Три Европы Ивана Крастева

Европейцам нужно больше думать о себе. Именно такой вывод необходимо вынести из больного, но вполне закономерного явления под названием Дональд Трамп. Трамп отчетливо реализует политику дистанцирования США от своих ближайших европейских партнеров по вопросам как общих ценностей и норм, так и минимальной координации действий в отношении третьих стран. Такой разобщенности трансатлантических отношений мы не видели с 2003 года, когда США вторглись в Ирак, но Европа тогда жила в качественно иной повестке. 2003 год для ЕС — это перспектива расширения на восток, оптимизм, порожденный успехами европейской интеграции, и чувство полной уверенности в правильности выбранного курса. В 2003 году можно было поссориться с Бушем и активнее подружиться с Путиным, проговаривая в голове перспективу единой и свободной Европы, которая оставила конфликты в прошлом. Какая Европа разочаровывается в США сегодня?

В конце мая один из самых дальновидных и взвешенных интеллектуалов Европы Иван Крастев на полях исторического форума Körber-Stiftung в Берлине представил концепцию кризиса «трех Европ», лишив всех участников форума надежды на happy end в конце выступления. По мнению Крастева, в кризисе сейчас находятся три критически важные ипостаси европейского проекта — поствоенная Европа, Европа пост-1968 года и Европа пост-1989 года.

Кризис поствоенной Европы

Европа, пережившая ужасы Второй мировой войны и вставшая на путь интеграции, — это Европа без войны. Безопасность отдана на откуп США, все ресурсы сконцентрированы на экономическом восстановлении и росте, главной темой историческо-политического становится работа над ошибками прошлого, neveragain — главный постулат Европы после 1945 года. Европейский проект — исторически беспрецедентное явление, гарантирующее полный отказ от «традиционного» для Европы выяснения «кто тут главный». Как точно подмечает Крастев, главная проблема в том, что проект Европы без войны удался полностью. Новые поколения европейцев помнят войну исключительно в контексте истории, не осознавая ценности европейского мира, принимая его за данность.

Даже войны в Югославии неспособны поменять эту парадигму. Стоит отметить, что принципиальным является вопрос, что европейцы (преимущественно западные) понимают под Европой. Безусловно, в глазах испанцев, французов и датчан граница «Европы» в последние 20 лет заметно продвинулась на восток вместе с включением стран Центральной и Восточной Европы в ЕС, но ее конечная граница обсуждаема. Тем не менее, именно военные действия в Украине и сбитый MH17 рушат представления о том, что война в Европе невозможна, что конфликты в духе «великих держав» остались в прошлом. В отличие от Югославии, где европейцы понимали, как поставить точку, как достичь мира и продолжить работу над лечением ран войны, конфликт России и Украины — это история без рецепта к решению. Более того, вызовы цифровой и информационной конфронтации окончательно добивают уверенность в том, что Европа живет в безопасности и нерушимом мире. Как Европе защитить себя от внешних угроз? Как долго можно полагаться на США в условиях Трампа? Нужно ли договориться с Путиным или ему нужно противостоять? Ну и, собственно, где сегодня проходит граница между миром и войной?

Сегодня Европа только начинает разговор, который должен помочь сформировать новое представление о европейской безопасности, и высока вероятность, что Европе придется активнее тратить свои ресурсы для защиты. Именно эта мысль не дает покоя доброй половине европейских столиц, привыкших думать исключительно в категориях экономического развития и защиты прав своих граждан.

Европа пост-1968

Миграционный кризис болезненнее всего ударил по европейскому консенсусу о правах человека. Противоречия в подходе к мигрантам на западе и востоке Европы ножом прорезают иллюзию об общих представлениях о правах человека и «решенности» этого вопроса. Подобно радикально левым в 1960-е, сегодняшние правые расшатывают европейский консенсус как в каждой отдельно взятой стране ЕС, так и между государствами Европы в целом. Станет ли ответом кооптация части правых и де-факто переписывание свода норм и подходов к вопросу прав человека? Кажется очевидным, что путь к дерадикализации правых — это включение их повестки в общий котел европейских проблем, что приведет к четкой дифференциации адекватных от обреченно буйных. Во многих смыслах Европа уже идет этим путем, ведь даже в самой «нормальной» стране ЕС — Германии — правые смогли заручиться поддержкой достаточного количества избирателей, чтобы стать головной болью для всех остальных политических сил страны.

