Общинная экзистенция русских в Финляндии

От редакции: Полина Копылова, журналист, родилась в Ленинграде в 1976 году. Окончила Санкт-Петербургский институт кино и телевидения (ныне СПбГУКиТ). Переехала на постоянное место жительства в Финляндию в 2002 году. В течение пяти лет работала в Финляндской ассоциации русскоязычных обществ, ныне является сотрудником Объединения по сотрудничеству многокультурных организаций «Монихели». Как журналист-фрилансер и колумнист сотрудничает с различными финскими изданиями, выходящими на русском и финском языках. Замужем за уроженцем Финляндии, воспитывает приемного сына, взятого из петербургского детского дома.

— Финляндия не воспринимается страной, где русских эмигрантов много, — в отличие от Германии, США или Израиля. Ну, какие-то люди, вступившие, как ты, в брак с местными жителями, еще кто-то, вроде потомков участников Кронштадтского восстания. Соответственно, вопрос: есть ли в Финляндии критическая масса русских, достаточная для возникновения потребности в некой самоорганизации?

— Население Финляндии составляет примерно 5,5 млн человек. По официальной статистике, в стране сейчас проживает более 60 тысяч русскоязычных людей. То есть больше 1%. Немного. Но если принять во внимание, что шведов в стране 6%, то и этот процент воспринимается как повод для формирования специальной социальной политики.

— При том что на шведском в стране продублированы все официальные надписи — от банкнот до указателей улиц.

— Шведский — это второй государственный язык Финляндии. Русский язык и русскоязычное население официального статуса не имеют, хотя де-факто принимаются во внимание при рассмотрении интеграционной политики. Тут важно вот что: я сказала — официально 60 тысяч. Что значит — официально? Русскоязычие определяется по двум параметрам: либо это человек с российским паспортом (но без финского, т.е. обладатель вида на жительство), либо тот, у кого в регистре населения в качестве родного языка обозначен русский. То есть можно предположить, что таких людей, кто ежедневно использует русский язык — дома, в семье, для получения информации, — больше. Но в регистре у них записан родным, скажем, украинский или узбекский. То есть мы можем говорить о выходцах из стран бывшего СССР, говорящих по-русски. Эти люди, однако, никак не связываются статистикой с русским языком. Этнической статистики в стране не ведется: это запрещено на законодательном уровне. Кроме того, среди русскоязычных значительна доля так называемых ингерманландских финнов — репатриантов, живших до этого во всех концах СССР и приехавших в страну после 1990 года. Родным языком они себе сразу заявили финский. Они в статистике русскоязычия тоже никогда не фигурировали. Таким образом, строить предположения об истинном количестве русскоязычных жителей Финляндии довольно сложно, но в кругах экспертов гуляет оценка в районе 100 тысяч человек.

— А если поподробнее о структуре этой русскоязычной Финляндии?

— Ну, русскоговорящие жители стали появляться в Финляндии даже до того, как она вошла в состав Российской империи. Это я к тому, что есть в Финляндии такая категория, как «старые русские». Это люди, вернее, семьи, сохранявшие русский язык и православную веру поколениями — с очень давних времен. Они тоже делятся на две группы: одна — это потомки тех, кто жил в Великом Княжестве Финляндском, другая — те, кто оказался в стране после 1917 года. Эти группы обладали естественной культурной близостью и фактически слились.

— Скажи, а в советские времена у этих старых русских были какие-то свои организации?

— Во времена финляндской автономии были организации, аналогичные тем, что существовали в России: купеческие общества, офицерские клубы. После отделения Финляндии они здесь оказались разными путями — бежали, застряли и т.д.

