Историки юбилеев

Политическая ангажированность — недозревший плод дипломатии, а историографическая ангажированность — плод политики или ее завязь? Историк Александр Филиппов известен в научной среде однозначностью политических позиций, но не поколеблены ли они развитием событий последнего времени? Судить читателю, не нам.

Дебаты 16.10.2012 // 5 860

Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… нет, нет, совсем не понимаю. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это…

Н.В. Гоголь

Великая Отечественная война 1941–1945 гг. В 12 т. Т. 1. Основные события войны. М.: Воениздат, 2011. 848 с., ил.
Великая Отечественная война 1941–1945 гг. В 12 т. Т. 2. Происхождение и начало войны. М.: Кучково поле, 2012. 1008 с., ил.
Ссылки на издание далее в тексте приводятся в скобках, первая цифра обозначает том, число после двоеточия — страницу.
(Оба тома в формате .pdf размещены на официальном сайте Министерства обороны РФ.)

5 мая 2008 года президент В.В. Путин издал распоряжение «Об издании фундаментального многотомного труда “Великая Отечественная война 1941–1945 гг.”». Закипела работа. Была создана Главная редакционная комиссия во главе с министром обороны А.Э. Сердюковым. Его заместителями стали начальник Генерального штаба Н.Е. Макаров, заместитель министра обороны Н.А. Панков, директор Института военной истории Министерства обороны В.А. Золотарев (он же — научный руководитель труда), директор Института всеобщей истории РАН академик А.О. Чубарьян. Всего в главную редакцию многотомной истории вошли 39 человек [1]. При главной редакции была создана экспертная группа [2], которой вскоре пришлось создать свой президиум [3]. Были сформированы редакционные комиссии томов [4]. Приступили к работе авторские коллективы [5].

Накануне 70-летия начала Великой Отечественной войны общественности был представлен первый том издания [6]. Общественность приняла его в целом благосклонно, однако раздались и скептические голоса. Так, доктор исторических наук Е. Катасонова писала:

«Явная идеологическая ангажированность авторов тома ощутима и в самом тоне повествования, выдержанном в высокопарном стиле отчетов партийным съездам советских времен. В тексте вы практически не найдете новых теорий, взглядов, критических оценок и т.д. Вместо этого — годами отработанная аргументация, словесные штампы и апробированные в советских изданиях факты и мнения» [7].

Примечательный диалог состоялся в блоге А.Р. Дюкова, одного из соавторов труда, сопроводившего гиперссылку на первый том словами «без комментариев». В ответ на прямые вопросы о его оценке книги исследователь признался: «Отрицательно… Дело не в трактовке, а в качестве научной работы, которое, увы…» Один из ведущих участников авторского коллектива А.В. Исаев здесь же заметил, что от этого труда ожидает «много фэйспалма» [8]. Разговор завершился на выжидательной ноте: «Будем ждать второго тома».

Ожидание было логично: первый том, озаглавленный «Основные события войны», представлял собой краткий и, по возможности, популярный очерк содержания будущих одиннадцати [9]. Судить по нему о том, какими будут собственно исследовательские тома, в самом деле было бы преждевременно. Второй том вышел в свет накануне 22 июня 2012 года, и разговор о достоинствах и недостатках издания более нет смысла откладывать.

Начнем с того, что бросается в глаза при первом знакомстве и создает первое впечатление от издания. Увесистые, большого формата тома в красивых, даже на вид прочных переплетах, отличная бумага, цветные карты, множество четких, качественных фотографий (а в первом томе еще и 84 страницы цветных иллюстраций), убористый (кегль 10,5 пунктов), но легко читающийся шрифт — словом, эти книги приятно в руки взять. Сделано с душой, работники Воениздата и «Кучкова поля» постарались. Но, даже бегло перелистывая толстые тома, вместе с удовольствием начинаешь испытывать раздражение.

Глаз цепляют всякие вроде бы мелочи. Разнобой в написании номеров частей, соединений и объединений: числа пишутся то с отголосками (чаще), то без них (реже). Не унифицировано написание иностранных имен собственных, поэтому немецкий план нападения на Польшу называется то «Вейс» (2:256), то «Вайс» (2:239, 245, 566), статс-секретарь германского МИД и мемуарист оказывается то Вайцзеккером (2:453, 456–457), то Вейцзеккером (2:641–642) и т.д. Тома снабжены именными и географическими указателями, однако они неполны; так, в именном указателе ко второму тому труда из пяти упоминаний Вайцзеккера/Вейцзеккера отмечены только два, из одиннадцати упоминаний И.С. Конева — только шесть и т.д.

В тексте раздражают мелкие ошибки всякого рода — фактические, стилистические, грамматические, орфографические, технические, некоторые из которых вполне достойны помещения в какую-нибудь книгу курьезов. Так, в географическом указателе второго тома присутствует «Свободная Франция»: движение оказалось причислено к географическим названиям.

Приведу еще два анекдотических примера:

Бои уже шли на всем фронте — от Балтики до Черного моря, а в Москве германский посол граф Ф.-В. Шуленбург лишь в 5 часов 30 минут вручил наркому иностранных дел В.М. Молотову меморандум Гитлера об объявлении войны Советскому Союзу (1:108).

Меморандум был подписан Риббентропом; нарком принял посла в пять часов утра [10].

В 1898 г., когда один из фоторепортеров, считавший, что испано-американской войны не будет, попросил у Херста разрешения вернуться из Гаваны в США, его шеф телеграфировал: «Гавана. Ремингтону. Прошу оставаться на месте. Вы даете фото, я даю войну. Херст». Последовавший вскоре взрыв на броненосце «Мэн» был представлен в многочисленных газетах Херста как диверсия Мексики (2:18).

Мексика к испано-американской войне отношения, конечно, не имела, однако этот явный ляп благополучно прошел все стадии редактирования. А редактирование, как можно заметить, листая книгу, было неоднократным: об этом говорят характерные ошибки.

