«Назад в будущее»: 2100-й

Фрэнсис Фукуяма — американский философ, политолог, политический экономист и писатель

— Если говорить о будущем, скажем, через 100 лет, в 2100 году, как вы думаете, нации все еще будут существовать в том же виде, как и сейчас?

— Я думаю, не может быть сомнений в том, что нации будут существовать, возможно, еще не один и не два века, потому что есть такие вещи, которые могут только нации и не может делать никакая другая форма правления: устанавливать права человека и право собственности, господство закона и прочее.

Я полагаю, что возрастет роль международных правительственных организаций. Не в том смысле, конечно, что возникнет мировое правительство — это маловероятно, даже в следующем веке, — но будет развиваться сеть институтов, таких как МВФ, Всемирная торговая организация или Всемирная организация здравоохранения, и благодаря им возрастет степень международного сотрудничества между национальными государствами.

— То есть рычаги власти в настоящее время скорее принадлежат не правительствам, а международным организациям?

— Я бы сказал, что тенденция будет такой, какой она и была последние несколько десятилетий: национальные государства все еще существуют, но большое количество полномочий вскоре передадут регионам, этническим районам, штатам и тому подобным образованиям субнационального уровня.

Некоторые из них будут преобразованы в НКО и мультинациональные организации третьего сектора, а некоторые — в те самые международные организации. Таким образом, наш мир будет все более и более походить на средневековый в том смысле, что в нем будут не только отдельные короли и страны, но и императоры, священнослужители, города и множество разнообразных политических институтов.

— Эти изменения повлияют на чувство культурной идентичности людей?

— Я думаю, что культурная идентичность в некотором смысле исчезла и превратилась в некий сложный и многоуровневый комплекс. Я хочу сказать вот что: у вас есть религия; у вас есть ваш район, где вы живете; у вас есть страна, но теперь у вас также есть профессия, сообщества по интересам и НКО, с которой вы сотрудничаете, добровольческая организация, и у вас есть все те группы по интересам, в которых вы принимаете участие через Интернет. А все это образует вашу идентичность.

— Вы написали книгу о «конце истории», не могли бы вы немного рассказать о том, что вы имели в виду?

— Само выражение «конец истории» принадлежит Гегелю, и Маркс тоже его использовал. Смысл его заключается в том, что человечество проходит разные стадии исторического развития, начиная от общества, в основе которого лежат охота и собирательство или земледелие, и заканчивая современной, основанной на развивающихся технологиях либеральной демократией. И хотя многие приверженцы теории Маркса долгие годы полагали, что кульминацией исторического развития человечества будет социализм, сейчас очевидно, что это будет либеральная демократия. Похоже на то, что не существует более высокой ступени исторического развития, к которой бы мы стремились, и я не думаю, что ситуация изменится и в следующем веке, потому что я не вижу никакой другой реальной альтернативы для современного общества, кроме либеральной демократии.

— Какого типа конкуренцию между нациями вы можете предсказать? Каким образом они будут конкурировать и какие нации скорее всего приобретут вес? Как вы представляете себе развитие в этом направлении?

— Я думаю, что международная политика будет выглядеть иначе, нежели последние несколько веков. Мы привыкли к системе государств, состоящей из могущественных держав, которые постоянно борются за господство, что привело к кабинетной дипломатии и мировым войнам, которые мы наблюдали в прошедшем веке.

Стоит сказать еще одну вещь о будущем международных отношений: примечательно, что среди великих держав существует консенсус относительно основных политических институтов и ценностей. Все великие государства сегодня — это либеральные демократии, ориентированные на свободный рынок, хотя есть пара важных исключений — Россия и Китай, но, по крайней мере, существует стремление к этому, что означает возникновение некой демократической зоны мира внутри мировой политики. Вне этой зоны происходит множество конфликтов, и существует противостояние между этой зоной и странами, находящимися вне ее. Примером может служить то, что Соединенные Штаты и Великобритания вступили в войну с Ираком. Но внутри этой демократической зоны мира существует только экономическая конкуренция, а не военное или традиционное дипломатическое противостояние.

— Есть ли что-то важное, о чем бы вы готовы были пофилософствовать, если представится такая возможность?