— …Остались на дачах, как И.Е. Репин…

— …Около 30 тысяч эмигрантов. Они жили примерно той же эмигрантской жизнью, что и во Франции или в Чехии, только с несколько меньшей интенсивностью, поскольку для многих Финляндия была транзитным пунктом. Была своя русская культурная жизнь, свои театры и т.д. Все это было прекращено в 1944 году после перемирия с СССР, и здесь работала так называемая Контрольная комиссия во главе со Ждановым. Эта комиссия потребовала закрыть все «белогвардейские» организации, и они все действительно были закрыты, за исключением буквально одной-двух — например, сохранилась так называемая Библиотека купеческого общества. А вот в 1945 году была образована очень своеобразная структура для тех русскоязычных, кто не был враждебен к Советскому Союзу. Эта структура называлась «Русский культурно-демократический союз», и, как ни странно, она существует до сих пор.

— А кто ее организовал?

— Русскоязычные, настроенные просоветски, при благословении со стороны СССР.

— А деньгами помогали?

— Да. И, вообще говоря, была целая инфраструктура, связанная с обучением граждан Финляндии (не только русскоязычных) в советских вузах. И таких студентов было довольно много.

— Много — это сколько?

— C 1969 года СССР обязался ежегодно принимать порядка 60 студентов на обучение разным специальностям. В период с 1975 по 1992 год дипломы защитили порядка 630 финских студентов. Вообще же финны ездить учиться начали по линии сотрудничества коммунистических партий Финляндии и СССР еще в пятидесятые. В некоторых источниках приводится цифра 6000 человек.

— А сегодня эта организация пользуется поддержкой российских властей?

— Это довольно деликатный вопрос. Во всяком случае, они проводят многие мероприятия в сотрудничестве с Российским центром науки и культуры — а это структура Россотрудничества. Кстати, это была довольно разветвленная по городам страны организация. Она еще подпитывалась туристическим бизнесом, связанным с поездками в СССР.

— Идем дальше.

— Затем, в период 60–70-х годов XX века стали появляться первые русские супруги. Собственно, связано это было с тем самым обучением финнов в СССР. Люди знакомились, женились и, преодолевая массу трудностей, переезжали на ПМЖ в Финляндию. Этих людей было, понятно, немного — хорошо, если счет шел на сотни. И такая ситуация продолжалась до конца 80-х. Потом произошел прорыв. Понятно — началась перестройка, облегчившая международные контакты и упростившая оформление переезда на ПМЖ. Но, кроме того, президент М. Койвисто принял довольно неожиданное решение. Он счел, что поскольку Финляндия в 1944 году фактически сдала СССР ингерманландских беженцев, спасавшихся в ней от войны, — и этих людей потом сослали в лагеря, — то у страны моральные обязательства перед потомками этих людей. И объявил о необходимости начать процесс репатриации для людей с финскими корнями. Сейчас эта программа, проработавшая почти 20 лет, уже закрыта — по ней переехало порядка 40 тысяч человек. Переезжали, понятно, семьями: если в семье был один ингерманландец, то правом на репатриацию пользовалась вся семья. Понятно, что, помимо моральных соображений, это решение опиралось и на определенную прагматику. Есть мнение, что ключевым был фактор демографический: в условиях выхода на пенсию родившихся во время послевоенного бэби-бума и снижения рождаемости необходимо было найти тех, кто станет кормить этих многочисленных пенсионеров. А кроме этих категорий, были еще люди, поехавшие в Финляндию по рабочим контрактам — работать, преподавать и т.д. Ну, и к ним примыкают молодые люди, приехавшие сюда учиться и имеющие намерения остаться в стране после получения образования.

— То есть очень разные группы.

— Да, их объединяет русский язык и, для большей части, опыт жизни в СССР.

— Как эти люди пытаются самоорганизоваться, какие возникают (помимо уже упомянутых тобой) структуры?

— Процесс самоорганизации здесь начался довольно рано, и в какой-то мере в нем поучаствовали старые русские. Они поначалу относились к новым переселенцам довольно скептически в силу идеологических и культурных различий…

— А вот Финляндская православная церковь — она подчиняется Константинопольскому патриарху. Кто ее прихожане: этнические русские или финны?