С этой целью Ставка Главного Командования уже 25 июня, то есть на четвертый день войны, приказала сформировать в Брянске группу армий резерва Главного Командования в составе 22, 20, 21 и 19-й армий. Командующим этой группой, которая являлась вторым стратегическим эшелоном, был назначен маршал С.М. Буденный. Она развертывалась на рубеже рек Западная Двина, Днепр до Кременчуга с задачей «быть готовой к переходу в контрнаступление». Но при такой протяженности рубежа степень насыщения западного направления войсками и военной техникой оказалась явно недостаточной. И потому 27–28 июня Ставка сократила ее на 450 км. Одновременно с этим она усилила западное направление тремя новыми резервными объединениями, сосредоточив 16-ю армию в районе Смоленска, а 23-ю и 28-ю — на рубеже Нелидово, Белый, Ельня, Дорогобуж, река Десна… (1:123)

И через три абзаца на той же странице:

К 25 июня советское командование поняло, что войска не могут не только нанести ответный удар, но и остановить противника. Теперь на первое место выдвигалась такая задача: в упорных оборонительных сражениях измотать и обескровить врага… Группа армий резерва Главного Командования, созданная 25 июня, получила приказ занять и оборудовать рубеж по Десне и Днепру. Из России сюда выдвигались 20, 21, 22, 24 и 28-я армии, переправлялись военная техника, оружие, продовольствие. На Украину перегруппировывались 16-я и 19-я армии (1:123).

Как на одной странице оказались два разных описания одной и той же перегруппировки Красной Армии? Очевидно, в ходе редактирования, при котором два текста сводились воедино и сокращались [11].

Главный удар финская армия нанесла на петрозаводском направлении. Развернутая здесь армия «Карелия» (свыше шести дивизий, более 100 тысяч человек). Ей противостояли три дивизии 7-й армии генерала Ф.Д. Гореленко (1:147).

Редактор разделил одно предложение на два, но забыл вставить сказуемое в первое из них [12].

5-я армия генерала М.И.Потапова, занимая оборону в Коростеньском укрепленном районе, предприняла сильные удары по врагу71 (1:151).

Здесь следовала выдержка из немецкого документа (на него ведет ссылка номер 71); цитата была сокращена, но закрывающая ее кавычка по небрежности исполнителя осталась.

И хотя эти дивизии не были оснащены лучшим образом и не обладали боевым опытом, их развертывание имело неоценимое значение для всего хода дальнейшей борьбы (1:152).

Редактор смягчил оценку качества дивизий Красной Армии, выдвинутых на западное направление в июле 1941 года, вставив слова «лучшим образом», но сделал это не лучшим образом.

Главная цель кампании — уничтожение армии русских — оставалась незавершенной (1:155) [13].

Цель никак не может быть завершенной или незавершенной; предложение было сокращено, и определение оказалось относящимся совсем не к тому слову.

Прошу заметить, что четыре примера разных типов редакторских ошибок собраны мною всего с восьми страниц одного тома издания. При желании этот список можно продолжать, но тогда мой отзыв рискует сам составить целый том.

Общее впечатление от редакционно-издательской работы таково: проделан большой и кропотливый труд, однако он не доведен до конца. Не хватило, может быть, всего еще одной, самой-самой последней корректуры. Рискну предположить, что виной тому стахановские темпы, которыми обязано двигаться издание, чтобы успеть к юбилею Победы 9 мая 2015 года. Ведь попытка издать двенадцать исследовательских томов за четыре года предпринимается впервые, и график находится под угрозой срыва: до конца 2012 года остается три месяца, а в свет вышли только два тома.

Переходя к содержанию труда, сразу отмечу, что цитированный выше упрек авторам в идеологической ангажированности (подразумевается — коммунистической) и приверженности догмам советской историографии в общем виде, безусловно, несправедлив. Целые параграфы вышедших томов (например, «К какой войне и как готовился Советский Союз?», «Сотрудничество с врагом», «Истоки народного подвига», «Цена победы и цена войны», «Стратегические планы и развертывание Вооруженных сил СССР: расчеты и просчеты», «Человек в условиях перехода от мира к войне») ни по своему материалу, ни по авторским подходам к этому материалу никоим образом не смогли бы увидеть свет в советское время и в Советском Союзе.

Описание вооруженной борьбы, составляющее ядро всего издания, в отличие от советской историографии, критично по отношению к действиям советских войск и решениям советского командования. Можно было бы сказать, что оно выполнено на современном уровне, если бы не одно обстоятельство: современный уровень военно-исторической науки, собственно, и создан как раз теми самыми авторами, что участвуют в многотомном труде.

Однако упрек этот возник не на пустом месте. При чтении труда и в самом деле порой возникает впечатление, что для авторов тех или иных его страниц и абзацев указания ЦК КПСС сохраняют директивную силу. Например:

В конце 1980-х гг. в отечественной историографии началась дискредитация всего того, что ранее рассматривалось как незыблемые ценности… велась пропаганда, направленная на подрыв тезиса о том, что Победа была одержана благодаря советскому общественно-политическому и экономическому устройству, особой роли коммунистической партии. Не благодаря, а вопреки — вот основная идея начатой кампании, конкретное содержание которой варьировалось в зависимости от материала… В этот период в историографии Великой Отечественной войны происходит становление направления, основными тезисами которого являются утверждения о сфальсифицированности всей советской военной историографии и утверждение необходимости «переосмысления» (ревизии) ее основных положений как единственного средства приближения к «правде истории»… Подчеркнем: речь идет не об исправлении и дополнении сложившихся концептуальных представлений, закрытии тех или иных «белых пятен» и т.д., а о перетолковании ключевых событий войны, приписывании им иного, отличного от устоявшегося, смысла (1:763).

В ходе дискуссий начала 1990-х гг., содержание которых далеко выходило за рамки собственно научного дискурса, произошло становление ревизионистского направления в отечественной историографии Великой Отечественной войны, представители которого, начиная с периода перестройки, отстаивали тезис о необходимости «переосмысления» основных положений «официальной» концепции как единственного средства приближения к «правде истории»… Подчеркнем: речь идет не об исправлении и дополнении сложившихся концептуальных представлений, закрытии тех или иных «белых пятен» и т.д., а о перетолковании ключевых событий войны, приписывании им иного, отличного от устоявшегося, смысла. В частности, предлагается отказаться от тезиса о том, что Победа была одержана благодаря советскому общественно-политическому и экономическому устройству, особой роли коммунистической партии (2:63).

