Книга Вайнера позволяет утвердительно ответить на оба вопроса, но и это еще не все. Вайнера как профессора литературы в либеральном колледже не устраивает литературный миф, созданный Рэнд, — миф «освобожденного от оков капитализма» и в первую очередь герои этого мифа (20, с. 206–207). Ее миф, населенный Атлантами, держащими мир на своих плечах, представляет угрозу либеральному идеалу коллективизма и этатизма, где все повязаны коллективной ответственностью и зависимостью от государства; где культивируется не героизм, а жертвенность; где каждый чувствует себя жертвой того или иного вида притеснения или неравенства; где лидеры пестуют зависимость людей от коллектива и озабочены вовлечением в него новых жертв. Неслучайно статья о Чернышевском и Рэнд напечатана Вайнером не где-нибудь, а в издании левой ориентации Politico.
Однако больше всего Вайнера пугает факт, что плохая литература ответственна за главные беды в мире, в частности, за русскую революцию в 1917 году и мировой экономический кризис 2008–2010 годов.
В своей книге Вайнер атакует основные столпы учения Рэнд, а именно теории рационального эгоизма и объективизма. Прежде чем пояснить, как эти теории, по его мнению, губят мир, надо сделать отступление и кратко рассказать об одном из последователей Рэнд — Алане Гринспене (1). Гринспен был членом тесного кружка Айн Рэнд, как бы мы сейчас сказали, ее домашнего семинара, а впоследствии председателем совета управляющих Федеральной резервной системы (ФРС) США на протяжении восемнадцати с половиной лет (1987–2006). До этого Гринспен занимал много постов, в том числе был экономическим советником президента Джеральда Форда. На церемонии принятия присяги в Белом доме его сопровождали два человека — его мать и Айн Рэнд.
«Система Чернышевского, как и система Рэнд, категорически запрещает благотворительность. Логикой, лежащей в основе обеих систем, является обусловленность поведения социальными условиями (behavioral conditioning). Программируя Алана Гринспена учением объективизма и буквально введя его в высшие круги американского правительства, Рэнд эффективно заложила тикающую бомбу (chucked a ticking time bomb) в котельную американской экономики (выделено мной. — И.Ж.). Я выбираю эту метафору вполне сознательно: как я покажу (в этой книге. — И.Ж.), проникновение в тыл противника и бросание бомб были излюбленными революционными методами, сформировавшими традицию, которой Рэнд осознанно или неосознанно следовала. И хотя я не приравниваю кровавые репрессии Ленина к экономическому разорению, которое Гринспен как глава ФРС причинил, я нахожу, что человеческие страдания становятся реальностью, когда “роботы”, запрограммированные идеями из разрушительных книг, действуют в реальной жизни» (20, p. 2–3) [7].
Обратите внимание на фразу, выделенную мною жирным шрифтом. Вайнер не только приписывает эту логику Чернышевскому и Рэнд, но и сам использует ее, когда объясняет поведение Гринспена на протяжении его длинной жизни программированием его сознания идеями Рэнд. Мы вернемся к этой логике далее.
Говоря об объективизме и рациональности принимаемых решений, надо отметить, что Рэнд была далеко не единственным мыслителем, кто разделял убеждение, что экономические агенты принимают рациональные решения, исходя из своих интересов. Неслучайно за экспериментальное опровержение истинности этого предположения много лет спустя, в 2002 году, американскому психологу Дэниелу Канеману (16) была вручена Нобелевская премия. И хотя вера в то, что агенты рынка принимают рациональные решения, уже давно пошатнулась, другие части учения Рэнд, в частности то, что государству необходимо отвести минимальную роль в управлении экономикой, по-прежнему разделяются многими консерваторами в Европе и США. Последние доказательства неэффективности активного вмешательства в экономику США общество получило в период правления Обамы. Этот период отмечается крайне низкими темпами роста, фактически стагнацией в экономике страны и низким уровнем вовлечения населения в производительный труд. Напротив, либеральная политика Трампа в первые полтора года привела к резкому улучшению основных экономических показателей страны.