— Финляндская православная церковь служит на финском языке. Она сильна в восточных областях, в финской Карелии. И ее прихожанами являются в основном финны, но многие русские переселенцы для себя ее нашли, так сказать, и тоже стали ее прихожанами. Но сейчас РПЦ довольно активно борется за прихожан, пытается привлечь к себе переселенцев, естественно, ее приходы служат по-русски. Тут интересно вот что. В Финляндии Церковь живет на церковный налог. И ФПЦ — не исключение. И конкуренция с РПЦ — это и конкуренция за церковный налог. Кстати, только лютеранская церковь и ФПЦ имеют собственные регистры граждан, равноправные с государственным, то есть имеют право регистрировать акты гражданского состояния.

— Вернемся к русским организациям.

— Хорошо. Значит, в конце 80-х старые русские, приглядевшись к этим новым переселенцам, стали им понемногу помогать — помогать создать свои организации. И первые из них появились в самом начале 90-х, а некоторые и уже в конце 80-х. Их возникло много, одни появлялись, другие исчезали — и на данный момент существует более ста общественных организаций, основанных русскоязычными жителями Финляндии.

— И чем они занимаются, эти организации?

— Понятно, что поскольку диаспора очень разнородна, то и организации тоже будут разнородны. Для русских организаций, в сравнении, скажем, с сомалийскими, свойственна высокая специализация. Есть организации литераторов, есть хоры, есть спортивные общества, есть художники.

— А у сомалийцев?

— У них просто организации сомалийцев, занимающиеся помощью переселенцам. А у русских масса специализированных — но есть и очень большие организации, занимающиеся многопрофильной деятельностью. И культурной, и работой с детьми, и поддержанием русского языка у детей, и в том числе некоторой социальной работой, т.е. помогают инвалидам, пожилым людям, помогают переселенцам обжиться, познакомиться с местными практиками и т.д. Картина чрезвычайно пестрая, но если говорить о типизации, то организации делятся на маленькие и специальные, и на большие и многопрофильные. Упомянутый мной РКДС — это пример чрезвычайно многопрофильной организации. Подобные ему существуют в Тампере и в Турку — тоже значительные многопрофильные организации.

Вообще, финская общественная жизнь чрезвычайно развита. Здесь на 5,5 млн жителей приходится 15 млн членов общественных организаций. Как это получается: допустим, я состою в профсоюзе и в родительском комитете при детском садике (хотя это выражается лишь в том, что я член их группы в «Фейсбуке»). Но в целом здесь общественных организаций — море, и они основаны на волонтерской, неоплачиваемой работе. То есть людям хочется что-то изменить вокруг — они собираются, идут и делают бесплатно некоторую работу. Или же собирают деньги и решают на них какую-то проблему. Или устраивают благотворительную продажу чего-нибудь и получают необходимые средства.

И старые русские очень хорошо эту систему знали. Поэтому они стали пытаться объяснять эти основы общественной деятельности в Финляндии новым переселенцам. Кроме того, количество русскоязычных росло, и к конце 90-х возникла необходимость в представлении интересов этого разнородного и слабо осознающего себя меньшинством меньшинства перед государством. Люди — в основном это были старые русские, — которые задумались об этом, были прозорливы, понимали, что растущее число людей, испытывающих трудности интеграции, способно вызвать проблемы, в частности с молодежью. Собственно, многие старые русские сами прошли через эти трудности и проблемы. В результате, в 90-е годы был создан так называемый Форум русскоязычного населения Финляндии — орган, имевший целью представлять интересы русскоязычного меньшинства как языкового и культурного. Но не этнического! Довольно рано все поняли, что опираться на этничность тут нельзя — чтобы, в частности, не отпугнуть ингерманландцев. Это была ассоциативная организация, объединяющая как индивидуальных членов, так и общественные организации. Формально форум существует до сих пор, но по факту он прекратил свою деятельность в самом конце 90-х годов из-за достаточно громкого скандала, обусловленного внутренними противоречиями его участников. Противоречия затрагивали видение интересов русскоязычного населения, но активизировались они в тот момент, когда форум получил финансирование на выпуск русскоязычного издания. И вокруг этих денег развернулся уже совсем неприличный конфликт, связанный, грубо говоря, с тем, кто же получил личную выгоду от этого финансирования.