Приведенные фрагменты, особенно выделенные полужирным места, выглядят как декларация о намерении доказать, будто победа была одержана благодаря социалистическому строю и руководящей роли КПСС ВКП(б) [14]. Однако в главе «Подвиг народа», специально посвященной «одному из главных и трудных» вопросов историографии войны — «вопросу об истоках и закономерностях победы Советского Союза» (1:492), мы не найдем идеологических заклинаний. Напротив, мы прочитаем разумные и основанные на фактах соображения.

Один из главных источников силы СССР, продемонстрированной во время войны, заключался в высокой степени централизма и организованности государственной системы (1:443)

Эффективность государственной политики в решающей степени была обеспечена целенаправленной деятельностью ВКП(б). Единая, массовая, хорошо организованная, дисциплинированная партия стала, по существу, важнейшим государственным инструментом (1:452).

ВКП(б) стала действительно воюющей партией, слившейся в низах со сражающимся народом. Хорошо известно, что за годы войны партия понесла огромные потери: погибло свыше 3 млн коммунистов. Тем не менее ее численность по сравнению с довоенной увеличилась более чем на 1,6 млн человек (1:454).

Установить ту истину, что большинство народа осознавало необходимость сосредоточения всех сил для разгрома врага, вряд ли можно путем каких бы то ни было социологических опросов. Об этом свидетельствует только поведение людей… в военную пору люди сплотились во имя обороны Отечества (1:493–494).

О преимуществах социалистического строя государственной собственности на средства производства упоминается в связи с эвакуацией промышленности и в сравнении с Первой мировой войной:

К началу Первой мировой войны на территории Варшавского военного округа находилось 4189 промышленных предприятий, из которых было эвакуировано вглубь страны лишь несколько десятков… производственные мощности российской промышленности [при оккупации Царства Польского. — А.Ф.] уменьшились почти на 20%… владельцы фабрик и заводов саботировали это мероприятие [эвакуацию. — А.Ф.]… весь период войны [промышленные предприятия Царства Польского. — А.Ф.] практически работали в интересах противника (1:467).

Массовая и быстрая эвакуация предприятий стала возможной благодаря тому, что все они были государственными, правительству не надо было договариваться о перемещении ценного имущества с его частными владельцами, оно было вправе просто приказать — это замечание дельное, с ним не поспоришь.

Если в тексте главы и обнаруживается идеологическая ангажированность, то скорее антикоммунистическая:

…общая внутренняя логика развития советского тоталитарного государства… совпала с задачей максимальной мобилизации всех сил и ресурсов страны для борьбы с агрессором (1:459).

Реально тверды в защите позиций советской историографии авторы многотомной истории лишь в нескольких пунктах, прежде всего по вопросам об оценке советской предвоенной внешней политики и, в частности, оценке советско-германского договора о ненападении, об отношениях с союзниками по антигитлеровской коалиции. В большинстве же спорных вопросов истории войны авторы заслуживают упрека не столько в ангажированности, сколько в непоследовательности: отдавая на одних страницах дань традиционной советской риторике, на других они обращаются к риторике антисоветской. Аргументированно критикуя использование идеологемы «тоталитаризма» в историографии войны (2:63–64, 69, 98), они сами же к ней прибегают (2:209, 880) и т.д.

Наиболее ярко эта непоследовательность проявляется в композиции труда. В предисловии «От Главной редакционной комиссии» сообщается:

Ход войны в настоящем труде рассматривается в диалектической взаимосвязи трех ее периодов.
Первый период (22 июня1941 г. — ноябрь 1942 г.). Нападение Германии на СССР. Начальный период войны. Крах блицкрига. Битва за Москву. Неудачи и поражения лета 1942 г.
Второй период (ноябрь 1942 г. — декабрь 1943 г.). Коренной перелом в ходе войны. Победы в Сталинградской и Курской битвах, в битве за Днепр.
Третий период (январь 1944 г. — 9 мая 1945 г.). Изгнание врага за пределы территории СССР. Освобождение от оккупации стран Европы. Распад фашистского блока. Берлинская операция. Безоговорочная капитуляция Германии.
Советско-японская война рассматривается как логическое продолжение Великой Отечественной войны (1:10) [15].

Казалось бы, согласно этой периодизации должно быть выстроено изложение хода вооруженной борьбы. Но не тут-то было! Читателю предлагается сразу два существенно различных композиционных решения.

Первый вариант, в рамках первого тома «Основные события войны», распределение материала по главам: 1) «Срыв блицкрига» (от 22 июня 1941 г. до весны 1942 г.) 2) «Поворот войны на запад» (весна 1942 г. — декабрь 1943 г.) 3) «Германия в тисках двух фронтов» (1944 г.) 4) «Финал Великой Отечественной. Война с Японией» (январь — сентябрь 1945 г.).

Второй вариант, в рамках всего труда, распределение материала по томам: 1) «Происхождение и начало войны» (22 июня 1941 г. — сентябрь 1941 г.) 2) «Решающие битвы войны» (октябрь 1941 — лето 1943 г.) 3) «Освобождение территории СССР» (осень 1943 г. — 1944 г.) 4) «Победный финал» (1945 г.).

Надо ли объяснять, что деление истории на хронологические отрезки (для главы или для тома — не суть важно) и есть периодизация? «Научная периодизация», таким образом, вместе со всей «диалектической взаимосвязью», является для авторов труда чем угодно, только не руководством к действию [16]. Но зачем нужна периодизация, если она не служит организующим началом исследования? А если служит, то каким образом в одном труде сосуществуют сразу три разных периодизации? И ведь ни один из вариантов никак в тексте не обосновывается, читатель должен воспринимать их как данность, вроде времен года. Неясно, правда: три времени года (периода войны) или четыре? И если четыре, то… опять же неясно!

Непоследовательность проявляется и в тексте труда. Деловое, несколько суховатое изложение хода боевых действий, критичное по отношению к действиям советских войск и решениям советского командования, часто перебивается чужеродными патетическими фразами и целыми абзацами.

