Европейское разъединение: уроки распада Советского Союза

От редакции. Статья Ивана Крастева, проводящая параллели между механизмами паники, способствовавшими распаду СССР, и нынешним паническим недоверием европейцев к будущему ЕС как политически влиятельного образования, — важная попытка проанализировать фактор случайности в существовании межгосударственных образований. Выясняется, что хотя большинство граждан таких образований вполне лояльны к происходящему вокруг них, ресурс политической формы в них весьма быстро исчерпывается: оказывается, что политики не могут долго настаивать на «общих идеалах». Им приходится прибегать к разного рода суррогатным поддержаниям политической формы, таким как референдумы. Крастев справедливо указывает, что референдум по европейской Конституции скорее принес разочарование, так как оказалось, что как бы ни понимались конституционные нормы европейцами, их реальные социальные эффекты находятся во многом в руках европейской бюрократии. Дело не в том, насколько соблюдается Конституция, а в том, что практическое применение конституционных норм происходит на основании уже заключенных пактов о лояльности между различными сообществами в Европе, от местных сообществ до государственных и надгосударственных образований. Причем в отличие от СССР, в котором имитировалось «всенародное обсуждение» Конституции 1977 года, в Европе референдум оказывается полем нового партийного строительства, радикализации одних партий и выхода на политическую арену других, что еще больше расшатывает замысел единой Европы как надпартийной интеграции конституциональных интересов. Поэтому неслучайно для Крастева главным фактором единства Европы оказывается поведение самих элит, которые должны перейти от менеджмента проектов к менеджменту интересов — и тем самым предотвратить панику среди населения и, возможно, преодолеть разногласия вокруг самой сущности еврозоны. Но не обернется ли очередная деполитизация европейских элит, превращение их из акторов политики в посредников между странами ЕС в политизацию самой еврозоны и превращение вопроса о деятельности Европейского центрального банка в вопрос политической борьбы?

В 1992 году мир проснулся и узнал, что Советского Союза больше нет на карте. Одна из двух мировых сверхдержав приказала долго жить сама собой, без войны, инопланетного вторжения или иной катастрофы. Такого поворота событий никто не ожидал. Конечно, еще с семидесятых годов многое указывало на то, что советская система переживает упадок, но все думали, что умирание такого государства продлится несколько десятилетий. Ничто не предвещало быстрого краха на острие «короткого ХХ века».

В 1985, 1986 и даже в 1989 году распад Советского Союза для тогдашних аналитиков был столь же нереален, сколь нереален распад Европейского союза для нынешних. Советская империя была слишком большой, чтобы дать слабину, слишком устойчивой, чтобы в одночасье рухнуть, прошла через слишком много испытаний, чтобы не закалиться и не стать прочной.

Но за десять лет слишком многое может измениться! Итог, о котором в 1985 году и помыслить никто не мог, в 1995 году уже виделся неизбежным. Именно такой поворот событий, такой прыжок от «невозможно помыслить» к «неизбежности» превращает случившееся с Советским Союзом в полезный ориентир текущей дискуссии о будущем европейского кризиса и о необходимости выбора, с которой столкнулись лидеры европейских государств.

В конце концов, нынешний кризис ЕС наглядно показал, что риск распада ЕС — это не просто ораторский прием, игрушечный монстр, которым напуганные политики стращают недовольных избирателей. Неразбериха охватила не только европейскую экономику, но и европейскую политику. Финансовый кризис резко сократил срок жизни правительств, независимо от их политической окраски, и открыл простор для роста популистских и протестных партий. Настроение общественности проще всего описать как смесь пессимизма и злости.

Это подтверждает недавнее исследование «Будущее Европы», субсидированное Европейской комиссией и опубликованное в апреле 2012 года. Исследование подтверждает: большинство европейцев согласны с тем, что жизнь в ЕС лучше жизни раздельно, однако их уверенность в его экономических успехах и способности играть серьезную роль в мировой политике уменьшилась. Более 60% европейцев полагают, что детям будет труднее жить в Европе, чем им самим. Что еще тревожнее, почти 90% европейцев видят непреодолимый разрыв между тем, чего хочет общество, и тем, что делает правительство. Лишь треть европейцев уверены, что их голос имеет значение на уровне ЕС. Лишь 18% итальянцев и 15% греков уверены, что их голос значим даже в их собственных странах.

