Константин Сигов
Против «террористической гипотезы» о человеке: лейтмотив философии Ханны Арендт
Vita activa и vita nova в захватывающем мире тоталитарных исследований Ханны Арендт — уточнения от Константина Сигова.
6 264 
© Flickr/Thomas Hawk
1. Ключевая проблема
Возможность нетоталитарного мира зависит от того, удается ли опровергнуть бесчеловечную гипотезу о человеке. Только тогда получится, вопреки всем экспериментам над ней, найти корень настоящей природы и свободы человека. Такова центральная проблема практической философии Ханны Арендт, которая в формулировке Поля Рикёра звучит так: «…какие барьеры и какие ресурсы противопоставляет положение человека террористической гипотезе о безграничной пластичности человека-массы, которой тоталитарная система подменяет человека, занимающего определенное положение и относящегося к определенной прослойке» [1]. Сопротивление «террористической гипотезе» о человеке — сквозной лейтмотив философии Ханны Арендт.
Траектория достижений Ханны Арендт (1906–1975) на фоне философской мысли XX века довольно необычна: от «Истоков тоталитаризма» через дебри войны и политики она прокладывает путь к фундаментальной философии человека («Положение человека») и затем выходит к осмыслению истории («Между прошлым и будущим») [2]. На разных этапах этой спирали Х. Арендт шаг за шагом развертывает анализ тоталитарных попыток контролировать человека средствами идеологии и террора. Тоталитарная система делает «лишней» человека и его личностные проявления; санкцию на это дает идеологическая система, блокирующая понятия личности.
Что может этим системам практики и теории противопоставить практическая философия? Этот вопрос — причем по эту сторону тоталитарного опыта — отныне становится неустранимым горизонтом философской мысли.
2. Школа Ханны Арендт
Монументальный труд Х. Арендт «Истоки тоталитаризма» (1951) положил начало целому массиву литературы, составившей за минувшие полвека обширный «тоталитарный нарратив». Определения и темы этого направления берут начало в «Истоках тоталитаризма» в том типологическом смысле, в котором «утопический нарратив» производен от «Утопии» Томаса Мора.
При всей дистанции, отделяющей нас от этих двух книг, мы уже можем провести аналогию их «порождающей», генеративной способности. Предел этой структурной аналогии определяет очевидный содержательный контраст между утопическим «позитивом» и тоталитарным «негативом». Их связь отмечена пересечением антиутопического вектора с антитоталитарным.
После распада СССР «тоталитарный нарратив» на Западе пополнился большим количеством изданий: «Советская трагедия» Мартина Малиа [3], «Марксизм и прыжок в царство свободы» Анджея Валицкого [4], «Прошлое одной иллюзии» Франсуа Фюре [5], «Черная книга коммунизма» [6] и др., в которых, так или иначе, обсуждаются основные положения «Истоков тоталитаризма».
Анджей Валицкий так пишет о генеалогии своих идей: «…крупнейший теоретик тоталитаризма Ханна Арендт стала одновременно автором термина “детоталитаризация”. То есть она утверждала, что советский тоталитаризм не пережил смерти Сталина, хрущевская “оттепель” была не только политическим кризисом переходного времени, но и началом “аутентичного, хотя и совсем не однозначного процесса детоталитаризации”, и что Советский Союз шестидесятых годов “нельзя уже называть тоталитарным государством в строгом смысле этого понятия”» [7].
Отдав должное Xанне Арендт как крупнейшему философском критику тоталитарной системы, А. Валицкий подчеркивает приоритет ее школы: «…то, что из всех конкурирующих школ советологии “тоталитарная школа” внесла самый существенный вклад в выяснение трагических последствий “прыжка в царство свободы”, — несомненный факт» [8]. Но значение автора «Истоков тоталитаризма» не сводится только к заслугам основательницы «тоталитарной школы». Что отличает позицию X. Арендт от позднейших исследователей последствий «скачка» человечества в царство свободы?
3. Отличие: тема «нового рождения»
В отличие от большинства работ, пополнивших «тоталитарный нарратив» в конце XX века, Х. Арендт не ограничила поле описания социально-политическим измерением. Главное направление ее анализа — антропологическое.
Подытоживая «наследство беззакония», Арендт пишет: «Конкретное бытие отдельной личности, увиденное на фоне фиктивной реальности общего и универсального, скукоживается в ничтожно малую величину или тонет в потоке динамичного движения самого общего. В таком потоке различие между целями и средствами исчезает вместе с личностью, а результатом оказывается чудовищная безнравственность идеологической политики» [9]. Превращение в «ничтожно малую величину» конкретного бытия человека — не побочный результат идеократии, а ее основная отправная точка.
Опровержению этой первой аксиомы нечеловеческих систем Х. Арендт посвятит все свои последующие книги. Но эта основная тема, отчетливо очерченная уже в последних словах ее «Истоков тоталитаризма»: «Начинание, прежде чем станет историческим событием, является высшей способностью человека; в политическом смысле оно тождественно человеческой свободе. Initium ut esset homo creatus est — “Человек создан, чтобы было некое начало”, — сказал Августин [10]. Такое начало производится каждым новым рождением (new birth), оно действительно — в каждом человеке» [11].
Этот итоговый тезис удивляет и продолжает удивлять многих читателей антитоталитарной эпопеи Арендт. Он появляется неожиданно. Он не подготовлен пространным массивом предыдущего текста, но, скорее, отталкивается, контрастирует, бросает вызов пессимизму детально описанной «антропологической катастрофы» XX века.
