Космополитические сообщества риска

Ульрих Бек ― немецкий социолог и политический философ, профессор Мюнхенского университета и Лондонской школы экономики. Основатель и главный редактор журнала Soziale Welt.

От редакции: Политическое развитие Европы последнего десятилетия часто описывалось как деполитизация, заменяющая политический выбор налаживанием консенсусных управленческих моделей. В результате возвращение политики, в форме многочисленных альтернатив как снизу, так и сверху, стало полной неожиданностью для многих наблюдателей. Если революции в арабских странах еще можно было списать на социальное расслоение, то кризис европейского федерализма и принципиальную неконвергентность политических и финансовых решений в Европе уже трудно свести к предшествующим идиллическим прогнозам. Новации уже не могут быть результатом исключительно позиции отдельных партий, самостоятельных реформаторских движений или влияния финансовых корпораций. В них парадоксально вовлекаются более широкие силы, общества в совокупности. О том, как можно ответить на этот вызов новой политики, заставляющей иначе смотреть на политическое поведение, мы побеседовали с Ульрихом Беком во время его последнего приезда в Москву.

― Ваша идея общества риска стала уже частью теоретической дискуссии. Насколько эта идея может обновить методологический инструментарий социальных наук, дополнив и видоизменив его?

― Прежде всего, я не пытаюсь оспаривать исследования глобального мира как таковые. Я просто спорю с самим понятием глобальности. Моя идея такова, что в наше время мы не можем уже сводить все к дуализмам: дуализму национального и интернационального или дуализму локального и глобального. Космополитический взгляд ― мы живем в мире, где эти дуализмы перемешались. Поэтому глобальные исследования, которые я предпочитаю называть «космополитическими исследованиями», должны реконцептуализировать эти темы ― не просто смотря на них с глобальной точки зрения, но вскрывая, что находится внутри конвенциональной социальности национального государства, изнутри смотря на то, что в нем меняется: что происходит с классом, семьей, государством, сообществом (community) ― все эти концепты, которые мы употребляем, должны быть переведены и переосмыслены с космополитической точки зрения.

― Вы говорите, что вы предпочитаете взгляд изнутри внешнему взгляду. Но инсайдерский взгляд подразумевает наличие исследователей-инсайдеров. Кто инсайдеры в современном обществе?

― Я бы не говорил, что нужны какие-то специальные инсайдеры вместо нормативных исследователей. Возьмем, к примеру, семью. Мы наблюдаем очень интересные структурные изменения: например, семьи среднего класса принимают в себя нянь из разных стран. Это может показаться локальным или индивидуальным вопросом, но это отражение развития на глобальном уровне. Поэтому мы не можем смотреть на домохозяйство или семью с русской точки зрения, с немецкой или, скажем, корейской точки зрения. Лучше будет сравнить, как работают такие няни в Германии и как ― у себя на родине, где тоже нужно воспитывать детей. Семья как домохозяйство космополитизируется изнутри. Чтобы это разглядеть, мы нуждаемся в новых аналитических единицах. Нам нужно съездить в те страны, откуда родом эти няни, и изучить, как национальные отношения родительства и воспитания приобретают интернациональный смысл. Это только один пример, но можно привести еще много примеров. Методологический вопрос состоит в том, как мы можем разработать методологический инструментарий для таких случаев и научиться смотреть изнутри на ситуацию с той же ясностью, с которой обычно смотрят снаружи.

― Можем ли мы сказать, что мы останемся в пределах политологии и социологии, или это будет уже новая теория или даже философия?

― Я могу ответить, что в нынешней ситуации неразумно создавать универсальную политическую теорию. Мы и так слишком окружены универсализмами; все теории в чем-то универсалистские, потому что распространяют немецкий, скажем, или европейский опыт на все общество. Они говорят о любом обществе как об «обществе вообще». Но это уже не работает. Нам нужна описательная теория, просто показывающая, какова реальность. Описательная теория нуждается в понятиях и методах нового типа и в новых исследовательских единицах. Я уже говорил о работе в семье, но то же самое нужно сказать, скажем, об условиях труда. Многие рабочие сейчас уходят в другие сферы труда, а их места занимают низкооплачиваемые рабочие из разных частей мира. Мы не сможем понять, что происходит, если будем изучать только западного рабочего. Мы должны увидеть в этой ситуации род соревнования. Нам следует понять, как организовано это соревнование и какой может быть политический ответ на него. И поэтому нам нужна описательная теория. Мы часто не видим реальность, а видим только данные. Мы думаем, что у нас есть данные, которые позволяют определить реальность; но сам сбор и представление этих данных оказывается в плену методологического национализма.