— Я думаю, XXI век совершенно точно будет веком биологии. Самые значительные перемены будут связаны со способностью человека изменять геном и, в конце концов, свою собственную природу. Эта способность обещает такие возможности, к которым, я думаю, человечество еще не готово; это означает, что будут возникать все новые и новые интересные и сложные вопросы.

В определенном смысле я утверждаю, что мы находимся в конце истории, потому что многие утопические политические проекты, такие как социализм, за последние пару веков потерпели неудачу, столкнувшись с проявлениями человеческой природы. Люди просто-напросто оказались не такими, какими их себе представляли многие утописты. Они оказались недостаточно бескорыстными и преданными своим сообществам. И поэтому, я полагаю, либеральная демократия одержала верх в конце XX века.

Много очень интересных возможностей открывается в будущем благодаря тому, что человеческая природа больше не будет краеугольным камнем, к ней не нужно будет больше относиться как к чему-то, само собой разумеющемуся. Возможно, мы сможем изменить человеческую природу благодаря достижениям науки и технологии, а может быть, появятся новые средства общественного контроля, по сравнению с которыми средства общественного контроля XX века покажутся крайне и крайне примитивными.

В прошлом веке были такие вещи, как психоанализ, трудовые лагеря и политическая пропаганда, и ничто из этого, в конечном счете, не сработало. Разрушительная сила их была велика, но они никогда не работали так, как надо, но кто знает? Я хочу сказать: очень может быть, что в XXI веке мы увидим совершенно новые технологии общественного контроля, о которых в прошлом могли только мечтать, и я думаю, это повлечет за собой довольно неприятные политические последствия.

— И какие это могут быть политические последствия?

— Например, то, что некоторые утопические политические проекты, которые просто нереализуемы сейчас, станут возможны в будущем. Может быть, зная, что люди слишком жестоки и агрессивны, мы просто выведем породу людей, менее склонных к этому, и разработаем препараты, с помощью которых можно их контролировать.

Мы уже наблюдаем ситуацию с некоторыми психотропными препаратами; с их помощью люди могут влиять на характер своих детей, чтобы сделать их более послушными. В следующем веке подобных возможностей будет гораздо больше. Я не думаю, что это приведет в «прекрасный новый мир», но, по крайней мере, такая возможность существует, и об этом следует задуматься.

— Как вы думаете, насколько это повлияет на жизнь ваших внуков и правнуков?

— Ну, я боюсь, что мы даже не сможем узнать в них своих внуков и правнуков. Если будет реализована хотя бы одна из этих призрачных возможностей, они будут не просто сильнее и умнее, но с ними произойдут такие неуловимые изменения, которые мы даже не можем себе представить. Вполне возможно, мы вступаем в постчеловеческий период истории.

И тогда станет ясно, что я был прав, потому что на самом деле история человечества окончена, приходит время другого вида, который появится не в результате естественного отбора, а в результате отбора, произведенного человеком.

— В этот процесс будет вовлечен весь мир или только развитые страны? Как вы считаете, разрыв между богатыми и бедными во всем мире и развивающимися странами будет расти или уменьшаться?

— Различия в благосостоянии между странами будут всегда, но я думаю, что глобализация действительно изменила ситуацию, потому что теперь есть возможности роста и модернизации, которых раньше не было.

Я думаю, что один из наиболее недооцененных аспектов глобализации — это то, что она предоставила странам возможность чрезвычайно быстрой модернизации, а значит, вступления в клуб богатых стран.

— Ваши предположения, каким будет место Великобритании в мире 2100 года?

— Одно можно сказать с уверенностью: она все еще будет островом! Разве только глобальное потепление зайдет слишком далеко, и Великобритания исчезнет, но, подозреваю, эта опасность гораздо больше угрожает Голландии.

Серьезный вызов, с которым столкнется любое общество, — мне представляется, что это особенно важно для первой половины XXI века, — это демографические изменения.

Любая развитая страна, за частичным исключением Соединенных Штатов, сталкивается с реальной проблемой сокращения численности населения, потому что показатели рождаемости упали до такой степени, что за год мы теряем более одного процента населения, значит, за жизнь одного поколения мы потеряем 30% населения.