Но куда приведет этот путь — каким станет общая корзина европейских ценностей? Сможет ли Европа адаптироваться к осознанию некоторых своих поражений в вопросе культурного сожительства, не теряя при этом завоеваний 1968 года, ставших основой сегодняшнего понимания «европейскости»? Похоже, что ответа на этот вопрос пока нет ни у Крастева, ни у кого-либо другого.

Европа пост-1989

Главным достижением сегодняшнего европейского проекта стало «воссоединение Европы» — включение стран социалистического блока и Балтии в европейский проект. Нужно отдать должное литовцам, полякам и чехам: с самого конца 1980-х они так сильно бились в дверь Европы, что не пустить их было невозможно, иначе они бы точно сняли эти двери с петель. Все 1990-е и 2000-е годы страны Новой Европы активно заимствовали западные практики и подходы, учились у тех, у кого «уже получилось», иногда сознательно и бессознательно игнорируя свои особенности и нюансы. Крастев называет это «игрой в имитацию»: болгары и словаки, латвийцы и венгры, по его словам, все эти годы имитировали Запад, что не могло не вызвать ответной реакции. Сегодня, когда ЦВЕ накрыло волной популизма и не самых либеральных практик, ни Брюссель, ни, по большому счету, Берлин и Париж не хотят слышать голоса Новой Европы. Голоса Качиньского и Орбана не принимаются за равные, что ведет к отторжению и углублению конфликта. Конечно, можно еще поспорить, насколько голоса Орбана и Качиньского являются голосами всех поляков и венгров, но Крастев прав в том смысле, что Западная Европа должна активнее узнать свою восточную половину. Придется признать, что на пути к всеобщему европейскому счастью далеко не все получилось, и помочь теперь уже полноправным европейцам увидеть будущее, в котором не вся молодежь уезжает на заработки на Запад.

Пожалуй, именно кризис Европы пост-1989 вызывает наибольшее количество опасений и вопросов. Европа может позволить себе потратиться на свою защиту и вновь обрести чувство безопасности, она способна адаптироваться к миграционному вызову и найти компромисс с допустимым уровнем миграции, но как вычислить общий новый ценностный знаменатель — вопрос гораздо сложнее и объемнее. У Брюсселя был шанс не допустить Орбана, когда он только начал свой путь по построению Венгрии Орбана, но ЕС ограничился риторическими упреками, недооценив феномен нового типа западного общества. Сегодня «разобраться» с Орбаном окажется намного сложнее, да и «Орбанов» стало намного больше.

Однако это не повод ставить крест на европейском проекте, повторяя лозунги кремлевской пропаганды. В одном из последних европейских опросов свыше 60% граждан ЕС моложе 24 высказались за то, что проблемы стран ЕС лучше решать в рамках Европейского союза. В январе 2018 года 92% опрошенных поляков ответили, что Польша должна оставаться в ЕС. Есть два интересных объяснения такой динамики. Новые поколения европейцев, для которых ЕС всегда был естественной средой обитания, реагируют на рост правых взглядов и общего скепсиса в отношении европейской интеграции, мобилизуясь в поддержку ЕС. Дискуссия об изменении отдельных аспектов интеграции не ведет к разговору о крахе проекта, как и протесты обманутых дольщиков в России не несут прямую угрозу президентству Владимира Путина. В странах ЦВЕ «проделки» местных царьков воспринимаются чуть более спокойно, потому что местных жителей греет мысль, что, если уж все пойдет не так, придет ЕС и все исправит.

Действительно, европейский проект — это, пожалуй, лучшее, что происходило с Европой за последнее тысячелетие, и чем больше появится рисков его потерять, тем активнее поднимутся голоса тех, кто готов встать на его защиту. Благодаря Великобритании в скором времени все остальные жители ЕС смогут наглядно увидеть, что значит необдуманно спрыгнуть с поезда, не подозревая, что пешком идти окажется куда менее приятно