«Жизнь по-настоящему рождается снизу»

Возвращение Солженицына — не просто знаковое событие отечественной истории, но событие в истории памяти. О коллективном воспоминании не как общем переживании, но как общем отрезвлении — статья Нины Чечулиной.

Карта памяти 20.06.2012 // 1 612

От редакции: Возвращение Солженицына в Россию — не просто знаковое событие отечественной истории, но событие в истории памяти. Обращенность к национальной памяти — особая миссия писателя. Как создается коллективное воспоминание, не просто как общее переживание, но как общее отрезвление, — об этом статья Нины Чечулиной. Эстетика позднего Солженицына, двучастных рассказов и суточных повествований, оказывается в чем-то предвосхищена созиданием сюжетов из подручного материала в его поездках. В ближайшее время портал ГЕФТЕР опубликует интервью с Ж. Нива о Солженицыне как историческом деятеле и теоретике исторической памяти.

«Жизнь по-настоящему рождается снизу…» Эту фразу Александр Исаевич Солженицын («убежденный провинциал», по словам его жены Натальи Дмитриевны) сказал в одном из больших интервью в сентябре 1994 года в Кисловодске, во время первой поездки на Ставрополье и Кубань после возвращения в Россию из 20-летнего изгнания из СССР. Некоторые СМИ так и написали в заголовках: «Теперь уж точно — на Родине». А тогда, в 74-м, его сначала высадили из самолета во Франкфурте-на-Майне, где к нему тут же, рассказывал он, бросились десятки корреспондентов — вот уж он теперь заявит! «Я их очень расстроил и удивил, когда произнес: “Я все сказал на Родине и ничего не могу добавить”. И потом, большая “смелость” — заявлять нечто за границей, когда ничего не угрожает».

Изгнание он считал вершиной своей борьбы с режимом. «Был, конечно, очень болезненный переход, — отвечал он на вопрос: считается, мол, что неприятности ваши закончились и началась у вас благополучная жизнь на Западе (цитирую по записи того времени. — Авт.). — Очень болезненный. А потом мы решили уехать в Соединенные Штаты. Главным образом потому, что я знал: там очень широкие, богатые связи с архивами, библиотеками, первой русской эмиграцией. И не ошибся. Действительно, получил там колоссальные материалы. И сел за работу. 18 лет просидел в работе — это счастливейший период в моей жизни. Делал все, что хотел: ни у кого из русских писателей не было таких великолепных условий для работы, как у меня там. Но период этот кончился — всегда всему приходит конец. Последние годы я уже напряженно следил за обстановкой в России, за персоналиями, которым раньше внимания не оказывал, когда занимался “своими” личностями 17-го года и революции. И все более и более напрягалось, разрывалось сердце от того, что происходит. Обстановка в России звала приехать и участвовать, в чем могу. Вот на этом и кончился период жизни в Америке».

А.И. Солженицын и Н.А. Струве — руководитель парижского издательства «ИМКА-Пресс», которое в эмиграции публиковало его произведения

Из Вермонта он возвращался через океан, Приморье и Сибирь железной дорогой. На каждой станции, полустанке были многолюдные встречи жителей с писателем, беседы, разговоры, встречи и опять разговоры…То же ждало его и у нас, действительно, теперь уже точно на родине, только малой: ведь Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске в доме родного дяди Романа Захаровича Щербака в районе бывшей улицы Пушкина, который еще, увы, в 70-е, после изгнания из страны будущего нобелевского лауреата, был снесен. Так и стоит перед глазами его высокая, молчаливая скорбная фигура перед пустошью, вокруг толпа, а руки по-зэковски заведены за спину… Может, тогда и зарождался у него замысел книги «Россия в обвале»?

«Перезвоните позже, у нас совещание!»

«Какой-то промышленный город», — огорченно, несколько растерянно и тихо произнес Александр Исаевич при въезде в Ставрополь со стороны Изобильненского района. И немного успокоился, когда объяснили: это Северо-Западный, а вообще-то краевой центр зеленый, а уж старый город особенно: вот увидите сквозной бульвар из мощных, дореволюционных еще деревьев… Он ему очень понравился (Наталья Дмитриевна, глядя на вынесенные вдоль бульвара на тротуары проспекта Карла Маркса из кафе столики с сидящими на стульях людьми, заметила чуть ли не с восторгом: «Как в Париже!»); обратил внимание и на пролетевшую мимо Крепостную гору с лестницей, увитой плакучими ивами, возрожденного кафедрального собора тогда еще и в помине не было. И тут же без перехода:

— Ставрополье нынче — прифронтовой край…

Хотя таковым оно станет в прямом смысле слова через полгода, в конце декабря 94-го — начале 95-го, когда начнется полномасштабная война и из Чечни хлынут потоки русских беженцев. А тогда он начал обсуждать предстоящую программу пребывания в самом городе («Вы меня не щадите»), речь шла о визите в 21-ю воздушно-десантную казачью бригаду (помнится, ожидала его за дверьми казармы — просил не мешать). Высказал просьбу посодействовать увидеться с двоюродной сестрой Ксенией Васильевной в селе Саблинском Александровского района, которая, по его словам, единственная из более чем 60 родственников несмотря на уговоры и угрозы КГБ не поменяла фамилии и публично не отказалась от брата-диссидента после изгнания его из страны. А также съездить в Новокубанск Краснодарского края, где находилась когда-то экономия (имение) Солженицыных, там его дед (заядлый картежник, как потом выяснилось из рассказов старожилов) разводил редкие породы деревьев, а теперь питомник вроде бы приходит в упадок, жалко, хочется глянуть. («Не думайте — не претендую»; а в имении, действительно, как оказалось позже, например, давно не работал пруд: не действовало хитрое очистное устройство.) И непременно посетить Георгиевск, где похоронены отец и мать (могилу отца тогда не обнаружили, ее нашли позднее на местном заросшем, заброшенном кладбище).

