Заметки либерального миссионера

От редакции: Заметки по поводу вручения премии фонда «Либеральная миссия» (30 мая 2018 года).

Стоило мне написать, что я не люблю слова «либерал», считаю его затертым и обессмысленным, как меня поправили старшие товарищи: вручили мне премию как либеральному миссионеру. Выдали, можно сказать, вместе с печеньками справку с подписью и печатью.

Если бы десять лет назад мне сказали, что я к пятидесяти годам стану лауреатом такой премии, но при этом не получу ни одной не то чтобы награды — ни одного благодарственного письма от Русской православной церкви, я бы очень этому удивился и сказал, что здесь, несомненно, кроется какая-то ошибка. Я не собирался быть либеральным публицистом и уж тем более миссионером — я хотел быть миссионером православным. И кажется, действительно многое сделал, чтобы им стать.

Основной моей работой долгие годы было консультирование проектов по переводу Библии на языки народов России и других стран бывшего СССР, но чем дальше, тем меньше я понимаю, кому это нужно — будем надеяться, что самим народам. В последние годы практически каждую неделю мы слышим новости о Крыме… а было ли где-то в новостях, что пару лет назад вышел первый в истории перевод Библии на крымско-татарский язык? Его мы просмотрели с переводчиками целиком, от первой до последней страницы, и далеко не только его. Но это остается практически невостребованным и незаметным.

Впрочем, Библию для христиан важно не только переводить и толковать — ее нужно еще и актуализировать, находить в ней то, что будет актуально здесь и сейчас, объяснять непонятное, рассказывать, как жил этот текст в истории. Об этом у меня есть несколько книг, десятки лекций и множество статей.

Еще больше было идей и проектов — к кому только я с ними не обращался! Когда митрополит Кирилл стал патриархом, я написал ему письмо: говорил о своей поддержке его курса на миссионерскую работу в нашем обществе, особенно среди молодежи, о своей готовности работать в этой области, предлагал конкретные варианты. Письмо я отвез в Чистый переулок, и оно дошло по назначению — знаю об этом, потому что года через два-три один человек с самых верхов сообщил мне между делом, что письмо лежит у него на столе и на него готовится ответ. Разумеется, ответа так не было.

И со временем я стал понимать, почему. Актуализация Библии предполагает переоценку многих сложившихся практик и стереотипов, она ставит под сомнение слепое копирование сложившихся традиций. Она некомфортна. Сколько раз я слышал: «вы очень хорошо пишете про этих древних израильтян и евангельских фарисеев, как они без конца все делали не так и получали по заслугам — но зачем вы проводите параллели с современностью?» Или: «мы вас очень уважаем как библеиста, но зачем вы занимаетесь публицистикой?»

Словом, форматные православные меня были готовы уважать в качестве такого чудака, который копается в древностях и потому никому ничем не вредит. Но только не как целостную личность, не как человека, у которого есть свои взгляды (вполне умеренные и разумные, казалось бы) на происходящее вокруг.

Рубежом стал 2014 год и мое публичное несогласие с любой агрессией, начиная с милитаристской риторики. С конца этого года стали отменяться приглашения выступить с лекциями в епархиях или на конференциях, снимались из изданий заказанные, принятые и оплаченные материалы и все в том же духе. Венцом стала история, когда я был приглашен выступить на конференции, но за три дня до ее начала случайно (не от организаторов) узнал, что мое имя в программе отсутствует. Никто даже не извинился, включая человека, которого вписали вместо меня (а мы когда-то считались друзьями).

При этом надо отметить, что это никоим образом не было связано с государством: в черных списках я оказался только для РПЦ МП. Впрочем, в частных беседах категорически отрицалось и само существование черных списков, дескать, это частное решение каждого конкретного организатора или редактора. Вполне вероятно, что единого документа под названием «черный список» или «стоп-лист» действительно не существует и каждый, кто при должности, должен угадывать нежелательных лиц сам. И человек в этой системе — расходный материал.

Но, конечно, об этом не стоило бы писать, если бы с моей стороны это был всего лишь плач на тему «меня не приняли, не оценили, обидели». За последние несколько лет я наблюдал немало таких историй, и с каждым годом вижу их все больше: люди, которые занимались в церковных структурах каким-то важным делом, но при этом были относительно независимы и самостоятельны (подчеркиваю, не оппозиционны, а именно независимы) изгонялись или постепенно вытеснялись из этих структур. Рассказывать эти истории не буду, одна из них — история диакона Андрея Кураева — и так на слуху, а остальные пусть расскажут о себе сами. Скажу только, что это очень разные люди, которые старались и действительно могли быть полезны Церкви, но оказались излишними или опасными для епархиальных канцелярий.