Вся книга, начиная с ее названия — «Как плохая литература разрушила мир. Айн Ранд и литературные истоки финансового кризиса», — построена на постулате, что так называемая «плохая» литература прямо и неотвратимо влияет на ее читателей, фактически программирует их. Тут самое время вспомнить, что свое знакомство с новыми людьми Айн Рэнд начинала с вопроса «Каковы ваши основные допущения (постулаты)?» (10, p. 1). Знакомство с книгой Вайнера тоже следует начать с этого же вопроса. Название книги и содержащуюся в ней посылку можно разбить на два самостоятельных допущения. Первое из них получило название литературоцентризма и предполагает, что литература занимает важное место не только среди других искусств, но и в общественной культуре, и что она «сосредоточила в себе общественное стремление к преодолению всех и всяческих нормативных границ…» (2, с. 21). Второе допущение еще более сильное: прочитанные книги однозначно формируют систему ценностей и взглядов читателей, как бы цементируют ее в виде безусловных рефлексов на всю жизнь (behavioral conditioning), программируют их поведение. Я покажу далее, как Вайнер опирается на оба эти предположения в его книге о Рэнд.
Автор многократно повторяет свой тезис о программировании: «Перепрограммируя Гринспена, она… сопроводила его… в Белый дом, где он был приведен к присяге как экономический советник… В лице Алана Гринспена Рэнд создала окончательного разрушительного героя, наследника Рахметова и Джона Галта… Гринспен был физическим воплощением ее идей…» (20, p. 11)
Названные выше постулаты литературоцентризма и программирования поведения, впрочем, далеко не единственные, на которых Вайнер строит свои умозаключения. Он, например, совершенно серьезно считает Гринспена основным виновником экономического кризиса, что является крайним упрощением природы кризиса. Однако разговор о многочисленных причинах кризиса увел бы нас далеко от нашей темы.
Вайнер разделяет веру, что «в начале было слово», что литература по-прежнему — царица умов, что мифы и литературные герои-радикалы, созданные российской радикальной интеллигенцией в конце XIX — начале ХХ века, ответственны за революционный радикализм во всем мире. Молодые люди в России этого периода действительно зачитывались писателями-идеологами — Герценом, Михайловским, Чернышевским, Омулевским, Писаревым, Успенским, Шпильгагеном и другими авторами из разночинно-семинарской среды. Их книги несли печать учительства и проповедничества, создавая «эклектический симбиоз представлений из стереотипа “вины перед народом”» (2, с. 198). Григорий Плеханов даже опубликовал в 1910 году монографию о книге Чернышевского, где утверждал, что, хотя с литературной точки зрения книга является малохудожественной, она послужила источником вдохновения для русского революционного движения.
Однако переносить эту модель в Америку конца ХХ века — значит совершать большую натяжку. Америка в отличие от России всегда была страной прямого политического действия, где интеллектуалы были востребованы обществом и не выпадали из его социальной структуры, как в России, где реальная политика делается в политической сфере, а не в литературе. Литература и другие искусства участвуют в этом процессе лишь во второстепенной роли. Эпоха литературоцентризма в Америке если и существовала, то закончилась так же, как в Европе, в середине ХХ века. Вайнер не просто исповедует литературоцентризм — он доводит его до крайности. Профессор литературы фактически приравнивает любимые в юности книги к принадлежности их читателей к невидимой партии. Художественная (пусть только «плохая») литература сводится им в лучшем случае к манифесту, в худшем — к уставу партии.