Первыми приняли на себя удары противника советские пограничники и передовые части войск прикрытия, ПВО армии и флота. Отражая превосходящие силы врага, личный состав многих пограничных застав полностью погиб. Войска прикрытия, которые с ходу вводились в сражения, несли большие потери. Но не было случая, чтобы воины-чекисты без приказа оставили занимаемые рубежи. Сопротивление пограничной охраны враг рассчитывал преодолеть в течение часа, на ликвидацию застав отводилось всего полчаса. Для решения этой задачи были подготовлены специальные штурмовые группы, на вооружении которых были автоматы, пулеметы, минометы. Перед вторжением фашисты подвергли артиллерийскому обстрелу почти все пограничные объекты: штабы комендатур, заставы, узлы связи. Но сбить пограничников с занимаемых рубежей оказалось непросто. Они удерживали свои позиции от нескольких часов до нескольких суток. Ни один наряд, ни одна застава, ни один пограничник не ушли с охраняемого объекта без приказа (1:107).

В приведенной цитате полужирным шрифтом выделены фрагменты, производящие впечатление вписанных чужой рукой. Они выглядят так, словно в рукопись историка свои поправки и дополнения вносил пропагандист.

При этом пропагандист не всегда внимательно читал тот текст, который он столь храбро дополняет.

Немецкие авиадесанты и диверсионные группы выводили из строя проводные средства связи (1:117).

Никаких воздушных десантов противник не применял.

Много неприятностей врагу доставляли новые советские бронированные машины, имевшие превосходство над германскими аналогами. В одном из документов штаба Западного фронта, адресованном начальникам штабов армий, прямо говорилось, что «танки противника с нашими Т-34 и КВ в бой не вступают» (1:151; тот же текст 2:779).

Автор этого фрагмента по какой-либо причине не прочел написанного выше при анализе причин безуспешности советских танковых контрударов в июне 1941-го:

Немецкие части, сталкиваясь с советскими танками, действовали тактически грамотно: вперед выдвигались средства ПТО, прежде всего, противотанковые орудия, тогда как собственные бронированные машины отводились назад. Срочно вызывалась по радио авиация. В результате, большое количество советских танков выводилось из строя еще до того, как они успевали открыть прицельный огонь по противнику (1:117; тот же текст 2:752).

Пафос порой уносит пропагандиста далеко за рамки здравого смысла.

Парад 7 ноября 1941 г. стал знаковым событием, совершившим коренной перелом в умах советского народа, изменившим его психологический настрой, укрепившим моральный дух и веру в победу над фашизмом (1:187).

Какой «коренной перелом в умах» произошел 7 ноября 1941 года? Неужели до этого дня наши деды не были патриотами, а только после парада ими стали?

Особо следует сказать об описании наших и немецких потерь. Деловой, с опорой на источники обеих сторон подсчет обязательно сопровождается в труде односторонним (и непременно пафосным) пересказом военных сводок и отчетов, составленных по известному принципу «пиши побольше, чего их, басурман, жалеть».

Всего за шесть с половиной месяцев напряженных боев под Москвой партизаны Калининской, Смоленской, Московской, Тульской, Орловской и Курской (частично) областей истребили более 30 тысяч вражеских солдат и офицеров, подорвали 170 складов с вооружением, боеприпасами и продовольствием, более 400 складов на путях сообщения противника, пустили под откос 40 вражеских эшелонов с живой силой и техникой (1:232).

Интенсивные бои развернулись и в воздухе. Летчики 2-й воздушной армии (командир генерал С.А. Красовский) 6 июля совершили около 1 тыс. самолетовылетов и в 64 воздушных боях сбили до 100 немецких самолетов (1:305).

Порой заведомо преувеличенные сведения о потерях противника из наших боевых документов служат не только для (весьма сомнительного, на мой вкус) «украшения и оживления» суховатого текста, но и, к сожалению, используются как основа для выводов.

Под Прохоровкой мы потеряли более 60% танков (500 из 800), а немцы — 75% (300, а по немецким данным — 80-100 из 400) [17]. Для них это была катастрофа (1:308).

Однако немцы постигшей их 12 июля 1943 года катастрофы не заметили и на следующий день, и через день, и 15 июля продолжали наступление. Пытаясь доказать, что встречное танковое сражение под Прохоровкой было победой советских войск, авторы труда вступают в противоречие с излагаемым материалом. У вопроса есть и моральная сторона: считать Прохоровку успехом, может быть, и лестно для командования Воронежского фронта и 5-й гвардейской танковой армии, но это несправедливо по отношению к солдатам и офицерам, отражавшим немецкие атаки 13, 14 и 15 июля 1943 года.

Отмечу, что на страницах многотомной истории иной раз идет борьба историков с показаниями источников.

Многие зарубежные историки, авторы военных мемуаров (бывшие генералы и офицеры вермахта) утверждают, что отказ немецкого командования от продолжения операции «Цитадель» был вызван высадкой союзников СССР в Сицилии 10 июля 1943 г. Именно этими причинами Гитлер мотивировал свое решение отказаться от дальнейшего наступления под Курском, объявляя его 13 июля фельдмаршалам Х. Клюге и Э. Манштейну (1:310).

Что ж, так говорят источники. Но наши авторы, ссылаясь на доклад офицера штаба 9-й полевой армии вермахта и послевоенную статью генерала Г. Хайнрици в соавторстве с историком В. Гауком, утверждают, что это не так.

…не высадка союзников в Сицилии, а обстановка на советско-германском фронте явилась главным фактором, определившим крах «Цитадели» (1:312).

Авторы труда словно не видят комичности своей позиции: получается, что они лучше Гитлера знают, почему Гитлер принял свое решение. Гитлер, подлец этакий, своих фельдмаршалов и генералов обманул, но отечественные исследователи вывели его на чистую воду.

От забавного перейдем к тревожному. Печально то обстоятельство, что в труде используются фальшивки.

Во-первых, так называемая «Переписка Сталина с Гитлером».