Во время визита в Кисловодск

И, конечно же, ждали встречи с многочисленной общественностью — многие их помнят в филармонии Кисловодска, в Пятигорске, на улицах Георгиевска, в Ессентуках. Одна из них прошла в Ставрополе во Дворце культуры и спорта профсоюзов, когда зал, полный от партера до балконов, встретил Александра Исаевича овацией и стоя. Случилась заминка с микрофоном, но приветствие писателя землякам-ставропольцам со сцены услышали, поклон увидели все. Выступали, задавали вопросы те, кто хотел, а он, по его выражению, «секретарствовал». На сцену поднимались люди разных возрастов: жертвы сталинских репрессий и ветераны Великой Отечественной войны, учителя, студенты, школьники, благодарившие гостя за правдивость его произведений, за «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор», «В круге первом» и «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное колесо» (вариант которого был опубликован, но он продолжал писать, уточняя, до конца жизни). Причем зал чутко реагировал на слова: кому аплодировал в поддержку, а кого и освистывал. Зал был справедлив и добр. Когда представительница городского совета женщин рассказала о помощи тем, кто оказался на грани нищеты (советом был открыт бесплатный магазин, куда желающие могут отдавать поношенную одежду и обувь), с балконов раздались голоса: «Назовите адрес…»

В заключение слово взял Александр Исаевич. Он говорил о проблемах власти, реформ, демократии, обустройства России в целом. А затем более двух часов — пока последний почитатель его произведений не получил желанную именную подпись — ставил автографы. После, сидя уже в микроавтобусе, Наталья Дмитриевна указала на его синюю от шариковой пасты руку…

А началось путешествие в край с недоразумения (их, разных, и потом хватало). Приезда писателя очень, к примеру, ждали в Ставрополе, но когда он позвонил накануне в социальный департамент краевой администрации, чтобы обсудить напрямую свои планы с властью, представился, то в ответ услышал: «Перезвоните позже, у нас совещание!» Секретарша полгода потом оправдывалась:

— Ну, я же не знала, что это тот самый Солженицын, он сказал: хорошо, перезвоню…

О самоограничении, самоуправлении и прочем, кажется, мелком, но очень важном

Или взять специально устроенный в честь Солженицыных обед чиновниками одного из курортных городов: они даже не перекусили, демонстративно обошлись лишь кофе с чаем. Нас, троих журналистов, сопровождавших Александра Исаевича и Наталью Дмитриевну около двух недель поездки, чиновники оставили за дверью. Мы молча и терпеливо дожидались Солженицыных, а при возвращении в кисловодский санаторий Наталья Дмитриевна нас позвала обедать пельменями. Увидев наши вытянутые физиономии (неужели и их не покормили?!), с обидой произнесла: «Думали, мы, зная, что вы голодные, сможем есть?» Или, отсматривая вместе с телевизионщиками черновой материал для будущего фильма, увидели вдруг, как та же Наталья Дмитриевна тихо и незаметно для окружающих, но не для бесстрастной телекамеры, передала благочинному в Кисловодске конверт с пожертвованиями на восстановление храма. А ведь, казалось бы, можно было и не скрывать семейный благотворительный взнос, но ведь не захотели афишировать! Недаром жители, отдыхающие на Кавминводах со всех концов России, приветствуя Александра Исаевича на улицах, желая ему добра и здоровья, зачастую добавляли: как хорошо, что вы приехали, с вами как-то светлее и чище на душе…

В Ставрополе: очередь за автографом Александра Исаевича

Кстати, один из вопросов большого интервью о проблемах возрождения России был и о роли религии, в которой уже и тогда проскальзывали элементы игры.

— Не знаю, что тут отнести на счет ошибок самой церкви, а что — к неумеренным порывам окружающей паствы или властей. И то и другое есть, — ответил он. — Властям нравится покрасоваться в церкви и таким образом придать себе какой-то колорит. Но это то же, что мы говорили о казачестве (крайностях — нарядности, наружности, внешнем поведении, никак не заслуженном ни их происхождением, ни их прошлым. — Авт.). Обновление церковной жизни — долгий путь, он идет через духовность, внутреннее развитие, через чтение книг, через разговоры с людьми, сведущими в богослужении, богословии. Ломать легко — строить трудно. Но ломали 70 лет, и все-таки церковь не дотоптали. Стало быть, не меньше времени восстанавливаться… Долго еще будет отстаиваться наша жизнь. Я желаю всем терпения и главное — активности… Нужно перестраивать свою жизнь, ибо она по-настоящему рождается только снизу.

…После его визита на место усадьбы, где он родился и рос, неподалеку от музеев «Дача Шаляпина», художника Ярошенко — «Белая вилла», «Крепость», было решено восстановить его дом в прежнем виде, признав памятником культуры местного, а позже и федерального значения, были выделены средства. Сегодня каменный на первом этаже дом, второй этаж — бревенчатый, с башенками, деревянными окнами и резными балконами в архитектурном стиле Северной Руси, готовится к открытию, теперь уже в виде музея А.И. Солженицына. Планируется торжественно сделать это в декабре 2012 года. Экспонаты уже обещаны его вдовой, но когда точно — не знает никто. Предстоит еще борьба с распространенной ныне российской бедой — с самовольными застройщиками, региональная прокуратура сейчас занимается этим вопросом.

Комментарии

Самое читаемое за месяц