Пасаран

От редакции: Перемены в структуре «морального большинства» почти не заметны. Но  политический обозреватель Гефтер.Ру Александр Морозов обращает внимание не только на «новый каддафизм», но и на смычку в современном «моральном большинстве» путинизма с культуртрегерством, не меньшим, чем у оппозиционеров. В «моральном большинстве» сейчас почти стерты грани между функционерами и культурным авангардом, священством и спецслужбами. «Коллективный Каддафи» еще не показал, на что он способен, но уже зачаточно сформирован.

Ходили ли вы на митинг? Главное, на какой. На протестный марш миллионов или на митинг путинского морального большинства? Оба общественных движения крепнут. Крепнет и третье — само многочисленное: движение полного отказа от политического и гражданского участия.

Как они устроены? Активное «моральное большинство» в массе своей состоит из работников московского ЖКХ, нескольких публицистов старого призыва (М. Шевченко, Л. Поляков, М. Леонтьев, А. Мамонтов и др.), двух священников (о. В. Чаплин, о. Дм. Смирнов) и группы молодых депутатов (Сидякин, Милонов и др.). Но широкая база у этого движения имеется. Оно покоится на том, что во всех наших бедах виноваты «они»: пиндосы, либералы, ельцинисты, олигархи, русофобы. Путин воспринимается этим моральным большинством как «свой». Причем какие-либо новые сведения о поощряемой им коррупции никак не влияют на настроения этого морального большинства. Главное, к примеру, что Путин занимает четкую позицию по Сирии. Не боится америкосов и не подлаживается под них. Путин вместе с Церковью. И это правильно. Потому что Церковь — «наша». И Путин — «наш». Путин крепит нашу мощь. Главный тезис морального большинства таков: государства наше хотя и сомнительное, но лучше все равно, чтобы все было «через государство». Ибо человек по своей природе недобр, своенравен и без контроля со стороны государства всегда устремляется к злу. Идея аккредитации всех человеческих инициатив и начинаний в госорганах является абсолютно органичной для нового поколения единоросовских депутатов. Сейчас это моральное большинство быстро крепнет за счет противоположной стороны. Федеральные каналы стараются показать, что «марш миллионов» состоит из грантоедов, коммунистов-анархистов (которые опять хотят до основанья все разрушить, а затем…), старых либералов, которые разрушили СССР и разворовали страну в 90-х, из пропагандистов разврата и т.д. Для историка политических учений очевидно, что так называемое «моральное большинство» опирается на схему критики «коммунистов и либералов», которая господствовала в корпоративных государствах между двух мировых войн — в Италии при Муссолини, в Румынии при Антонеску, в Германии при Гитлере, в Венгрии при Хорти и т.д.

Массовое движение «За полный отказ» настроено менее агрессивно. Суть его сводится к одной фразе: «Идите вы все как можно дальше, я тут примус починяю, никому не мешаю». В этом есть и здоровый прагматизм: если у меня есть маленькое занятие, дающее стабильный доход, то зачем ввязываться в схватку «еретиков с язычниками». Пусть алтарники о. Дмитрия Смирнова перебьют художников-акционистов. Или наоборот. Зачем в это вмешиваться, когда обе стороны крайне неприятны и не обещают никаких бонусов для «починки примуса»? Это не эскапизм, не бегство от гражданского участия, а скорее такая «политическая прагматика»: путинское государство не остановишь в его деградации. При этом экономическая конъюнктура — хорошая, зарабатывать можно. Не надо лезть под колеса. Надо быстро зарабатывать сейчас. А потом посмотрим. Избирательную систему все равно не поправишь, а домик в Чехии можно купить. Многие из тех, кто так считает, голосуют за Путина, как за «меньшее зло». Эти люди вовсе не сторонники слияния государства и Церкви в новый симбиоз «духовно-нравственного возрождения». Но они считают, что этот маразм даже если и будет продолжаться долго, то главное, чтобы он не затронул «структуру доходов». Равным образом, эти люди уверены, что честные выборы лучше, чем «чуровские», свободные СМИ лучше, чем «зализанный официоз», а независимый суд лучше, чем тот, который сросся со следствием в одну репрессивную машину. Но, к сожалению, Медведев и его люди в 2009–2011 годах не смогли убедить эти широкие массы граждан, что реформы, предлагаемые Юргенсом и Ко, не ударят по «структуре доходов». Именно поэтому протоиерей Всеволод Чаплин чувствует себя так уверенно со всей своей фантасмагорической брехней. Он хорошо понимает, что в глазах многих он — «лучше, чем Юргенс». И этого уже достаточно.