При таких показателях — насколько немыслим распад ЕС? И здесь крайне важно, сможет ли Европа извлечь урок из советского опыта. Ибо само выживание ЕС может зависеть от способности его лидеров справиться с той же совокупностью политических, экономических и психологических факторов, которые привели к краху Советского Союза.

Советский строй «рухнул, как карточный домик», писал знаменитый историк Мартин Малиа, «потому что всегда им и был». ЕС не карточный домик. Следует всегда помнить об этом главном отличии советского проекта от европейского. Но если ЕС никогда не поддавался соблазну коммунизма и центрального планирования, это не означает, что он неуязвим для пороков сложного устройства. Это самая замысловатая политическая загадка за всю историю человечества. Уолтер Бэджот, человек, систематизировавший в середине XIX века британскую Конституцию, утверждал, что монархия столь сильна, потому что «это разумная форма правления. Большая часть человечества понимает это». ЕС, напротив, — неразумная форма правления, которую большая часть европейцев не может понять.

Жители ЕС не могут взять в толк, как работает Союз, а посему им еще сложнее взять в толк, что будет означать «крах Союза». В случае с Советским Союзом крах означал, что одно государство исчезло с карты, а дюжина новых государств появилась на обширной территории от севера Центральной Азии до юго-восточной Европы. Но ЕС не государство: даже если он распадется, на картах ничего не изменится. Более того, даже если ЕС полностью развалится, большинство (если не все) государства – члены ЕС останутся государствами рыночной демократии.

Итак, что есть распад ЕС и как его можно охарактеризовать? Будет ли выход хотя бы одной страны из еврозоны или из самого Союза считаться «распадом»? Или будет достаточно других тенденций: ослабления мирового влияния ЕС или утраты основных достижений европейской интеграции (например, свободного передвижения людей или отмены таких институтов, как Европейский суд)?

Прецедент Советского Союза

Для ответа на этот вопрос опыт Советского Союза предлагает нам несколько полезных уроков.

Первый урок — это парадокс: уверенность (подкрепленная экономистами и разделяемая европейским политическим классом) в том, что Союз не может развалиться, — один из основных факторов, ведущих к развалу. Последние годы существования Советского Союза — классическое проявление последствий такой уверенности. Убежденность в том, что распад «немыслим», может подвигнуть высокопоставленных политиков ради кратковременных выгод употреблять и риторику, и конкретные решения, направленные против единства ЕС, поскольку они будут уверены, что в долгосрочной перспективе «ничего плохого не может произойти».

Но распад ЕС не обязательно должен быть результатом победы сил, выступающих против или за ЕС. Опыт Советского Союза — серьезное предупреждение Европе о том, что крах может оказаться незапланированным последствием длительных (возможно, лишь кажущихся) нарушений в работе Союза, вкупе с неверной трактовкой элитами национальной политической динамки.

Авторитетный историк Стивен Коткин, размышляя о распаде Советского Союза, говорит, что на самом деле нужно задавать такой вопрос: «Почему советская элита разрушила свою собственную систему?». Процесс, который он анализирует, показывает, что рост антиинтеграционных сил может стать результатом, а не причиной распада.

Более того, не следует поручать экономистам оценивать вероятность распада. В вопросах возможного краха они разбираются не очень хорошо. Опыт Советского Союза подсказывает, что экономическая цена распада будет очень высока; но это не означает, что такое не может случиться. В этом смысле уверенность в том, что ЕС не развалится просто потому, что это очень дорого, вряд ли может гарантировать стабильность Союза.

Второй урок кончины Советского Союза в том, что ошибочные реформы могут привести к распаду (даже быстрее, чем полное отсутствие реформ). Именно во время кризисов политики находят свою «серебряную пулю», которая и оказывается причиной смерти системы. Главным фактором, приведшим к концу советскую систему, было то, что Михаил Горбачев не сумел уяснить природу СССР (продолжая пребывать в заблуждении относительно того, что его можно сохранить без последовательных реформ, а также свято веря в превосходство советской системы над капиталистической).