При таких обстоятельствах появляется стимул импортировать рабочих и разрешать въезд иммигрантам. Те страны, которые на протяжении своей истории уже ассимилировали людей другого этнического происхождения, исповедовавших другую религию и разделявших другие культурные ценности, находятся в более выгодном положении в такой ситуации. Я думаю, Великобритания как раз является страной, которая уже продемонстрировала свои способности делать это, чего нельзя сказать о Соединенных Штатах или других англоговорящих странах.

— Как вы думаете, будет ли в XXI веке масштабная война, вроде тех, какие мы видели раньше, или противостояния примут новые формы?

— Еще раз повторюсь, я полагаю, что существует демократическая зона мира, что само по себе является большим достижением, потому что это означает, что самые большие и влиятельные страны разделяют одни и те же ценности.

Если будет война, то это будет война между демократическим центром и периферией. В мире есть много стран, которые не включены в сферу влияния глобализации, демократии, западных ценностей. В мире много гнева — то, что Томас Фридман назвал «наделенные сверхвластью разгневанные люди» (super—empowered angry men), — и многим не нравится эта система, система институтов, созданная Западом, и они будут стараться разрушить ее, или блокировать ее действие, или каким-либо способом вернуться к прежнему порядку, и я думаю, что вероятность таких попыток очень велика.

— Как вы полагаете, бесспорно ли допущение, что прогресс — это положительная вещь и мы должны продолжать двигаться вперед, просто потому что мы можем это делать, и мы будем двигаться, не задумываясь о возможных последствиях наших действий в отдаленном будущем?

— Знаете, прогресс в смысле изменений в технологиях всегда является источником проблем, если смотреть на него с точки зрения морали, потому что моральные отношения в обществе необходимы и основаны они на стабильности. Когда меняются технологии, меняется структура занятости, сама природа труда, природа городов, и все это вместе оказывает разрушающее воздействие на моральные отношения. Эти отношения рушатся, и возникает необходимость заново установить такие связи и создать новые формы социальных взаимодействий, которые бы соответствовали новому уровню технологии.

Но сделать это очень и очень сложно, и часто такая ситуация приводит к несчастьям, к возникновению разного рода патологий, таких как преступления, распад семьи, употребление наркотиков; я полагаю, все это — результат быстрого изменения экономических условий.

— Если говорить о семье, в каком виде будет существовать семья в 2100 году?

— Если посмотреть не только на последнее поколение, а на последние несколько столетий, мы увидим, что в современном обществе имело место постепенное снижение роли родства. Раньше все виды деятельности, будь то образование, досуг, отдых и прочее, происходили внутри семьи. Но постепенно выполнение этих функций отделилось от семьи и перешло к другим частям общества, к другим институтам. Думаю, это будет продолжаться и дальше. Вопрос в том, что произойдет с основной функцией семьи — репродуктивной, потому что ее как раз очень трудно делегировать другим людям. Но даже здесь биотехнологии предоставят нам другие альтернативы. Таким образом, даже основная функция семьи находится под угрозой.

— Если бы вы были родителем в 2100 году, с какими проблемами вы бы столкнулись?

— Одна из наиболее вероятных проблем — это то, как вы будете относиться к вашим прапрапраправнукам, потому что может случиться так, что к тому времени будут жить пять поколений одновременно, так как возрастет продолжительность человеческой жизни. Так что одним из самых сложных вопросов будет вопрос о том, согласитесь ли вы уступить дорогу своим потомкам, когда им будет по 70 или 80 лет? Захотите ли вы в свои 100 или 110 лет добровольно оставить свою позицию на вершине социальной иерархии, чтобы на ваше место пришли 70- и 80-летние, которые стремятся занять ваше место? Вот с такими проблемами может столкнуться общество.

— Когда люди будут оглядываться в прошлое, в 2000 год, то, по-вашему, какое фундаментальное изменение произойдет в их мировоззрении, которое трудно вообразить?

— Я думаю, самое большое грядущее изменение, если мы говорим о людях, смотрящих в прошлое через 100 лет, касается всего, что связано с биологической революцией, — тех физических или естественных ограничений, которые нашим потомкам будут казаться очень странными.

Мы так часто говорим: «просто не повезло», то есть естественно то, как все устроено, а люди, возможно, не захотят больше принимать это как данность, потому что они будут способны изменить саму природу вещей. Я думаю, что в этом и будет заключаться разница между нашим мировоззрением сейчас и тем, как люди будут смотреть на мир через 100 лет.