В своем анализе Вайнер использует простой силлогизм (рассуждение мысли, состоящее из трех атрибутивных высказываний: двух посылок и одного заключения): роман Чернышевского «Что делать?» — «плохая» литература; Ленин увлекался этим романом и, в частности, его героем Рахметовым; следовательно, роман Чернышевского ответственен за то, что совершил Ленин. Та же самая логика использована в применении к роману Айн Рэнд «Атлант»: этот «плохой» роман проповедует разумный эгоизм и объективизм; председатель совета управляющих ФРС Алан Гринспен является последователем Айн Рэнд и членом ее кружка; следовательно, проводимая им на этом посту в течение восемнадцати лет политика является прямым результатом дурного влияния теорий разумного эгоизма и объективизма. Все остальные события и увлечения его жизни, а их у Гринспена было немало, не в счет. Он занимал много важных постов, работал с пятью президентами — четырьмя республиканцами и одним демократом. Однако для Вайнера важны только два факта: то, что Гринспен был последователем и учеником Рэнд, и то, что он был назван на слушаниях в конгрессе одним из виновных в экономическом кризисе 2002–2006 годов, переросшем в затяжной мировой кризис. Отсюда автор делает вывод: «Программируя Гринспена учением объективизма и буквально введя его в высшие круги американского правительства, Рэнд эффективно заложила “тикающую бомбу”».
Гринспен — далеко не единственный государственный деятель, который является поклонником социальной философии Айн Рэнд, в частности глубокой веры в свободный рынок (free-market philosophy, или the laissez-faire principle). Среди ее последователей много республиканцев, включая президента Рональда Рейгана, действующего спикера Палаты представителей Конгресса США Пола Райана (Paul Ryan) и известного сенатора Рэнда Пола (Randal “Rand” Paul). Недавно мы узнали, что Айн Рэнд имеет много поклонников в американском Белом доме: Дональд Трамп назвал ее в числе своих любимых писателей, а ее роман «Источник» — как любимую книгу. Несколько бывших и нынешних членов его администрации также называют ее влияние значимым для их развития, включая бывшего главу ЦРУ, а ныне министра иностранных дел Майкла Помпео (11, 13, 15). Если следовать логике Вайнера, а именно «причастности к преступлению» (guilt by association), Рэнд теперь можно обвинить во всех «преступлениях», которые совершили ее последователи эпохи Трампа.
Если бы я писала рецензию на книгу Вайнера, то назвала бы ее так: «Как ложные умозаключения (примитивная логика) разрушили мир». Я бы обернула логику Вайнера против него самого и указала бы, что автор сам является жертвой плохого образования в области логики и социологии, а также программирования левыми догмами. Однако эта статья не об авторах исследований о Рэнд, а только о сомнительных доводах, которые они используют в своей критике консервативных движений в США.
Обвинение Рэнд ее критиками во всех смертных грехах, впрочем, не влияет на актуальность ее идеологического наследия. Вайнер сам приводит примеры удивительной популярности Рэнд: «Тед Тернер (основатель круглосуточного новостного канала CNN. — И.Ж.) установил на юго-западе Америки 248 щитов с плакатом “Кто такой Джон Галт?”» (20, p. 18). Число проданных экземпляров романа «Атлант» только в США уже давно перевалило за миллион. Влияние ее идей в консервативном движении всех стран остается весьма сильным.
Tea Party покидает долину Маллигана
Многие из аргументов Шляпентоха, Робина и Вайнера основаны на сомнительных исторических параллелях, на исключительно формальном сходстве с другими авторами и их работами идей Рэнд, вырванных из контекста, поскольку Рэнд высказывает свои идеи по другим поводам, в другое время и в другой ситуации.
Внимательные читатели понимают, что Рэнд воевала не со всяким, а только с тоталитарным государством (в применении к советской России) и с государством, которое узурпирует все новые и новые функции, а с ними и новые права (в применении к сегодняшней Америке). Герои Рэнд боролись против бюрократического аппарата, паразитирующего на здоровых силах общества и ограничивающего индивидуальные свободы; против государства, которое стремится укрепить свою власть и усилить свою роль, опекая всех членов общества и наращивая контроль над наиболее активными его членами, чтобы остальные «добровольно» уступили свои свободы в обмен на «бесплатное» медицинское обслуживание, образование и другие формы государственного перераспределения доходов.