— А что это за издание? Оно сейчас выходит?

— Это журнал, он назывался «Вестник» и издавался в 1993–98 годах, выходил несколько раз в год. Он затем был закрыт, так как Министерство просвещения Финляндии, финансировавшее проект, из-за конфликта это делать перестало. В том же 1998 году начала издаваться русская газета «Спектр», которая была коммерческим предприятием и в силу этого живет до сих пор вполне успешно.

— Хорошая газета?

— Хорошая в том смысле, что она старается, при своих скромных ресурсах, жить не только рекламой и развлечениями, но и следить за общественной и политической жизнью Финляндии и как-то это все транслировать на русском языке.

— Скажи, а вот этот форум — он не пытался заниматься прямой политической деятельностью: лоббировать депутатов в парламент и т.д.?

— Дело в том, что в Финляндии как бы нет такой категории, как открытое продвижение своих людей в парламент. То есть вслух такие вещи не артикулируют. Но есть вполне легальные формы представления интересов общественных организаций в парламенте. Если такая организация последовательно и настойчиво заявляет о своих интересах в течение нескольких лет, то ее начинают рассматривать как представляющую интересы некой группы — какой угодно: инвалидов, матерей-одиночек… И когда появляется организация, последовательно и корректно представляющая их интересы, эту организацию начинают учитывать в политическом процессе. Ей начинают присылать законопроекты на комментирование, ее начинают приглашать на слушания в парламент, ее представителей начинают приглашать в различные рабочие группы и т.д.

— Это само по себе происходит?

— Нет, если только писать о чем-то в свой блог — ничего не произойдет. Надо участвовать в семинарах, заявлять о себе, писать статьи в газеты, встречаться с чиновниками и высказывать им свое видение. Грубо говоря, надо тусоваться в профильной среде. Наращивать кулуарное присутствие.

— И форум в этом плане что-то успел?

— Да, он начал такую деятельность, они успели кое-что сказать, во всяком случае, обратить внимание на то, что русскоязычные есть и их число растет, они никуда не денутся, политика тотальной ассимиляции уже на тот момент рассматривалась как неперспективная, и, таким образом, эта группа населения стоит того, чтобы на нее обратить внимание на самом высоком уровне, поскольку она может начать оказывать заметное влияние на социальную картину в стране. Закрывать глаза на то, что есть в Финляндии такие люди, которые живут не совсем так, как финны, уже нельзя. И форум показал это.

— А дальше?

— В 2000 году была основана Финляндская ассоциация русскоязычных обществ, в которой я имела честь проработать с 2007 по 2012 год. В основном я занималась вопросами связи с общественностью и информированием. Когда создавали ассоциацию, старались учесть ошибки форума — согласно ее уставу, личного членства не предусмотрено, в нее входят только организации. Основали ее восемь организаций, а уже в 2012 году она насчитывала 42 члена. И вот эта организация благодаря своим активистам, прежде всего покойным ныне Кириллу Глушкову и Евгению Новицкому, а также ныне здравствующим Михаилу Новицкому и Анне Лескинен сумела выйти на тот уровень, когда всё в руководстве страны, связанное с русскоязычными, проходило обязательное комментирование в ассоциации. Это, кстати, очень непростое занятие, требующее очень глубокого знания финских реалий и столь же совершенного владения финским языком. В общем, благодаря этому русскоязычные стали видимы для финского государства, они обрели свое лицо, и это лицо было для чиновников, особенно в последние годы, лицом сотрудников ассоциации, за спиной которых стояли очень различные организации с весьма разными интересами. Но, тем не менее, был определенный пафос от осознания своей новой идентичности — значимого меньшинства в рамках финляндского социума.