— Какие из возможных изменений, которые произойдут в течение следующих ста лет, вас больше всего пугают?

— Я думаю, самый большой страх связан с возможностью утратить понимание природы человека, понимание того, что есть нечто, что делает человека человеком. В пострелигиозную эпоху мы уже не основываем суждения о том, что такое хорошо и что такое плохо, только на авторитете религии; существование того, что мы называем природой человека, на самом деле является единственным возможным основанием для системы моральных ценностей, в наши дни находящих свое отражение в понятии прав человека. Я думаю, может произойти утрата этого представления, а значит, не будет возможности помыслить то, что лежит в основании универсальных прав человека.

— А какие из возможных изменений вас больше всего радуют?

— Я надеюсь, что мировая история дойдет до той точки, когда некоторые экономические ограничения, которое сковывают устремления людей, будут все больше и больше преодолеваться по всему миру.

Источник: BBC News

 

Фелипе Фернандес-Арместо — британский историк, автор книги «Цивилизации»

— В прошлом веке огромное количество людей погибли ужасной смертью в военных действиях, больше, чем во все остальные века, вместе взятые. Как вы думаете, следующий век будет таким же?

— Войны будут все ужаснее, потому что военная техника будет становиться все лучше и потому все разрушительнее, а значит, большее количество людей будет погибать в войнах. Война естественна для человека, так же как и для муравьев. Никогда не существовало общества без войны, и вряд ли мы сможем создать такое общество в будущем.

Как показывает опыт истории, войны с течением времени становятся ужаснее. Поскольку ядерное оружие еще не использовали на полную мощность, исходя из внутренней логики самого факта его существования, почти наверняка можно сказать, что когда-нибудь в будущем оно будет использовано.

— Если войны будут происходить, то кто с кем будет сражаться? Чего нам следует бояться больше всего?

— Государства будут продолжать вести войны в следующем веке, тем более что возрастет количество неконтролируемых государств, государств-маргиналов в международном сообществе, которые не могут добиться своих политических целей по-другому. Этнические сообщества будут продолжать затевать войны друг против друга, с такой же жестокостью, как и раньше, причем их техническая оснащенность возрастет.

И еще очень вероятно, что возобновятся войны на религиозной почве. Религия приобретает в мире все возрастающую актуальность, несмотря на то что многие в течение прошлого века предсказывали обратное, а насилие на религиозной почве очень распространено. Я думаю, это тоже возобновится, и, конечно, возрастет число государств, так что вероятность небольших, локальных ядерных холокостов еще больше увеличится.

— Больше войн, высокоразвитые технологии… какова вероятность того, что мы вообще не доживем до 2100 года?

— Ну, вероятность этого невелика, и даже если это случится, то не потому, что мы поубиваем друг друга, а из-за какой-либо непредсказуемой случайности в космосе. Я имею в виду — хотя и не думаю, что это случится уже к 2100 году, — что в какой-то момент в будущем наступит очередной ледниковый период. Будут и бомбардировки астероидами, и значительные изменения климата, просто потому что периодически в истории нашей планеты случаются подобные вещи, и мы рано или поздно разделим участь динозавров.

Рано или поздно, как мы знаем, наступит конец цивилизации, который мы можем в значительной степени приблизить, если продолжим неправильно выстраивать отношения с окружающей средой.

— Какая нация будет занимать первое место в 2100 году?

— Я надеюсь, что это будет Блумсберианская Республика, но я практически уверен, что это будет Китай, потому что исторически Китай почти всегда занимал первое место. Сейчас заканчивается относительно короткий двухсотлетний период, когда нормальное положение вещей в мире, то есть господство Китая, сменилось на другое, при котором стали возможны неоднородность и соревновательность и при котором одна лидирующая нация сменяла другую.

Однако нормальное положение вещей состоит в том, что инициатива принадлежит Китаю. На протяжении трех тысяч лет передовые технологии и идеи — все шло из Китая, который воздействовал таким образом на остальной мир и формировал его, и это и есть нормальное положение дел. Я почти уверен, что Китай восстановит свои позиции в следующем веке. Уже заметны кое-какие признаки того, что это произойдет, потому что уже сейчас Китай решает вопросы, которые мешали ему последние двести лет, — вопросы, связанные с плохим управлением и отсталой экономикой. Так что спящий великан просыпается.