― Ваш подход, как я понимаю, вбирает и черты компаративных исследований, и элемент интуиции. А какие еще элементы неотъемлемы от вашего подхода?

― Мой «методологический космополитизм» включает в себя и эти, и другие элементы. Но главное, что он ― развивающаяся система (work in progress). Мы с коллегами, сотрудниками пытаемся найти транснациональные риски как императивы исследования, как основные единицы исследования. Мы ищем те возможные связи, которые позволят предотвратить риски различного рода: финансовые, социальные и прочие. На транснациональном уровне. Мы рассматриваем, наравне с национальными государствами, множество других акторов. Мы можем смотреть на национальное государство, но при этом переопределять самые различные исследовательские единицы. Я сейчас планирую исследование по космополитическим сообществам риска, в которых есть определенная ответственность и процедура планирования и принятия решений. В качестве единиц исследования мы берем глобальные города и рассматриваем их во взаимосвязи не только друг с другом или с национальными государствами, но и с такими проблемами, как изменение климата или демография. Таким образом, мы смотрим не только на то, как взаимодействуют единицы на национальном или глобальном уровне, но и какие новые акторы и как вступают при этом в действие.

― Какая философская идея ближе всего к вашей теории? Нам известен космополитизм Маркса, космополитизм Гуссерля, космополитизм аналитической философии. А что ближе вам?

― Вся проблема с философским фоном теории, что философские концепции обычно универсалистичны. Философы мыслят в категориях понимания, в категориях нации или категориях феномена. Но они не думают о том, как организована реальность. Мы должны двигаться за пределы этого универсализма, а с этим движением философия плохо сочетается. Возможно, мы со временем вернемся к универсализму. Но пока философские вопросы могут только оседать в каком-то месте, садясь на одну из знаменитых кафедр и претендуя найти общие принципы и законы. Философия в свое время решала важные вопросы, но сейчас нам нужно устанавливать связи и включать в наше поле зрения новые проблемы. У нас могут быть универсалистские ожидания и даже универсалистская взыскательность, но сейчас существеннее открытость к различным культурам. Мой хороший друг Юрген Хабермас, с которым мы часто встречаемся, говорит, что у философии есть все решения. Конечно, можно предположить, что философия и так все знает и прогресс знания для нее не важен. Быть может, немецкая философия и правда все знает, но пока это знание, свойственное только немецкой философии и никому больше.

― Для вас очень важна идея Европы не просто как федерации различных национальных государств, но как культурной единицы, единицы самосознания человечества, как особого самопозиционирования культуры. Почему эта идея не размывается глобальным контекстом современного мира?

― Проблемы, с которыми мы имеем дело, ― это проблемы, с которыми сталкивается весь мир, но сконцентрированы они в Европе. Мне важно, какой ответ национальное государство может дать на транснациональные вопросы. Я вижу огромный разрыв между проблемами, с которыми сталкивается человечество, и ответами, которые пока даются. Я могу сказать, что ответы национальных государств ― это тоже риски, потому что у них нет пока никаких ответов. Но я думаю, что Европа ― это место, где могут быть произведены транснациональные ресурсы решения этих вопросов. Ведь в нынешнем кризисе национальное государство пока ― главный актор, именно на него завязано решение финансовых проблем. Но мы спрашиваем: можем ли мы получить европейский ответ, который бы не был национальным ответом. Национальная точка зрения, как мы видим по кризису ЕС, уже не работает: комбинирования национальных и европейских интересов не получается. Нам нужно выйти за пределы национального определения политики. Я полагаю, что вопрос номер один в ЕС ― новая транснациональная идея. Скажем, как урегулировать деятельность банков, финансовых организаций или налоги на трансферы. На транснациональном уровне выдвигаются полезные идеи, но они не сразу начинают работать, потому что национальный уровень имеет свои законы. Гегель сказал бы, что это диалектический вопрос: как возможен политический союз как новый синтез интересов. Карл Шмитт сказал бы, что происходит подъем национализма, взламывающий ситуацию интеграции. Но все же есть все основания считать, что возможен синтез, а не только компромисс.

Беседовал Александр Марков