Что стоит за этим вызовом и контрастом? Парадокс, к которому мы привлекаем внимание читателя, зовет перечитать «Истоки тоталитаризма». Вдумчивое переосмысление книги Ханны Арендт — шанс для новых посттоталитарных поколений. Важно проследить и в других местах ткани рассуждений нить, которую мыслитель вручает читателю: «Позитивные законы конституционного управления предназначены для обозначения границ и налаживания каналов связи между людьми, обществу которых постоянно угрожают новые люди, рождающиеся в ней. С каждым новым рождением в свет приходит новое начало и постоянно возникает новый мир» (выделено мной. — К.С.) [12].
4. Vita activa — vita nova
Какое значение для всех последующих событий, согласно Х. Арендт, имеет начало жизни человека, его «новое рождение»? Каждый поступок человека, вся его деятельная жизнь — vita activa — это «ответ на акт рождения». Такова подспудная интуиция книги Х. Арендт «Vita activa…» [13]. И в работе «О насилии» мы читаем: «С точки зрения философии действие представляет ответ человека на сам факт его рождения» [14]. Таким образом, вся практическая философия Арендт ставится под знак «нового рождения» — классическую дантовскую тему vita nova.
Но парадокс мысли Х. Арендт — возможно, ключевой парадокс всей ее философии человека — состоит в том, что тема vita nova так и остается скрытым источником ее мысли, ее «сокровенным сокровищем», началом и концом. Темой Августина о создании человека завершаются «Истоки тоталитаризма», но вместо прямой эксплицитной разработки этой темы, вместо книги «Vita nova», Арендт пишет книгу «Vita activa», где мотив «нового рождения» — скорее, между строк, чем в основном тексте… [15]
Глубина этого парадокса раскрывается перед нами в книге «Между прошлым и будущим»: «Участники европейского Сопротивления не были ни первыми, ни последними из тех, кто потерял свое сокровище. Историю революций — с лета 1776 года в Филадельфии и лета 1789 года в Париже и до осени 1956 года в Будапеште, которая в плане политики отражает существенные события новейшей эпохи, — можно было бы рассказать в аллегорической форме как сказку о древнем сокровище, которое внезапно и неожиданно появляется и снова исчезает при всевозможных загадочных обстоятельствах. Существует, конечно, много оправданных причин полагать, что это сокровище никогда не было реальностью, а лишь миражом, что мы имеем здесь дело не с чем-то субстанциальным, а с призраком, и главным аргументом в пользу этого предположения будет тот факт, что это сокровище до сих пор остается безымянным. А может ли существовать нечто, не в космическом пространстве, а в нашем мире земных человеческих дел, что не имеет даже имени?» [16] В терминах цитируемой работы нашу гипотезу о ключевом парадоксе мысли X. Арендт сформулируем в виде вопроса: можно ли считать новую жизнь — vita nova — забытым именем того «потерянного сокровища», с которым связаны «Существенные события новейшей эпохи» (от американской и французской революций в XVIII веке до европейского Сопротивления в XX веке)?
Оксфордская «Энциклопедия политической мысли» подчеркивает важность этой концепции Ханны Арендт: «В противовес широко распространенной в то время концепции, согласно которой любая политика оценивается уровнем повышения жизненного уровня, Арендт не раз отстаивает то, что она называет “утраченным сокровищем” революционной традиции, который возникал в побежденных революциях, а после забывался, — так называемое “гражданское счастье” оказывается включено в свободную политическую деятельность наравне со своими спутниками» [17]. Эммануэль Левинас определял это «утраченное сокровище» как этико-экзистенциальное пространство «между нами» [18].
5. К переосмыслению европейского Сопротивления
«Укоренение» Симоны Вейль и «Истоки тоталитаризма» Ханны Арендт — две выдающиеся книги, которые нужно считать вехами философской истории европейского Сопротивления, его экзистенциальным обоснованием и вкладом в него не в меньшей мере, чем философским анализом [19].
Поль Рикёр развивает главный тезис Ханны Арендт: «Возможность существования мира нетоталитарного следует искать в ресурсах сопротивления и возрождения, которые содержат в себе положение человека, human conditon. Поль Рикёр справедливо определяет как «книгу сопротивления» не только «Истоки тоталитаризма», но и последующие труды Х. Арендт по философской антропологии: «Соотношение между “Положением человека” и “Истоками тоталитаризма” стало следствием обратной постановки вопроса, затронутого тоталитаризмом; если гипотеза “все возможно” ведет к тотальному разрушению, то какие барьеры и какие ресурсы противопоставляет положение человека (human conditon) этой террористической гипотезе? Итак, “Положение человека” следует читать как книгу сопротивления и восстановления» (выделено мной. — К.С.) [20]. Книга «Между прошлым и будущим» также, думается, значительно расширяет область анализа «основания его восстановления». Так почему же такой анализ не происходит под сенью того, что мы назвали «тоталитарным нарративом»?
С чего начинается философия сопротивления «тирании и вещам, похуже тирании»? Куда ведет волнующая мысль о потерянном «сокровище» движения Сопротивления, о разрыве между уровнем практики конкретных участников тех событий и уровнем осмысления событий европейского Сопротивления? Забвение их — жестокая плата за недостаток понимания и осмысления, а также свободы понять, описать и претворить в «запечатленное и нетленное» [21]. Но Рикёр выражает надежду: «Если близкое — это забытое, то есть такие побуждающие обстоятельства, когда забытое становится близким…» [22].
В рамках этого краткого текста я попытался лишь в контексте практической философии Х. Арендт поднять вопрос о парадоксе взаимосвязи vita activa — vita nova. Прояснению их может способствовать широкое обсуждение книг Ханны Арендт «Источники тоталитаризма» и «Между прошлым и будущим», «Vita activa», а также «Люди в темные времена» [23].
Примечания
Комментарии