— Что произойдет с национальным государством?

— Национальное государство — это недавнее и потому краткосрочное явление в мировой истории, которое во многом противоречит логике и человеческому поведению, и оно обречено. Когда-нибудь, если не в наступившем веке, то вскоре после него, национальные государства исчезнут с политической арены. Они распадутся на более мелкие образования, хотя за последнюю пару сотен лет возникло убеждение, что политические союзы имеют тенденцию становиться все больше и больше.

На самом деле, если рассматривать действительно большой исторический период, то мы обнаружим, что политические союзы имеют тенденцию становиться меньше и меньше.

Я ожидаю, что это деление возобновится, то есть восстановится нормальный ход истории, и в будущем мы столкнемся с государствами такого типа, если, конечно, их все еще можно будет назвать государствами, которые будут существовать в виде еще более мелких сообществ.

— Что вы можете сказать о понятии глобализации?

— Глобализация — это в некотором смысле ложное понятие. Оно, как и многие такие понятия, допускает неправильное использование, а также наличие множества конфликтующих между собой значений, вменяемых ему в зависимости от взглядов того человека, который использует это понятие. Например, для многих глобализация означает переделывание мира по западному образцу, и я это не приветствую, так как это приведет к исчезновению многообразия, творчества, душевности, культурного разнообразия мира.

Для других глобализация означает создание рамки для сосуществования различных культур, и это было бы неплохо, но я боюсь, что мы просто не сможем это осуществить. Толерантное отношение к различиям между людьми очень не свойственно человеческой природе, и мы уже наблюдали, как это может привести к кровопролитию, насилию внутри группы, этнической ненависти, переходящей в резню через несколько лет.

— Семья тоже обречена?

— Семья как раз возвращается. Семья снова будет актуальна в западных обществах и в развитых странах, потому что рушится система социального обеспечения, к которой мы все привыкли. Мы больше не можем позволить себе привычный уровень жизни, а семья, как бы к ней ни относиться, — это очень дешевый способ предоставить заботу детям, старикам и больным. Поскольку это выгодный способ исправить недостатки системы социального обеспечения, то в будущем в западном мире мы будем все больше и больше полагаться на семью.

— Через что нам предстоит пройти до 2100 года?

— К концу следующего века мы будем втоптаны в землю четырьмя всадниками Апокалипсиса.

Возможно, нам предстоит пройти через жуткие войны, ужасные эпидемии, экологические катастрофы и разные непредсказуемые последствия генетических манипуляций, эксплуатации окружающей среды, возобновление конфликтов на религиозной почве, а также восстановление тоталитарных режимов как последнего средства решения нерешаемых мировых проблем, предложенного некоторыми беспокойными людишками. Нам придется пережить и ужасающие травмы на этнической почве, которые будут сопровождаться серьезной миграцией населения по всему миру, временами даже «агрессивной», когда люди специально переселяются с целью захватить территории, исторически принадлежащие кому-то еще, — такой, знаете, колониализм наоборот.

Все это, в большей или меньшей мере, может произойти в течение XXI века, но когда мир пройдет через все эти испытания, скорее всего, начнется период застоя.

Есть распространенное заблуждение, что поскольку мы живем в интересные времена, в период быстрых, бурных перемен, и скорость этих перемен до сих пор только возрастала, то эта тенденция сохранится и в будущем.

По мере возвращения к тому, что называется «нормальным историческим развитием», будет усиливаться тенденция к отсутствию изменений, к остановке в развитии, к непрерывности.

В частности, некоторые тенденции в новейшей истории как раз могут привести к подобному результату. Самое очевидное — это демографические изменения: поскольку население мира становится все старше, скоро у нас сформируется общество, устроенное в соответствии с представлениями людей старшего поколения, консервативное общество — скорее, общество Дерби и Джоан, чем Бивиса и Батхеда.

Еще одна причина, которая может привести к застою, — это взаимоотношения человека и окружающей среды. Если нам удастся установить баланс между человечеством и природой, начнется долгосрочный период стагнации во взаимодействии с окружающей средой. Мы переживаем период, когда проблемы экологии особенно актуальны.

