Сюжет одного аутсайдерства

Перед вами — сайт, посвященный наследию Михаила Яковлевича Гефтера, советского историка, имя которого всегда существовало вопреки любым попыткам отнесения его к устоявшейся традиции мысли. Гефтер — имя-иероглиф, имя-загадка. Но только не для тех, кто хочет разгадывать ее по формальным признакам: шестидесятник, историк, диссидент, общественный деятель, философ. Сам Гефтер осознанно не относил себя к законодателям «традиций». «Замгорсум» (заместитель городского сумасшедшего) и «аутсайдер» — его извечное биографическое резюме.

Его постепенный исход из исторической науки, прогремевшая история с «идеологическим несоответствием» сборника «Историческая наука и некоторые проблемы современности» (1969) для него, наоборот, — вехи к соответствию. Более принципиальному, чем право оставаться в профессии или право свободы слова. В какой-то момент Гефтер еще начнет собирать подборку материалов к книге, озаглавленной скупо, хронологически: «Я был историком…»

Далеко не сразу, но Гефтер движется по вектору, поистине сократическому. Размышления о «Мире», «Слове», «Социуме власти» и «Роде человеческом» ведутся им в присутствии собеседников, через него вглядывающихся в опыт столетий, как в закадровый разговор с «идеями» и «мертвыми», дышащими вам в затылок. Он призывает слышать их — услышать непременный бой часов. Гефтер вглядывается и вслушивается во что-то, уходя в себя на целые минуты. Его лицо — лицо визионера. Он чуть растягивает слова, он весь обращен в слух. Булгаков, апостол Павел, Христос, Достоевский, Оруэлл, Хемингуэй… Что еще интересует его, причем интересует так, что он неутомимо и постоянно пишет о «прожитых книгах»? Что еще? Музыка, захватившая целиком всю жизнь, и «моральный выбор». Еще — поведение пса Топа при щекотливо памятном обыске в его квартире, по минутам, точечно, описываемом им, как робким летописцем — хроника царств. Еще — поэзия и смерть. И, как видно, Бог. «Глеб, а ты думал о Боге?» — его последний вопрос Павловскому в 1995-м. Еще — любой собеседник, метящий узнать кое-что сообща.

Его всячески притягивает все интересное и все «странное» ©. Но он далеко не чудаковат. Это античный по строгости мыслитель, ищущий целое мира. Поэт соответствий. Не случайно его речь полна беглыми пробросами цитат поэтов-аналитиков, как Пушкин и Мандельштам, и поэтов прозы, как Честертон. Поэтическая аналитика — гефтеровская стихия. Как испещренную примерным усердием вышивку, он создает поэтически усложненную речь (Стивен Коэн: «Он поразительно сложно мыслил — и все это проталкивалось через рот» (2011)) — литературно-исторический язык, когда-то исповедальный, когда-то герметичный, когда-то метафизический, когда-то требовательно научный. По рассказам, он непрестанно и горько мучается словом — дорешить формулу мысли он не может никогда. Отсюда — постоянные черновики, иногда десятки вариантов черновиков на один текст. Искусственные концовки, зачастую насильственное завершение текстов «к сроку».

Все его творчество — фактически один текст. Едва посильное по размаху, своеобразнейшее советское «Бытие» о России в мире, об историке, о политике в близящийся век исторического «конца». Кстати, «М.Я.», как называют его в ближнем кругу, до странности не чужд пророческого чутья — больше ветхозаветного, впрочем, больше Давидова. Псалтырь, по принятой трактовке, «книга плача» — это и есть нечто о Гефтере. Герметичность языка каждый из нас волен понимать по-своему, но пророчества таких старозаветных безвозрастных старцев — непреодолимы. Так, Гефтер предсказывает появление в 2000-х «суверенного убийцы поневоле», воплощающегося спустя не одно десятилетие после его смерти в шоуменов Бен-Ладена и Брейвика. Куда раньше Ф. Фукуямы он внезапно заговаривает о «конце истории». Он бесхитростно и лукаво вместе с тем признает величественно громоздкие темы «Почина», зарождения, мифологического «и стало вновь…».

Михаилу Гефтеру по-сократовски важен собеседник. Без него в какой-то степени недостоверно присутствие истории в мире живых. Гефтер открыт истории резкостью причудливейших, неординарных смешений. Античного (сугубо политического, во многом) поиска судьбы, получившей откровение о гибели или ищущей ее, и ветхозаветного поиска человеческого родового предназначения. Еще одна грань — открытость истории как «Миру», а «Миру» — как собственной жизни, в которой равномерно важен человек и совсем по-мальчишески разглядываемый диковинный лес, стрекоза и подлесок. Гефтер откликается не на многое — он тянется буквально ко всему, отдаваясь разрозненному, повсеместному и вездесущему «эху истории» © — прошлому без начала и конца.

