За пределами толерантности

Выступление Чарльза Тейлора на конференции «Модусы секуляризма и религиозные ответы – IV» (Монреаль, 14–16 июня 2012 года) в изложении ведущего «тейлороведа» Клемены Антоновой.

Профессора 11.02.2013 // 2 237
© Jean-François Chénier

Заглавие выступления Тейлора, «За пределами толерантности», обыгрывает стержневую тему всей конференции, а именно, почему мы сейчас начали ощущать себя вышедшими за пределы толерантности, почему нам грозит опасность выпасть из толерантности, сделаться нетолерантными. Важный момент в таком повороте — то, что докладчик назвал «демократически вводимой стратегией исключения».

Структура выступления Тейлора в целом повторяет знакомую нам по его основным работам. Как в своей отмечаемой премиями книге «Секулярный век» (2007) он описывает историю возникновения, начиная с эпохи Средневековья, современного секуляризма, так и в данной лекции он обращен к истории возникновения понятия толерантности, в частности религиозной толерантности, прослеживая ее развитие от античности до наших дней. Идея, что определенные виды религиозных практик, осуществляемых индивидами или малыми группами, угрожают всему обществу, восходит к глубокой древности. Одно из двух обвинений против Сократа было в том, что он учреждает новых богов — это и было сочтено особо тяжким преступлением. Самые известные жертвы такой «нетолерантности» в Римской Империи — евреи и христиане. Позднее религиозные войны были запущены такими же механизмами. Примеры из истории можно бы множить; важнее водораздел — Нантский эдикт о толерантности к протестантам, принимаемый во Франции в XVI веке. Хотя этот эдикт и отменяется затем Людовиком XIV, выступления против такой отмены значительной части населения, не только протестантов, но и католиков, заставляют нас по-новому взглянуть на политическую легитимность толерантности, которая с некоторого момента стала нормативной.

История понятия «толерантность» ставит нас один на один со значимыми вопросами, смысл которых раскрывается в событиях уже нынешнего дня. Некогда принятая как важнейшая ценность, толерантность последовательно приобретала негативные коннотации — термин оказался крайне двусмысленным. Причина тому проста: само понятие «толерантности» не вполне закреплено в социальной жизни: нельзя быть до конца уверенным, что толерантность к некоторым группам не есть политика исключения — скорее дискриминирующая, чем устанавливающая равенство. Даже те «группы», к которым относятся «толерантно», могут чувствовать себя находящимися скорее в режиме исключения, чем в режиме нормы. Чтобы объяснить, почему развитие пошло именно в эту сторону, Тейлор вводит новые измерения своего рассказа. В наши дни появились две альтернативы «толерантности» — «режим прав» и «мультикультурализм». Когда люди считают все свои действия, устойчивые практики и т.д. собственным «правом», то их не устраивает быть просто предметом «толерантности» — теми, кого терпят. А в перспективе «мультикультурализма» различность тотчас же приобретает положительный смысл. Если меньшинства обогащают разнообразием общество, к которому принадлежат, то зачем ограничивать их статус только тем, что они «терпимы» и к ним относятся «толерантно»?

Именно здесь основной узел вопроса! Что за контекст в совокупности формируют концепты «толерантности», «прав» и «мультикультурализма»?! Доводы в пользу демократически учрежденной «политики исключения», которые чаще всего строятся на мощном моральном фундаменте, могут осознанно или неосознанно вести к «режимам нулевой толерантности», как окрещивает это Чарльз Тейлор.

Тейлор приводит два примера — ярчайшие иллюстрации волнующего его вопроса. Для большинства людей ритуальное повреждение женских гениталий и убийство женщин во спасение чести семьи не просто неприемлемы, но морально предосудительны. Легко предположить, какова будет реакция на эти действия, исходя из приверженности «основным демократическим ценностям» или этическим нормам. Борьба за упразднение подобных практик — требование также и «режима прав», и просто норм простого человеческого приличия. Исламофобы стран Запада высказываются именно в таких выражениях о «правах» и «свободах». Но при этом они опираются на целый ряд ложных обобщений, искажение понятий. Нынче целые религиозные либо национальные группы (группы-меньшинства) начинают ассоциироваться с практиками, которые поддерживают только их отдельные члены. Так можно ли назвать эти практики «религиозными» или лучше именовать их «обычаями», подразумевая их частный характер?

Как только мы начинаем задумываться над этими вопросами, мы оспариваем и буквально взрываем большую часть предпосылок (точнее: пред-рассуждений, пресуппозиций), лежащих в основе демократически учрежденной «политики исключения». Если мы не подмечаем этих вопросов, мы скатываемся к наиболее примитивному пониманию «толерантности».

Нетолерантность веками поддерживалась идеей «чистоты».

«Боги Сократа» представляли опасность потому, что они могли разрушить прежнюю тишь в духовном мире древних эллинов. Сейчас наши страхи исходят из фокуса другого соображения: мы испуганы, что новые явления в социальной жизни извратят нашу демократию.

«Культурный страх перед новым, опознаваемым как угроза», как видно, свойствен нам не меньше, чем древним.

Источник: IWMPost. № 110. P. 12.

Комментарии

Самое читаемое за месяц