Нас волнуют изменения климата, но, опять-таки, если посмотреть на длительный период истории планеты, то мы увидим, что, хотя климат периодически резко изменяется, в долговременной перспективе он скорее постоянен. В самом деле, за последние 10 тысяч лет климат на планете практически не изменился. И, наконец, еще одна вещь, которую следует упомянуть, — это технологии. Да, мы переживаем период технологических инноваций, но обычно с течением времени технологии не очень сильно трансформируются, и в течение сотен и тысяч лет технологии практически не изменились. Может наступить момент, когда мы достигнем насыщения в том, что касается технологических изменений, и наступит стагнация.

— Как вы думаете, в 2100 году люди все еще будут верить в прогресс?

— Удивительно, что люди до сих пор верят в прогресс после разочарований прошлого века. На самом деле, всю историю XX века объединяет одна общая тема — это крушение иллюзий, которые существовали относительно прогресса. Прогресс не сделал людей счастливее и не способствовал развитию моральных норм, а именно такие надежды люди возлагали на него в начале XX века.

Тем не менее, люди продолжают верить в прогресс, я думаю, это какая-то особенность человеческой природы, и хотя разочарования продолжаются, люди никогда не перестанут в него верить.

Один мой друг сказал, что новый век обязательно будет лучше предыдущего, потому что мы столько всего натворили в XX веке, что дальше может быть только лучше. И так думают сегодня многие, и это означает, что люди по-прежнему надеются на лучшее, вопреки приобретенному жизненному опыту, хотя более рационально было бы предположить, что раз уж человечество совершило столько безобразий в прошлом веке, да и во все прочие века, то и в дальнейшем будет продолжаться то же самое. Во всяком случае, это гораздо более вероятный сценарий.

— Как сильно изменится мир к 2100 году?

— Люди склонны преувеличивать роль изменений в истории. Нас, как правило, интересуют задокументированные изменения, это всегда заметные явления, и мы полагаем, что это и есть история. На самом деле довольно много места в истории занимают периоды постоянства, которые обычно не замечают. Удивительно, как мало новых идей мы смогли добавить к ресурсам человеческой мысли за последние две или даже три тысячи лет. Большинство идей, с которыми мы работаем, большинство предположений о человеческой природе, о различиях между добром и злом, правильным и неправильным было сформулировано за тысячу лет до нашей эры Платоном и Аристотелем, Конфуцием и Буддой. И человечество с тех пор почти ничего не смогло добавить к тому корпусу идей, который они оставили нам. И я думаю, что вряд ли какие-то новые идеи появятся в следующем веке. Люди все еще занимаются осмыслением уже имеющихся.

— Все же насколько может измениться жизнь большей части человечества к 2100 году?

— Хотя я и не верю в глобализацию, думаю, что в следующем веке, вероятно, произойдет некоторая гомогенизация уровня материального развития и материальной культуры. Думаю, что в 2100 году люди будут удивляться, оглядываясь назад, что в наше время существовало такое многообразие типов обществ, в том числе обществ, находящихся на очень разном уровне развития. В следующем веке примитивные общества, сообщества, подвергшиеся эксклюзии, и маргинальные сообщества скорее всего исчезнут совсем.

С другой стороны, на их место придут новые сообщества, и будут новые случаи отклонения от основной линии развития общества, возникнут новые миры, в которых воплотятся иные представления о том, каким должен быть удовлетворительный уровень материальной культуры.

— Что вы можете сказать о том, как отдаленное прошлое определяет отдаленное будущее?

— В одном можно быть абсолютно уверенным: большинство предсказаний никогда не сбудется, потому что предсказания — совершенно ненадежная вещь. Как правило, большинство футурологов, которые подходят к проблеме с иррациональных позиций, основывают предсказания на относительно краткосрочных сериях наблюдений и статистических данных. Краткосрочные прогнозы сбываются или не сбываются довольно быстро. Если вы хотите создать долгосрочный прогноз, то нужно рассматривать достаточно длительный период прошлого, чтобы определить, какие явления имеют место уже достаточно долго, а значит с большой вероятностью будут происходить и в будущем.

Полагаю, это веская причина для того, чтобы прислушиваться к историкам, если вас интересуют предсказания будущего.