Послание Черчилля [от 3 апреля 1941 года. — А.Ф.]… могло послужить поводом для письма Сталина, направленного, по некоторым данным, Гитлеру, с запросом о причинах создавшегося положения и целях этого сосредоточения войск вермахта. Советский руководитель сообщил фюреру о том, что у него сложилось впечатление о подготовке Германии к нападению на СССР. В ответ Гитлер прислал «доверительное письмо», в котором говорилось, что «в Польше действительно сосредоточены крупные военные соединения, но что он, будучи уверен, что это не пойдет дальше Сталина, должен разъяснить, что сосредоточение его войск в Польше не направлено против Советского Союза, так как он намерен строго соблюдать заключенный пакт, в чем ручается своей честью главы государства» (1:20).

Цитированный текст снабжен ссылкой: «Цит. по… Российское военное обозрение № 7, июль 2008 года» с добавлением: «Сведения о первоисточнике этой переписки не указаны» (1:92). Первоисточник указать как раз легко: это книга писателя Игоря Бунича «“Гроза”: Кровавые игры диктаторов», жанр которой покойный литератор определял как «художественно-документальный». Хотя, правду сказать, честнее было бы назвать его «военно-исторической фантастикой».

Во-вторых, так называемый «меморандум Танака».

Гитлер еще только рвался к власти, а честолюбивые японские генералы уже имели грандиозные планы мирового господства, согласно которым одним из главных объектов агрессии являлся Советский Союз. Широко известен так называемый «Меморандум позитивной политики» премьер-министра и министра иностранных дел и колоний Японии генерала Г. Танаки императору Хирохито от 25 июля 1927 г. …В этом меморандуме, которому впоследствии почти неукоснительно следовали… все правительства Японии, впервые в тесной увязке были отражены две линии противоречий и два пути их разрешения (1:31; далее на с. 31–32 анализируется меморандум).

Геополитические цели Японии были сформулированы в 1927 г. в меморандуме генерала Танака, представленном императору. В нем говорилось: «Для того чтобы покорить мир, мы должны прежде всего покорить Китай… Овладев ресурсами Китая, мы перейдем к покорению Индии, Малой Азии, Средней Азии и Европы» (2:13).

В примечаниях авторы труда пытаются доказать подлинность меморандума:

«Разведка приложила немало усилий и истратила большие суммы на приобретение меморандума, что опровергает предположения некоторых авторов о том, что текст меморандума — фальшивка, изготовленная в недрах советского ОГПУ» (1:93).

Исследователи, доказавшие поддельность «меморандума Танака», вовсе не связывают его происхождение непременно с ОГПУ. Скорее всего, это китайское (точнее, маньчжурское) изделие. Не секрет, что в двадцатые годы именно в Маньчжурии наиболее остро ощущалась японская угроза. Со стороны маньчжурских властей вполне разумной мерой было попытаться привлечь внимание великих держав к агрессивным устремлениям самураев — хотя бы и с помощью подделки.

Тот факт, что харбинская резидентура ОГПУ, доставившая в СССР текст «меморандума», «приложила немало усилий» и заплатила за него «большие суммы», никак не может служить доказательством подлинности документа. Мало ли в истории случаев, когда разведки с огромными усилиями, большими затратами и даже смертельным риском добывали заботливо изготовленную для них дезинформацию. Британская разведка в 1924 году немало заплатила за «письмо Зиновьева» — это ничуть не мешает ему быть фальшивкой.

Авторы продолжают:

Экспертизу копии документа… для Генерального штаба РККА сделал специалист высшего класса, профессор-японовед Макин, отлично знакомый с японской секретной документацией, подтвердив подлинность документа (там же).

Специалист уж никак не меньшего класса, полпред СССР в Японии А.А. Трояновский, сразу указал на сомнительность документа.

По представлению американского обвинения меморандум был признан Международным трибуналом в Токио в качестве обвинительного документа за номером 169 (там же).

Из опубликованной переписки А.Я. Вышинского и А.А. Трояновского видно, что союзника пробовали предостеречь от этого шага: советские дипломаты опасались, что в ходе процесса может быть доказана подложность документа.

Этот документ нередко публиковался в фальсифицированных копиях, что, очевидно, становилось поводом для отдельных исследователей отрицать существование меморандума как такого… Но его существование в достоверных копиях признано официальной японской военной историографией и рядом японских исследователей… Многие отечественные исследователи также не сомневаются в существовании меморандума Танаки (там же).

Здесь аргументация авторов начинает напоминать уже бессмертное: а вот есть другой «Юрий Милославский»…

В-третьих, так называемая «Памятка германскому солдату».

Солдатам и офицерам вермахта вручались памятки, в которых говорилось: «…убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, — убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навеки» (1:52; тот же текст 2:480).

Цитируется без каких-либо оговорок, что заставляет предполагать: авторы попросту не знают, что этот «документ», впервые опубликованный в «Красной звезде» 29 октября 1941 года, — изделие советской военной пропаганды. Как отметил И. Петров в связи с цитированием этой «памятки» В.Р. Мединским:

В 1941 году ее тиражирование вызывалось военной ситуацией; в 2010 году ее тиражирование выдает неумение работать с историческими источниками.

Воспроизведение фальшивок непростительно не только для издания, заранее объявленного фундаментальным трудом, но даже для студенческого реферата. Историк тем и отличается от обывателя, что его не вводят в заблуждение подделки.

Многотомная история питает не только слабость к фальшивкам, но и чрезмерное доверие к популярным книгам, служащим излюбленным ареалом обитания журналистских «уток». Авторы утверждают:

Позднее из британских источников стало известно, что на 23 августа [1939 года] готовился прилет Геринга в Великобританию для встречи с Чемберленом и «урегулирования разногласий» на англо-германских переговорах (1:15; 2:246).

Видимо, именно тогда, в ходе переговоров Х. Вильсона, ближайшего советника Н. Чемберлена, с германским послом в Лондоне Г. Дирксеном, была озвучена идея о приглашении для этой цели в Англию «нациста № 2» Г. Геринга и определена дата его прилета на Британские острова (23 августа 1939 г.). За Герингом послали самолет британских спецслужб, но визит был отменен ввиду подписания советско-германского договора о ненападении. В Лондоне вели крупную игру — на случай возникновения препятствий в германо-советских переговорах. Ее подробности до сих пор неизвестны (2:251).

