Борис Гройс. Современное наследие классического модернизма

Публичная лекция искусствоведа, писателя и публициста, профессора философии Европейской высшей школы (Зас-Фе, Швейцария) Бориса Гройса.

Модернизм в широком смысле переизобретал художника, который теперь сам решает, подражать ему природе или настаивать на новом знании, а авангард переизобретал зрителя: умея впечатлять даже неподготовленную публику, он открыл новый режим капиталистического производства: производство потребностей. Не следует считать, что аффекты модернизма и общество потребления несовместимы. Эти аффекты остаются возвышенными только до тех пор, пока возвышен сам художник. С другой стороны, нельзя считать и соцреализм полным разрывом с модернизмом: ведь модернизм заменил репрезентацию производством условий самого аффекта, что в конце концов превратило художника в машину по производству особых настроений и состояний, тогда как соцреализм просто настаивал на том, что эти особые настроения и состояния уже достигнуты. Торжеству соцреализма косвенно способствовала некоторая «текстоцентричность» русского авангарда: революция для Кандинского и Малевича была не сменой политических позиций, а освобождением производства от прежних условий эксплуатации — они постоянно отождествлялись с готовой образностью, а значит, производство авангарда превращалось в инструктирование эстетического производства, в превращение авангардных геометрических форм в алфавит и грамматику, в производственный циркуляр. Такая текстоцентричность на Западе была снята опытом Баухауза, подразумевавшим уже не «грамматику», а «синтаксис» элементов, тогда как в соцреализме она была мгновенно канонизирована: опыт Родченко, превратившегося из ассистента Кандинского в пропагандиста, здесь показателен. В такой перспективе Холодная война — это не просто противостояние западного «модернизма потребления» советскому «модернизму производства». Опираясь на концепцию модернизма как производства самих условий производства, предложенную Клементом Гринбергом, и одновременно на размышления Хайдеггера о настроенности, настроении и находимости, можно сказать, что в советском искусстве перестало работать инженерное настроение: искусство окончательно стало плакатным, тогда как в западной массовой культуре осталась инженерия, но исчезло инструктирование, которое и поддерживало в модернистском искусстве порождение новых художественных направлений. Стали возможны любые эстетические явления, но не эстетические направления. Поэтому конфликты Холодной войны, в том числе нынешнего ее эксцесса, можно считать противостоянием модернизмов. Но каких? Противостоянием без участия художников-модернистов — вообще любых художников, а одних политиков, только их.

Фото на обложке: Valerij Ledenev [CC BY-SA 2.0]