— А как все это финансировалось?

— До 2005 года никакого финансирования у ассоциации не было в принципе помимо членских взносов организаций-членов. Каковые составляли огромную сумму в 20 евро от каждой организации. То есть денег не хватало даже на оплату приезда иногородних членов правления на заседания. В 2005 году было получено первое финансирование от Министерства культуры, очень небольшое, но оно позволило на какое-то время нанять на полставки секретаря и хоть как-то упорядочить процесс делопроизводства и коммуникаций. А уже первый проект был разработан в том же 2005 году — довольно любопытный и, можно сказать, на тот момент инновационный. Он довольно долго жил, несколько раз продлевался, поскольку грантодатель признавал его актуальность. В чем же он состоял и кто тут был грантодателем? В Финляндии очень серьезным грантодателем является Общество игровых автоматов — национальный монополист в игровой отрасли. Государство обязывает его активно поддерживать социальный сектор. Общество выделяет деньги на проектное финансирование — в основном на социально значимые проекты. И ассоциация предложила им профинансировать проект обучения сотрудников русскоязычных организаций навыкам интеграции новых жителей страны в финское общество. Это обучение состояло из семинаров, в которых на русском языке давалась очень конкретная информация о том, как организация должна работать, что входит в круг ее формальных обязанностей, какие есть формы интеграционной деятельности и где можно самостоятельно найти дополнительное финансирование для себя. В 2008 году начали издавать справочник по адаптации «Свой среди своих» — брошюры с очень плотно собранной информацией, например о том, как в Финляндии работает здравоохранение (оно довольно сильно отличается от российского по своим принципам). Как, по каким принципам действуют детские сады и вообще вся система дошкольного воспитания. Как работает средняя школа, чем она отличается от российской, и на что следует обращать внимание. Справочники предназначались для людей, которые консультируют иммигрантов, но при этом естественно их можно было приобрести любому желающему. Впрочем, система заказов налажена была не слишком хорошо, поскольку в ассоциации, являвшейся издателем справочника, сотрудников на тот момент было двое на временных договорах плюс один практикант — и все трое имели помимо справочника еще круг других задач. Всего до 2012 года выпустили 13 таких справочников, часть тиражей была закуплена учреждениями, часть — членами ассоциации, часть так и осталась нераспространенной. Но вот что этот проект выявил и что попало в финальный отчет — это то, что организации-члены, при всей своей формальной аналогичности соответствующим финским организациям, имеют очень сильные особенности.

— Какие же?

— Если посмотреть, кто их основывал и для чего, то можно увидеть, что для многих активистов самореализация в рамках общественной деятельности стала альтернативой самореализации на рабочем месте — поскольку рабочее место найти трудно, а то и невозможно. То есть человек приехал в Финляндию, пытался устроиться по специальности, это ему по каким-то причинам не удалось. Он приехал с каким-то опытом, квалификацией — и тут все как бы обнулилось. Да еще проблемы с не самым легким в изучении языком. И вот такие люди объединялись друг с другом, имея подспудное желание сказать себе и миру: а вот, я занимаюсь зато вот этим, я член правления и т.д. И это естественное человеческое желание — я это знаю по себе, чего уж. И вот человек начинает чем-то бесплатно заниматься ради статуса, но потом неизбежно задумывается о том, что есть такая вещь — «проект», под который можно получить деньги и оформить себе зарплату. То есть мысль движется в сторону мелкого предпринимательства…

— И ты хочешь сказать, что для русских организаций такая ситуация более характерна, чем для прочих?

— Да. Но я в принципе не осуждаю этот подход — точнее, желание получать деньги за ту работу, которую нравится делать. Я сама так стараюсь строить свою деятельность, но…

— Что — но?