Лет десять назад можно было подумать, что в РПЦ «либералы» и «консерваторы» (все же очень условные понятия) играют своего рода футбольный матч, при судействе патриархии. Кто больше забьет? Теперь зачистка «либерального» сектора привела не просто к сокрушительному поражению «либералов», но к переформатированию самого поля. Упрощенно говоря, футбол закончился, теперь «консерваторы» проводят чемпионат по дзюдо с казаками и правоохранителями, а «либералы» устроили шахматный турнир, и правила у тех и других уже разошлись совершенно. Одни не то что не победят других — они уже друг друга практически не видят.

Лет десять назад диакон Андрей Кураев звал людей воцерковляться, сегодня скорее приглашает заводить аккаунты в Сети. Нет никаких сомнений, что следующим патриархом при нынешних раскладах (они, разумеется, могут измениться) будет не он, а некто вроде митрополита Тихона Шевкунова (это может быть не он, но тот, кто займет это место, неизбежно должен будет сначала ему уподобиться и в идеологии, и в методах управления). Кураеву или мне не светит никакая церковная карьера ныне, присно и во веки веков, это понятно.

Но в социальных сетях, напротив, ничего не светит форматно-административному православию. Ему нечего предъявить миру, кроме торжественного отчета об архиерейском богослужении со стандартной проповедью о традиционных ценностях и кознях либералов — а эти проповеди невыносимо скучны даже для тех, кто их составляет.

Духовная жизнь поделилась на официальную и смысловую, и они расходятся все сильнее и глубже. Причем даже не нужно выбирать, с кем ты: вот ты сходил на патриарший концерт на Красной площади, послушал песни Пахмутовой, а вот уже обсуждаешь с друзьями трудное место из Писания. Один человек легко переходит из одного пространства в другое, но сами пространства практически не пересекаются. И делать что-то осмысленное в области христианской жизни все чаще удается помимо церковных структур — не вопреки им, но помимо. Как в позднем СССР — помимо парткома и профкома.

Но вернемся к моей личной истории. За моим разочарованием наступило освобождение. Стало понятно, что от официальных церковных структур мне ждать ничего не приходится, я им не нужен, но ведь и они мне не нужны — а приходить в православные храмы, молиться, причащаться мне никто пока что не мешает. И делать то, что я делаю, много проще без оглядки на эти структуры. Зато ко мне подходили, и не раз, люди и говорили: «спасибо за то, что вы пишете, вы даете нам увидеть, что православие — не обязательно мракобесие». А теперь мне за это еще и награду дали, назвав либеральным миссионером. Либеральным, а не христианским. Все смешалось?

Вовсе нет. Когда я упорно говорю, что империи, государства, идеологии, партии и прочие организации, включая церковные, временны, а вот человек вечен, — я утверждаю библейскую Истину. И одновременно проповедую либеральные ценности, ведь в их основе представление о том, что человек важнее структур. Я христианский миссионер или либеральный? Уверен, то и другое. Свою собственную идеологию я назвал бы христианским гуманизмом, а свой политический идеал — христианской демократией, но не в ярлыках же дело, в конце-то концов. Назовите это по-другому, предложите свою модель, давайте это обсудим.

Мне кажется, настала пора отказаться от «пакетного» мышления, когда нужно обязательно вписывать всех окружающих в некие строгие параметры рукопожатности. Тот нам не подходит, потому что был националистом, этот призывал голосовать, та за гей-парады (или против них) — никто не хорош настолько, чтобы стать нашим союзником? Тогда мы ничего не добьемся. Спорить о религии и атеизме или о национализме и гей-парадах мы будем тогда, когда установятся общие и прозрачные правила политического процесса, когда права человека будут высшей ценностью не только во второй статье конституции, но и во всей практике нашей жизни. И вот тогда мы будем долго, подробно и занудно уточнять, как должны реализовываться эти принципы в той или иной области.

На церемонии награждения добрые слова обо мне говорили друзья и коллеги, которых я далеко не во всем и не всегда могу назвать единомышленниками: с большинством мы нередко спорили, и спорили порой жестко, почти до обид. Но нам всегда было что сказать друг другу, и по их репликам я услышал, что каждый из них понял что-то очень важное про меня, принял меня как целостную личность, а не как удобный функционал с досадным обременением («вы же прекрасный библеист, зачем же эта публицистика»).

Собственно, и сам я так к ним отношусь. Так победим!