Путеводитель растерянных

Что происходит вокруг нас, если каждая новость воспринимается как тревожащая, обескураживающая, оскорбляющая или оставляющая в длительном недоумении? Если новости вводят в состояние фрустрации сразу двумя невозможностями: невозможностью долго сострадать всем невинно пострадавшим (невозможно рыдать целыми днями) и невозможностью повлиять на власть? Авторы блогов и социальных сетей пытаются разглядеть за этим какой-то хитроумный план, вроде «психической атаки» или морального террора: каждый день что-то происходит, принимается какой-то закон, делается какое-то заявление, высказывается действительная или мнимая угроза социальному благосостоянию (закрывается больница или только ходят слухи о закрытии больницы); и это, по мнению блогеров, изматывает политически активную часть населения, которая уже не может и не успевает «протестовать против всего». Версия неубедительна психологически: искусственно вызываемая фрустрация (обращенное к населению «вас здесь не стояло»), подпитываемая слухами, приводит к социальному взрыву при любом ухудшении общей обстановки — а все ветви власти не могли одновременно утратить инстинкт самосохранения. Столь же мало убедительны версии «гипнотизирующей диктатуры», вроде того, что перманентное насилие «зачаровывает низы общества»; просто потому, что трудно найти россиянина, который бы одобрял все до единого принятые за последнее время решения властей.

Поэтому я решил изложить в десяти тезисах свою версию происходящего.

(1) На смену сословному государству всегда приходит полицейское государство. СССР был сословным государством, со своим привилегированным сословием (КПСС), кумовством, блатом, внутрисословными обычаями и т.д. Одна из особенностей сословного государства — возможность распоряжаться чужими жизнями как «привилегия» (вершина — преступления сталинского периода), чего в полицейском государстве уже нет.

(2) Полицейское государство основано на уничтожении сословий и замене их локусами государственного интереса. Каждый становится в той или иной степени штаатсманом, официальным лицом: врач, учитель, дворник или министр. Если привилегии и остаются, то не как право владения, а как право аренды с условием «эффективного» использования, за неэффективность — увольнение.

(3) Для того чтобы эффективная аренда со стороны штаатсманов состоялась, нужно прописать как можно больше правил публичного взаимодействия, регламентировать социальные отношения до мелочей. Тогда будет видно, что человек действует не как частное лицо, а как часть анонимного государственного замысла.

(4) Полицейское государство может подавлять коррупцию как область «частной практики», но неспособно победить коррупцию системно, так как не может дать отмашку на публичное расследование коррупционных дел. Такая публичность разрушила бы веру в анонимный характер всех прежних государственных интересов и решений.

(5) Чтобы подтвердить новый статус учителей, врачей и т.д. как штаатсманов, проводятся разного рода косметические или имитационные реформы здравоохранения, образования и всего чего угодно. Эти реформы, даже если выглядят как меняющие положение, вводящие небывалые формы, на самом деле не меняют суть реформируемого явления: профессора реформированных университетов в первой половине позапрошлого века учили в аудитории тому, чему до реформы учили на дому, а в Сколково будут делать то же, что делали в МИФИ. Вред происходит не от содержания реформы, а от несогласованности действий разрабатывающих ее ведомств, с их слишком разными интересами.

(6) Полицейское государство требует от всех ветвей власти дополнительных усилий по самолегитимации, и это опять же структурная особенность такого типа государства, когда сословность уже ничего не должна легитимировать.

(7) Государственная Дума, состоящая из жадных «троечников» (со вкраплениями двоечников), самолегитимирует себя, «списывая, заглянув через парту к соседу» законы маккартистского типа, лишь бы что-то запретить, и плодя их — как троечник сдает сразу кучу работ, «авось что проканает».

(8) Технократические министры самолегитимируют себя иначе — через «равное дистанцирование» от всего, в том числе некоторые и от совести (циничное выступление замминистра связи перед студентами журфака МГУ).

(9) Президент становится неадекватным, и это не личная его черта, а черта времени: безумие Фридриха, Павла или Людвига всегда сопровождало становление форм полицейского государства.

(10) Главный недостаток полицейского государства (помимо его нравственной оскорбительности) — оно очень затратно, и бюджет рано или поздно перестает выдерживать его. Сословное государство еще держится на низшем сословии (или на более высоком сословии воинов, рудимент которых — охранники во всех учреждениях), а государство профессионалов просто очень быстро перестает быть полицейским. Его существование может быть продлено институционализацией всех полицейских отношений в милитаризме. Но для настоящего милитаризма, в духе, скажем, Ататюрка или Сухарто, ресурсов уже нет. Эксперт во главе полицейского государства, наподобие Салазара, — отвергнутая альтернатива; хотя Ельцин одно время пытался быть экспертом, но это быстро сорвалось в хаотичную работу Думы и чехарду правительств. Единственное «милитаристское» решение — «Закон Димы Яковлева» как символическая война с США — лишено каких-либо нравственных оснований и не поддерживается в глубине души даже теми, кто по должности обязан был присоединиться к милитаристскому восторгу.