Я думаю, что существует большое количество долгосрочных тенденций, которые можно обнаружить на протяжении истории человечества. Я сам отношусь к тому типу историков, которые оперируют тысячелетиями. Если вы будете рассматривать периоды такой продолжительности, вы наверняка обнаружите тенденции, которые неизбежно будут проявляться в будущем. Вы увидите, что человеческая природа удивительно неизменна; вы увидите, что Китай всегда был и потому, скорее всего, будет и впредь занимать лидирующие позиции в том, что касается изобретения нововведений, которые оказывают значительное влияние на остальной мир. Вы убедитесь в относительной ограниченности новых идей, в том, что большинство так называемых новых идей на деле являются мешаниной из старых.

Состояние окружающей среды удивительно стабильно в течение последних 10 тысяч лет, со времен последнего ледникового периода, но, повторюсь, это положение вещей может быть нарушено какой-нибудь непредвиденной катастрофой.

— Чего вы больше всего опасаетесь в наступившем веке?

— Мой самый большой страх связан с возвращением тоталитаризма. Я думаю, что, когда люди живут в эпоху быстрых перемен, это приводит их в замешательство и они переживают шок. Тогда они стараются достичь комфорта любыми доступными средствами и поддерживают любое решение, претендующее на то, чтобы быть окончательным. Вот при таких обстоятельствах всякие незначительные людишки, демагоги, и становятся диктаторами.

Уже существуют хрестоматийные примеры возрождения тоталитаризма: как будто люди думают, что безопаснее будет вернуться в воду, а акулы фашизма уже клацают челюстями неподалеку. Возможно, начинается период, когда фашизм и коммунизм снова замахиваются друг на друга прямо на улице, как динозавры, воссозданные в «Парке Юрского периода». Ну, если не фашизм и коммунизм, то это могут быть любые другие «тоталитаризмы», наподобие христианского и мусульманского фундаментализма. Это вызывает у меня самые серьезные опасения.

— Как вы думаете, когда люди в 2100 году будут оглядываться назад, что в нашей жизни покажется им самым удивительным или примитивным?

— Когда наши потомки затеют такую же программу, как эта, в 2200 году, они оглянутся на нас и скажут: каким же странным был их мир. Что-то вроде огромного человеческого зоопарка, где можно увидеть представителей множества маленьких культур, сохранившихся во льдах или в джунглях, не изменившихся за тысячелетия и не вступавших в контакт с остальным миром. К сожалению, все эти маргинальные культуры исчезнут в ближайшем будущем, поскольку они не смогут больше сопротивляться ассимиляции и противостоять включению в постоянно расширяющееся мировое сообщество. И мы потеряем их — эту часть богатства окружающего мира.

Еще наши потомки очень удивятся, узнав о наших наивных представлениях о том, что существует определенный конфликт между наукой и религией. На самом деле эти два способа рассуждать о космосе исторически очень взаимосвязаны. Наука очень часто имела религиозное происхождение, и, как правило, учеными становились монахи, как в христианском мире, так, например, и даосские монахи, которые были величайшими учеными в мире. Обычно это было так, и люди в 2100 году будут это понимать получше.

— Как будет развиваться конфликт между христианами и мусульманами?

— Хотя история мирного сосуществования разных религий и не очень убедительна, в последнее время в межконфессиональных группах представители разных религий приняли друг друга с распростертыми объятьями, потому что почувствовали необходимость противостоять общей угрозе, исходящей от секулярного общества.

По мере того как эта угроза будет ослабевать, а это уже происходит, религиозные конфессии будут укреплять свои позиции в мире, и постепенно все старые конфликты и взаимная ненависть вернутся, и они снова начнут сражаться друг с другом.

Я пессимист, и я говорю о будущем так, как я его вижу. В этом будущем полно крови, эпидемий и экологических катастроф. Но когда я говорю это, в глубине души я надеюсь, что все будет по-другому: ведь задача пророка не в том, чтобы оказаться правым. На самом деле, пророк чувствует удовлетворение, если он оказывается неправ, поскольку его основная задача — предупредить нас о возможном катаклизме. Я буду только счастлив, если все, о чем я говорил, не сбудется: это означает, что люди смогли предотвращать катастрофы.

Источник: BBC News