— В Финляндии много проектной работы и много грантодателей, готовых финансировать проекты: скажем, я сама получала персональный грант на некую творческую вещь, которую я одна делала. И эту вещь грантодатели сочли интересной. Тут важно понять, что социальные проекты — часть государственной политики. Просто государство, не имея, допустим, кадровых ресурсов, довольно тонко аутсорсит это дело — в результате гранты раздают общественные организации, университеты, муниципалитеты или даже частные бизнес-структуры. И цели ставятся именно в разрезе государственной социальной политики, что многие активисты не понимают, воспринимая проект лишь как возможность делать то, что им нравится, оформить себе зарплату, сделать маленький бизнес.

— Ну и что: понятно, что у разных сторон могут быть разные цели — важно, чтобы нашлась точка, где они сходятся. И тогда возможно сотрудничество.

— Ну, вот, смотри. Эти наши активисты пишут заявки на гранты. Значительная их часть просто отметается, так как писавшие их люди просто не удосужились узнать, чего же хочет государство в рамках проводимой политики. Они писали про то, что им самим хочется делать, а надо ли это государству — их вообще не колыхало. Но есть те, кто насобачился писать заявки правильно, и, допустим, приходит на такую заявку положительный ответ. И дальше у организации возникает вопрос: а что теперь делать? Так сказать, «проблема большого урожая». Представим условную организацию, в ней 10 членов, из которых пять представляют собой правление. И вот они получают финансирование проекта по организации ознакомительных экскурсий групп русскоязычных по разным ведомствам, где они встречаются с чиновниками, общаются через переводчика, узнают, как эти ведомства работают. Такой небольшой интеграционный проект. И когда эти деньги появляются, возникает вопрос: а кто будет работать? Деньги, допустим, предполагают одну ставку координатора, который и должен все делать — устраивать встречи, находить желающих ездить на эти экскурсии. И этот человек по финскому закону не может быть ни членом правления, ни председателем общества! И наступает момент истины: люди понимают, что деньги-то есть, но использовать их можно только строго определенным образом. И тут возникают очень жесткие конфликты вокруг вопроса — кто же устраивает себя на эту зарплату.

— А почему ты считаешь, что это специфика именно русских общественных организаций?

— Ну, это специфика многих эмигрантских организаций — не только русских. Просто русских организаций очень много, и они более информированы, более вовлечены в эти игры.

— А все-таки ты можешь что-то сказать о приключениях русской ментальности в Финляндии?

— Ну, например, такое: русскоязычные организации не особо охотно идут на сотрудничество как с организациями других диаспор, так и с финскими организациями. Существует момент повышенной подозрительности в отношении партнеров: а вдруг они нас подведут, не справятся или же напротив: а вдруг они нашу идею украдут! Это плохо, поскольку грантодатели как раз ценят сотрудничество и распространение приобретенного опыта на новые сферы. Считается, что это консолидирует общество. И русскоязычные организации, подающие заявки обособленно, оказываются в невыгодной позиции.

Конечно, все это звучит не слишком оптимистично. Но процесс притирания двух понятийных систем, связанных с общественной работой, не самый простой. И если говорить о перспективах развития русскоязычной общественной деятельности, то они лежат в двух направлениях. Первое — это развитие русского языка как второго у младшего поколения: подчеркиваю, что не поддержка с помощью вывезенных из России пособий, а развитие уже на финской почве. И второе — это участие в проекте «европейское русскоязычие»: такого проекта именно как проекта не существует, его никто не финансирует, просто русский уже является далеко не последним по распространенности языком в объединенной Европе, и, возможно, мы скоро станем свидетелями формирования новой идентичности — «русских европейцев», «европейских русскоязычных». Как их ни назови, но это будут люди, говорящие по-русски, но думающие уже не в категориях русской традиционной ментальности.

Беседовал Лев Усыскин