И здесь собеседник (*первое опорное для нас понятие) — фокусировка в противоположном случае растрачиваемой безбрежной его жизни. Способности сохранять живость и непосредственность куда как немногих. Ему трудно останавливаться — и он громоздит великие препоны своей живости в языке, в каторжном и бережливом на Время труде. Но, главное, в собеседнике, которого зовет найти меру исторического и желанного, жизненного вместе с ним. В последнее время он, судя по всему, ее находит — вот он и состоялся, античный предтеча «нас»…

По ходу дела возникает и круг Гефтера (*второе опорное для сайта понятие) — «любимые» ©, посвященные в историю как ничем не прерываемый разговор, обсуждение, обет «вопрошания» © до конца. Жив собеседник или мертв — сущие мелочи. Приходящие по адресу «ул. Гарибальди» или «ул. Элеваторная» живы историей, как если бы она зависела от них, а тамошние мертвые не молчат. Это и есть правдивое условие — бойкое место, майдан. «Всеобщий частный разговор». Гефтеру нужно докопаться до существа ушедших и приходящих. И это право — не его, а «Истории». Да-да, для каждого она — судья.

Однако почему «поэт соответствий»? Всю жизнь Гефтер ищет равновеликого подхода к различиям «Мира». Его резон — избежать уравнивания, будь оно тоталитарным или демократическим. Его история — всегда элемент демократического или антидемократического выбора, осуществляемого в обстоятельствах человеческого sine qua non. И она — на ответственности историка «человечества» и политика «от человечества», на меньшее Гефтер не согласен.

История. Сущее. Человечество. Мир. Гражданственность. Все это для него — домашние заготовки вероятного обретения относительной гармонии «альтернатив», утрачиваемой в России и в мире. Он обозревает и то, и другое несколько свысока, хотя уверен, что находится в самой сердцевине их — своей России, своего Мира. Именно поэтому он так оживлен с приходом перестройки, но быстро утрачивает однозначную было патетику надежд.

Гефтер умирает в 1995-м. «Поворотным» для России он считает 1993-й, но в его предощущении — «безальтернативность» © и лишние люди 2000-х годов. И разве это не проблема, что великий «альтернативист» на своей знаменитой кухне привечает, пестует и создает две политические противоположности конца 1990-х – начала 2000-х, Павловского и Явлинского, и оба они тогда — носители того или иного модуса безальтернативности?

Что происходит в этой судьбе, как прочно она вписана в историю русского историко-политического и интеллектуального развития, что дает для понимания с не джентельменской вескостью заявляющей себя эры «конца истории» (мы гипотетически принимаем эту версию событий) — не праздный вопрос для авторов Gefter.ru.

Михаил Гефтер небезынтересен намеренным, во многом стоическим нахождением на перепутье исторической профессии и философствования, политики и власти (что для него — не одно и то же), общественной активности и целевого поиска автономии гражданского «Я», поиска культурных подтверждений религиозных истин, наконец, подмеченным им угасанием советского мира — по Гефтеру, заготовки будущего ищущих героической образцовости «Европ». Что хотел дать нам этот расстрига кодифицированных профессий, что предполагал мыслимым и грозящим нам будущим, вещун «конца»? Тема «исторического опыта», становящаяся все более популярной в историографии, не менее опорна и в политике, и в готовящемся к новой фазе развития обществе.

Мы создаем политический сайт в преддверии нового выбора новой России — не научный и не архивный. Тем не менее, мы ставим для себя интеллектуальную задачу, поставленную Гефтером, — идеология есть «реабилитированная гуманитарная составляющая политической деятельности».

Из этого вытекает общий подход к построению сайта, сложносоставного и экспериментаторского. Будущая часть нашей деятельности — доскональная научная обработка архива Гефтера. Пока же мы находимся на нулевой стадии классической архивной работы с ним — он полностью оцифрован. Начав в онлайне дискуссию на материалах Гефтера, мы бережно — по-позитивистски бережно! — в оффлайне создаем научный аппарат описания его наследия, готовим полную публикацию архива.

Однако в онлайне мы берем на себя труд современной интеллектуальной истории — работу с «идейными комплексами» и «идейными единицами» автора. Нас интересует приоритетное для М.Я. Гефтера, а не для авторов какого бы то ни было сайта. А для него приоритетным было в каком-то смысле ницшеанское «рождение» разговора.

Куда заведет нас «еретик» © Гефтер, пока не суждено знать. Но мы последовательно идем за его собственными пожеланиями:  мысль важнее документальной сохранности ее архивных носителей. Идея, как бы ни казалось это крамольным и излишне пылким нашему же профессиональному историческому сознанию, — более серьезное оружие действия, чем архив. Для Михаила Гефтера сознательный выход из исторической профессии, как когда-то для Александра Пятигорского выход из «дома» философии, — не путь в никуда. Оба они стремительно движутся к определяющему жизнь и коллективный прорыв «мышлению» ©; Пятигорский — в каком-то отношении бравурнее и более фундаментально, Гефтер — камернее, осторожнее, будто задумчивый часовщик.

Однако их движение вперед — опрокидывающее традицию, как бы ее ни понимать. Смиримся с этим. Однако будем осторожны не менее Гефтера.

Сохранность источников, избегание ловушек «документа без документального комплекса», соблюдение принципа репрезентативности дискуссий будут контролироваться на сайте профессиональным архивистом — М.Г. Пугачевой, имеющей впечатляющий опыт работы с документальными комплексами советской интеллигенции. Все же, что касается не столько историографической или архивной, а, условно, «идейной» и политической части сайта, будет итогом «крамолы» © дискуссий.

Но мы слишком долго говорим о том, что «будет».

Все, начнем.