«Самолет британских спецслужб» действительно стал известен из «британских источников», а именно из книги журналиста Леонарда Мосли «Утраченное время» (к первой цитате следует ссылка на ее русский перевод, изданный в 1972 году). Известный репортер по молодости лет (1913 года рождения) не был ни участником, ни свидетелем событий, однако описал их высокохудожественно. По его словам, самолет с Герингом должен был приземлиться на уединенном аэродроме около военной базы Бовингтон (где ныне танковый музей), откуда рейхсмаршала на автомобиле отвезли бы в официальную загородную резиденцию премьер-министра Чекерс, обслуживающий персонал которой был бы отправлен в отпуск и заменен группой сотрудников секретной службы. Завершается эпизод так:

«Телефоны должны быть отключены, — писал Галифакс. — Похоже на то, что произойдет драматическая интермедия, и, составив все планы, мы ждем подтверждения из Германии». Ждали долго. В течение трех дней из Германии не было никаких известий, пока наконец не поступило сообщение из Берлина, что фюрер запретил поездку [18].

Научный аппарат в книге Л. Мосли отсутствует, поэтому откуда журналист все это взял, неизвестно; в мемуарах Галифакса такой цитаты нет. В публикации дневника заместителя министра иностранных дел А. Кадогана есть примечание редактора к записи от 21 августа (со ссылкой на неопубликованную обзорную записку Галифакса, посвященную обстоятельствам возникновения войны), в котором говорится: адмирал Синклер выразил убежденность в том, что Геринг прибудет в Лондон, если будет назначена его встреча с Чемберленом. При желании можно связать это примечание, записи самого А. Кадогана о «секретном деле», назначенном на 23 августа и отмененном 24-го, и историю о британском самолете [19].

Однако против этой версии есть такой аргумент, как Нюрнбергский процесс. Подсудимого Геринга обвиняли, помимо всего прочего, в заговоре против мира; он оправдывался, всю вину сваливая на Гитлера. Защита пригласила в качестве свидетеля шведского промышленника Б. Далеруса, рассказавшего, как он выступал посредником между Герингом и Гитлером, с одной стороны, и Чемберленом, Галифаксом, Г. Вильсоном и А. Кадоганом, с другой, между 24 августа и 3 сентября 1939 года [20]. Вот тут бы Герингу и заявить: до такой степени я привержен делу мира, что даже кушать не могу был готов 23 августа на самолете британских спецслужб лететь в Лондон на встречу с Чемберленом, да вот Гитлер проклятый мне это запретил! Однако Геринг ничего такого не сказал, хотя ему это было бы куда как выгодно. Он вспомнил (в том числе с любезной помощью защитников и обвинителей) много всякого, что лучше бы ему было и не вспоминать, а вот такой выигрышный для себя факт не привел. Почему? Простейшее объяснение — не было факта. Не был назначен тайный визит и не ждал вице-фюрера голубой самолет британских спецслужб американского производства с австралийским пилотом.

(Не могу удержаться от замечания в скобках: чтобы представить себе рейхсмаршала люфтваффе на борту иностранного самолета, да еще и принадлежащего спецслужбам, надо обладать поистине богатой фантазией. Люто, бешено завидую.)

Среди авторов многотомной истории тоже есть люди с богатой фантазией.

За рубежом основным источником сведений о Великой Отечественной стали мемуары гитлеровских генералов… До 1967 года ЦРУ выпустило 1000 книг. Каких — никто не знает. …Издательская деятельность американской разведки была засекречена… Но известно, что директивой Совета национальной безопасности СНБ 4/А от 14 декабря 1947 г. для «психологической войны» предписывалось «ведение пропаганды, в том числе с использованием анонимных, фальсифицированных или негласно субсидируемых публикаций». Известно также, что связи с немецким генералитетом у американской разведки существовали чуть ли не с подготовки покушения на Гитлера в 1944 г. После войны американские спецслужбы могли просто использовать генералов, в том числе и заставляя писать мемуары. Эти труды гитлеровских военачальников, акценты в которых расставлены по всем правилам психологической войны, аккуратно переводились на разные языки и активно издавались. Нужно дождаться, когда всплывет список 1000 книг ЦРУ. Но концепции гитлеровских генералов живут до сих пор (1:781) [21].

Труды битых гитлеровцев, между прочим, переводились на русский язык, издавались в СССР. Как же коварно ЦРУ: использовало для своей диверсии советские издательства.

Пересмотр итогов Второй мировой войны ни больше ни меньше есть часть большого плана по изъятию у России ресурсов и территорий — мирно, официально и в рамках международного права. Первый шаг здесь уже сделан. Назначаются виновники войны. Ее, как теперь считается, начали Гитлер со Сталиным, подписав секретные протоколы к пакту Молотова – Риббентропа. Шаг второй: определяются проигравшие в войне. Раз ее начали силы Зла, то победили в ней силы Добра. Зло — тирания, т.е. Сталин с Гитлером, Добро — Америка, Британия и вообще демократия… Шаг третий: определяется, какое наказание должны понести виновники войны, они же проигравшие. Германия, положим, за все расплатилась в 1945 г., а вот Россия как преемница СССР — еще нет. И теперь должна вернуть незаконно оккупированные Калининградскую область, Курильские острова, Сахалин, Карелию, Выборг, а заодно Приморье, Кавказ (1:791–792).

Обе цитаты взяты из раздела «Мифы о Великой Отечественной войне». Как видно, его автор считает нужным бороться с вредными мифами о войне методом «клин клином вышибают» — сочиняя полезные мифы. Его позиция не лишена логики, но все-таки страницы издания, определяемого как «фундаментальный многотомный труд», явно не лучшее место для производства мифов, пусть даже самых полезных.

Первый том издания открывает обращение к читателям президента Д.А. Медведева, второй — обращение президента В.В. Путина. Д.А. Медведев пишет: «книга… передает правду о Великой Отечественной войне… хорошее начало нового этапа осмысления героической истории» (1:5). В.В. Путин поддерживает эти оценки и надежды:

Не секрет, что историческая память россиян постоянно подвергается атакам со стороны сил, пытающихся обесценить подвиг воевавшего народа. Это тем более подчеркивает необходимость строго научного, объективного освещения событий… В труде во всей полноте и сложности раскрываются ратные и трудовые свершения нашего народа… Историческая память обязывает нас выстроить такую Россию, о которой мечтали наши дорогие фронтовики. И весомое подспорье в этом деле — правдивые знания, которые содержит новый фундаментальный труд о Великой Отечественной войне (2:6).