Критика американских профессоров хотя и направлена против идей Рэнд, но нацелена на ее нынешних сторонников, протестно настроенное население Америки и, в частности, движение Tea Party, то есть на тех, кто все еще платит налоги и оплачивает свои счета. В отличие от героев «Атланта», сегодняшние «несогласные» не собираются бойкотировать государство и уходить во внутреннюю эмиграцию, в долину Маллигана. Рядом с Tea Party возникли другие движения и организации, делающие все возможное, чтобы забрать у государства обратно те властные полномочия, которые были отобраны у них под предлогом борьбы с кризисами.
На волне Движения чаепития республиканцы прибавили в общей сложности 64 места в конгрессе, захватив большинство в нижней палате, выиграли дополнительно шесть губернаторских постов, а кроме того, получили большинство в 26 из 51 местного законодательного собрания. Консервативное движение в союзе с «молчаливым большинством» привело к власти своего президента Дональда Трампа, поклонника идей Рэнд.
Удастся ли американцам сохранить свою страну как республику и свои базисные ценности, мы узнаем в ближайшем будущем. Для этого у американцев существуют законные механизмы протеста, государство, построенное на системе «сдержек и противовесов» (checks and balances), американская конституция, глубокие традиции личной ответственности и самодостаточности, а кроме того — книги американки российского происхождения Айн Рэнд.
Примечания
↑1. Хочу предупредить читателей, что я не принадлежу к поклонникам Рэнд как писателя, хотя мне очень близки некоторые из отстаиваемых ею социальных ценностей. Так в истории случалось не раз: далеко не самые лучшие с точки зрения литературного мастерства книги оказывали огромное влияние на целые поколения, если они предлагали новых героев и оригинальную жизненную философию — Овод («Овод» Э.Л. Войнич), Базаров («Отцы и дети» И.С. Тургенева), Рахметов («Что делать» Н. Чернышевского) и романы Рэнд.
↑2. Государство всеобщего благосостояния (англ.) (с системой социального обеспечения, бесплатным обучением и т.п.).
↑3. Рэнд так определила основную идею «объективизма»: целью жизни каждого человека является стремление к собственному счастью, он не должен жертвовать своей жизнью для других, но и ожидать, чтобы другие жертвовали своей жизнью для него.
↑4. «Новый курс» (англ.) — система экономических реформ, проведенная в жизнь президентом Ф. Рузвельтом в 1933–1938 годах, была направлена на преодоление Великой депрессии, попутно значительно усилив роль государства и введя несколько социалистических институций в традиционно капиталистическое американское общество.
↑5. “Entitlement state” (англ.) — такая модель государства, в котором оно играет ключевую роль в охране и защите экономического и социального благополучия своих граждан. Многие элементы такого благополучия трактуются как права граждан на бесплатное образование, медицинское обслуживание и т.д. “Nanny state” — «государство-нянька» (англ.) — уничижительный термин, используемый для обозначения государства, проводящего политику чрезмерного протекционизма, экономических интервенций и регулирования во имя защиты своих граждан от разного рода угроз (приравнивая их тем самым к детям), а параллельно осуществляющего контроль и руководство их поведением, вкусами и взглядами.
↑6. Имеется в виду группа законов, первый из которых принят в 1935-м, обеспечивающих пенсии пожилым людям, пособия по инвалидности, безработице, помощи нуждающимся семьям, субсидированное жилье и другие социальные программы, финансирование которых осуществляется за счет собираемых налогов.
↑7. В своей интернет-публикации автор идет еще дальше, спрямляя все углы, и утверждает, что роман Чернышевского дает ключ к пониманию экономического кризиса в Америке (21, p. 1).
Литература
Комментарии