У Европейского союза и входящих в него государств есть своя история попыток выработать единый решительный курс, способный преодолеть различные затруднения на пути интеграции. Но сама идея референдумов по европейской Конституции (провалившаяся с таким треском во Франции и Нидерландах) — напоминание о непреодоленных опасностях на пути интеграции.

Третий урок советского опыта говорит нам, что основные факторы угрозы этому политическому проекту (в отсутствие войны и иных чрезвычайных обстоятельств) — вовсе не в нестабильности на периферии, а в беспорядках в самом центре (даже если кризис на периферии становится заразным). Советский Союз распался, потому что Россия сама решила положить ему конец, а не потому что государства Балтики захотели его покинуть.

Сегодня серьезно сказаться на будущем европейского проекта может скорее позиция Германии по делам ЕС, чем проблемы греческой и испанской экономики. Когда «победители» интеграции начинают считать себя главными жертвами, тогда становится ясно: жди беды.

На данный момент у Европы нет причин сомневаться в том, что Германия предана делу ЕС. Однако отягощенные долгами южные страны все меньше и меньше способны «перевести» свои опасения на немецкий язык, аналогично и у Германии не получается «перевести» свои предложения по разрешению ситуации на язык большинства стран – членов ЕС. Больше всего здесь тревожит не расхождение интересов, а неумение поставить себя на место другого.

Четвертый урок таков: если побеждает движение по направлению к распаду, результат будет выглядеть скорее как «паническое изъятие банковских вкладов», чем как революция. Таким образом, самый важный фактор, сказывающийся на шансах Союза выжить, — вера элит в способность Союза решать свои проблемы. По меткому замечанию Коткина, «именно элита в центре страны, а не движение за независимость на периферии, убила Советский Союз».

Простые люди могут копить недовольство Европой, но не бунтовать против нее; зато национальные элиты способны оставить свои позиции из страха потерять контроль. И как только они начнут сомневаться в ее будущем, их действия (породив общую панику среди тех, кто боится стать последним из пришедших в банк снять деньги со счетов) могут стать одной из причин окончательного краха единой Европы.

Последний и самый тревожный урок из истории распада Советского Союза таков: когда угроза распада становится серьезной, политикам следует делать ставку на гибкость и сдерживать свой естественный порыв стать непреклонными и найти долгоиграющие решения (которые, если и когда они дадут сбой, могу ускорить распад). К сожалению, в настоящее время высокопоставленные европейские политики пытаются спасти союз с помощью таких политических решений, которые серьезно ограничивают и национальные правительства, и общественность в принятии решений. Поэтому избиратели в таких странах, как Италия и Греция, могут сменить правительства, но не смогут изменить политический курс: решения в экономике де-факто больше не принимаются в рамках предвыборной борьбы.

Ожидается, что новая политика ограничения расходов снизит политическое давление на ЕС. Эксперты могут соглашаться и не соглашаться с высказываниями «за» и «против» жесткого комплекса мероприятий, однако гораздо важнее то, что провал жестких мер автоматически ускорит кризис, тем самым поставив выживание Союза под вопрос.

Ведущие европейские политики решили не вводить никакой схемы для стран, желающих отменить общую валюту, чтобы сделать выход из еврозоны невозможным. Теперь вполне очевидно, что подобное решение делает еврозону еще более уязвимой. Точно так же Советский Союз был выстроен на идее непоколебимости его институтов, но именно жесткость этой конструкции стала одной из причин его развала.

Много лет назад немецкий поэт-диссидент Вольф Бирманн написал: «Я могу любить только то, что могу покинуть в любой момент». Сегодняшние высокопоставленные европейские политики забыли эту истину. Придерживаясь политики непреклонности, которая делает цену выхода из Союза немыслимо высокой, они лишь повышают, а не понижают риски. Ибо во время серьезных кризисов (как опять же учит нас крах Советского Союза) распространенным ответом на утверждение «альтернативы нет» легко может стать фраза «любая альтернатива лучше».

Источник: OpenDemocracy