К сожалению, приходится признать, что оценки, столь щедро данные Д.А. Медведевым и В.В. Путиным многотомной истории, несколько завышены.

 

Примечания

1. Председатель А.Э. Сердюков. Члены: A.И. Агеев, С.А. Аристов, В.П. Баранов, С.П. Булавин, А.Е. Бусыгин, А.Т. Вахидов, B.С. Высоцкий, М.А. Гареев, А.Н. Ефимов, А.Н. Зелин, В.А. Золотарев (заместитель председателя — научный руководитель труда), А.В. Кирилин, В.В. Козлов, А.А. Кокошин, Н.Е. Макаров (заместитель председателя), В.И. Марченков, Н.М. Москаленко, Н.А. Панков (заместитель председателя), В.В. Панов, Ю.А. Петров, Ю.А. Поляков, В.А. Пучков, О.А. Ржешевский, А.А. Саркисов, А.Н. Сахаров, В.В. Смирнов, С.М. Смирнов, Г.Н. Севостьянов, М.Л. Титаренко, В.Г. Титов, Д.Л. Фаддеев, В.С. Христофоров, Е.П. Челышев, А.О. Чубарьян (заместитель председателя), В.Е. Чуров, И.А. Шеремет (ответственный секретарь), А.В. Шляхтуров, В.Н. Яковлев. Похоже, при формировании комиссии соблюдались два принципа. Во-первых, «никто не забыт» — среди редакторов мы видим не только военных и гражданских историков, архивистов и других специалистов, преимущественно в штатском, но и председателя Центральной избирательной комиссии РФ В.Е. Чурова. Во-вторых, «чтобы никто не ушел обиженным» — Институт российской истории РАН представляют не только действующий директор Ю.А. Петров, но и бывший — член-корреспондент РАН А.Н. Сахаров.
2. На титульном листе первого тома указан следующий состав: О.А. Ржешевский (руководитель), В.П. Баранов (заместитель руководителя), Н.М. Москаленко, В.С. Христофоров (заместитель руководителя), Е.П. Челышев.
3. На титульном листе второго тома указан следующий состав: В.П. Баранов (и.о. руководителя), Н.М. Москаленко, А.В. Тимченко (ответственный секретарь), Е.П. Челышев.
4. Редакционная комиссия первого тома: В.А. Золотарев (председатель), А.М. Соколов (заместитель председателя), Н.В. Илиевский, А.А. Кокошин, В.Г. Куликов, Ю.В. Рубцов. Редакционная комиссия второго тома: О.А. Ржешевский (председатель), Г.А. Куманев, Ю.А. Поляков, Ю.В. Рубцов (заместитель председателя), Г.Н. Севостьянов, А.М. Соколов, С.Л. Тихвинский, С.А. Тюшкевич, В.С. Христофоров.
5. Авторский коллектив первого тома: В.А. Золотарев (научный руководитель), А.М. Соколов (руководитель тома), П.И. Вещиков, В.П. Зимонин, А.В. Исаев, Г.Ф. Кривошеев, Е.Н. Кульков, В.Р. Мединский, М.Ю. Мягков, Ю.А. Никифоров, А.А. Падерин, В.О. Печатнов, Ю.А. Поляков, О.А. Ржешевский, Ю.В. Рубцов, С.А. Тюшкевич, Н.Я. Шепова. При участии: В.А. Афанасьева, В.С. Ашарина, В.П. Баранова, В.В. Белякова, П.Д. Бурикова, В.П. Григоренко, А.М. Демидова, Н.В. Илиевского, М.Н. Кожевникова, И.А. Козлова, Е.А. Козловского, Г.А. Куманева, С.А. Липатова, В.К. Лужеренко, С.В. Магаевой, Б.И. Невзорова, А.С. Омельченко, А.С. Орлова, А.А. Павликова, В.Г. Реданского, В.Б. Симоненко, А.И. Смирнова, Д.В. Суржика, В.И. Фесенко, Б.П. Фролова, Д.Б. Хазанова, А.Г. Шляхтунова, М.В. Яновича. Авторский коллектив второго тома: Ю.В. Рубцов (руководитель авторского коллектива), В.Н. Барышников, О.А. Бельков, В.И. Бойко, Ю.П. Бокарев, В.П. Губернов, И.С. Даниленко, Ю.М. Зайцев, В.П. Зимонин, В.А. Золотарев, Н.В. Илиевский (заместитель руководителя авторского коллектива), А.А. Кокошин, Н.И. Кондакова, А.А. Кошкин, Е.Н. Кульков, С.Я. Лавренов, С.И. Липатов, В.А. Литвиненко, В.Б. Маковский, С.М. Монин, М.Ю. Мягков, Ю.А. Никифоров, В.О. Печатнов, Т.А. Покивайлова, С.Н. Полторак, Ю.А. Поляков, О.А. Ржешевский, Р.А. Савушкин, Е.С. Сенявская, В.В. Симиндей, А.М. Соколов, В.В. Соколов, Д.В. Суржик, С.А. Тюшкевич, В.Н. Хаустов, Б.В. Хилько, А.Г. Шляхтунов. При участии: В.А. Афанасьева, О.В. Власова, А.Р. Дюкова, Ю.В. Кожухова, А.А. Кудрявцева, Г.А. Куманева, Г.А. Малахова, А.И. Миренкова, С.Н. Михалева, Р.Г. Носова, А.С. Орлова, Н.С. Плотниковой, В.А. Пронько, Н.М. Раманичева, Б.Е. Рассказова, А.Н. Савенкова, О.В. Саксонова, А.К. Светозарского, М.А. Селиванова, Н.А. Старжинского, А.В. Тимченко, Г.Ф. Чекмарева, А.С. Якушевского.
6. Сравнив с прежними многотомными трудами («История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945» в шести томах, 1960–1965, и «История Второй мировой войны 1939–1945 гг.» в двенадцати томах, 1973–1982), мы увидим, что от принятия решения о подготовке издания до выхода первого тома во всех случаях прошел один и тот же срок — три года. Однако завершить издание планируется гораздо быстрее, чем когда-либо ранее, — двенадцатый том должен выйти в свет в мае 2015 года, к юбилею Победы.
7. Катасонова Е. Старые мифы о важном // Военно-промышленный курьер (Москва). 2012. 15 мая. С. 8.
8. На интернет-жаргоне фэйспалм — лицо, закрытое руками, т.е. выражение стыда, смущения и т.д.
9. Ранее на основе многотомных историй войны впоследствии выпускались однотомные: «Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945: Краткая история» (М., 1965) и «Вторая мировая война: Итоги и уроки» (М., 1985). Ныне краткую версию решили сделать вводной частью многотомного издания.