И наконец — протестное движение. 15 сентября во многих городах на улицы вышли люди. Все начиналось со спонтанного выхода нескольких тысяч москвичей 5 декабря 2011 года на Чистопрудный бульвар. Затем было зимнее шествие по Якиманке, затем — драматическое шествие перед инаугурацией Путина 6 мая, «ОккупайАбай», шествие писателей и читателей по бульварному кольцу. Уже в начале лета считалось, что движение пойдет на спад. На митинг 12 июня власти ожидали меньше участников, чем ранее. Но вновь вышло около ста тысяч. Сколько вышло сегодня? А так ли это важно? Ведь в течение всего года путинский режим показывал, что он не будет считаться ни с какими митингами, ни с какими протестами. Никакие «правила игры» — какой бы грязной игра ни была — меняться не будут. Миллион, как убеждены путинцы, на митинг не выйдут. А 100 тыс. не составляют проблемы. Поэтому в течение всего года режим, что называется, «плевал в лицо» этой новой общественности.

Протесту скоро год. Ситуация вокруг него определена несколькими факторами. Первый: само движение не захотело политизироваться (т.е. заявлять о борьбе за власть). Все его лидеры понимали ценность гражданского протеста. Не хотели сокращать его базу. Не хотели доводить ситуацию до жестокого конфликта с властями. Хотели вовлечь как можно больше граждан в мирный общественный протест. Более полугода левые, правые, националисты, либертарии, анархисты и др. воздерживались от конфликта друг с другом в интересах расширения базы протеста. Второй фактор: через месяц-полтора после инаугурации еще можно было сохранять надежду, что Путин все-таки — пусть и сжав зубы — попытается стать «президентом для всех». Но через пять месяцев после начала третьего срока уже отчетливо видно, что он будет президентом только для своего «морального большинства». Да, он будет русским «каддафи». Ну, и что? На разговоры о том, что это самоубийственно, что «Россия — не Азия», что экономика рухнет быстрее, чем на это рассчитывают политические изоляционисты, можно легко рассмеяться: друзья, Каддафи-то сидел сорок лет, успешно маневрировал в отношениях с миром, в том числе и европейским. И вот эти два фактора друг с другом не склеиваются. При «каддафи» невозможно никакое реформаторское, мирное, гражданское движение. Ведь оно — по определению — рассчитано на диалог с властью, на давление, которое ведет власти к реформам. Но режимам не нужны никакие спонтанные, не аккредитованные при государстве источники инициатив снизу. Коллективный русский «каддафи» хочет сам быть отцом всех реформ, всех народов, всех журавлей и всех желтых «Лад». И вообще — отцом всего.

Накануне 15 сентября левые решили отказаться от своего временного альянса с так называемыми «либералами». Протестное движение зимы-весны состояло из разноцветных нитей, которые закрутило в толстый жгут. Теперь оно вновь разматывается на отдельные нити. Не без поддержки властей, разумеется. Но и не без самостоятельной глупости участников движения.

Но это уже не отменяет того удивительного факта, свидетелями и участниками которого мы оказались начиная с декабря 2011 года. Никто не предполагал, не ожидал, что в России обнаружится такая большая среда людей, способных выйти на улицу, а затем поддерживать солидарность в социальных сетях, настаивая на базовых ценностях свободы. Во всяком случае за Россию, которая теперь будет погружаться в «новый каддафизм», хотя бы не стыдно будет «исторически». Хотя бы можно будет через пару десятков лет написать: не все хотели бежать или радостно погружаться в новую социальную рутину, были люди, которые отчетливо говорили: «Нет! No pasaran!».

Хотя, конечно, и в прошлом получился — увы — ПАСАРАН.