10. Кстати, об этом можно прочесть и в рецензируемом издании, но не в первом, а во втором томе, на с. 480–481. Ошибочное время указал Молотов, выступая по радио в полдень 22 июня; случайно или намеренно — Бог весть.
11. Оба процитированных описания содержат фактические ошибки. 23-я армия сражалась не на Западном фронте, а на Карельском перешейке. Группа армий резерва под командованием С.М. Буденного в составе 22-й, 21-й, 19-й, 16-й, 20-й, 24-й и 28-й армий была создана 21 июня, за день до войны. 25 июня группа получила наименование Группы армий резерва Главного командования, были назначены член Военного совета (член Политбюро ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков), начальник штаба (генерал А.П. Покровский), место дислокации штаба (Брянск), отдан приказ занять и оборудовать оборонительный рубеж по линии Сущево, Невель, Витебск, Могилев, Жлобин, Гомель, Чернигов, р. Десна, р. Днепр до Кременчуга. 16-я и 19-я армии, которые по директиве от 13 мая 1941 года выдвигались на Украину (первая — из Забайкальского, вторая — из Северо-Кавказского военных округов), 27 июня получили приказы о передислокации на западное направление: 16-я армия — из района Бердичев, Проскуров под Смоленск, 19-я — из района Белая Церковь, Черкассы под Витебск. Все это можно прочесть также и в рецензируемом издании, но не в первом, а во втором томе и в разных его местах (2:619, 743, 768, 808).
12. Во втором томе эта ошибка исправлена, сказуемое стоит на своем месте (2:806).
13. Отмечу, кстати, интересную для русских националистов деталь: наши войска называются «русскими» только в цитатах или пересказах немецких источников. Во всех иных случаях применяются какие-нибудь другие определения — «советские», «Красная Армия», РККА, и т.д. При этом в описании итогов приграничного сражения сказано: «Война вплотную подошла к рубежам Российской Федерации» (1:126). Можно подумать, будто в 1941 году Белоруссия и Украина воспринимались жителями РСФСР как заграница.
14. Отмечу, что если бы современный историк в книге об Отечественной войне 1812 года написал, что русские победили наполеоновское нашествие благодаря или вопреки самодержавно-крепостническому строю и единоспасающей роли православной церкви, то его дружно высмеяли бы не только коллеги, но и читатели. Применительно к Великой Отечественной войне 1941–1945 годов та же самая логика считается допустимой. На увлекательную тему «благодаря или вопреки?» ведутся жаркие дискуссии.
15. Заметим, что в другом месте говорится: «Советско-японская война, представляя собой (как и Великая Отечественная) самостоятельную часть Второй мировой войны, явилась вместе с тем по ряду причин логическим продолжением Отечественной войны советского народа» (1:591). Диалектика здесь состоит в том, что среди военных историков давно уже идет вялотекущая дискуссия: является ли война СССР с Японией частью Второй мировой войны, или же частью Великой Отечественной, или же ее продолжением? Дискуссия вялая, ибо вопрос, правду сказать, схоластический, вроде классического «Сколько ангелов может поместиться на кончике иглы?». Однако в данном конкретном случае он имеет практическое значение: включать в труд о Великой Отечественной войне описание разгрома Японии или нет? Решили включать, но чтобы никого не обидеть, нашли гибкую формулировку: советско-японская война одновременно и самостоятельная часть Второй мировой, и продолжение Великой Отечественной.
16. Я бы сказал, что «научная периодизация» тут подобна надвратной иконе: перекрестился, да и ступай себе мимо с «диалектической взаимосвязью» под руку, но боюсь оскорбить чувства верующих.
17. Сведения о потере немцами под Прохоровкой 300 из 400 танков снабжены ссылкой на шеститомную «Историю Великой Отечественной войны» — мягко говоря, не самый авторитетный источник по данному вопросу.
18. Мосли Л. Утраченное время: Как начиналась Вторая мировая война / под ред. О.А. Ржешевского. М.: Воениздат, 1972. С. 307.
19. В научно-популярном очерке д-ра ист. наук И.Д. Овсяного «1939: Последние недели мира» (М., 1981), книге сценаристов и продюсеров Би-Би-Си А. Рида и Д. Фишера «Смертельное объятье» (Read A., Fisher D. The Deadly Embrace. Hitler, Stalin and the Nazi-Soviet Pact. 1939–1941. L., 1988. P. 225), коллективной монографии под редакцией А.О. Чубарьяна «1939 год: Уроки истории» (М., 1990. С. 341) сообщается, что самолет был двухмоторный «Локхид-12А» голубого цвета и пилотировал его австралиец, сотрудник Интеллидженс сервис Сидней Коттон, прилетевший в Берлин по приказу руководителя Интеллидженс сервис полковника Стюарта Мензиса. Откуда взяты эти подробности, опять-таки неизвестно.
20. Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 3. М.: Юридическая литература, 1989. С. 195–214.
21. Автор явно не читал второго тома труда, где на с. 85–86 описывается, как именно американское правительство использовало немецких генералов. Да и известный сборник «Роковые решения», в предисловии к которому авторы сообщают, что он написан по инициативе военно-исторической службы армии США, ему никогда в руки не попадал.

Комментарии

Самое читаемое за месяц