Нормативные основоположения этики: иррациональность и вред

Рец. на: Gert J. Normative Bedrock: Response-Dependence, Rationality, and Reasons. – Oxford University Press, 2012. – 228 p.

Заявленная цель книги — «демистифицировать нормативное» (p. 1). Чтобы достичь этой цели, Джошуа Герт предлагает «ответнозависимый» подход (account) к двум «основным нормативным понятиям», «тем, которые не определяются в терминах других понятий» (p. 1). Удивительным образом, такими основными понятиями оказываются «иррациональность» и «вред». Хотя это не моральные понятия, Герт доказывает, что на их основе можно создать содержание (account) моральных понятий, которые уже будут «неответнозависимы» (p. 104).

Основная мысль его книги — в том, что эти два понятия могут быть осмыслены по модели других ответнозависимых понятий, вроде «зеленое» («Какое?» — «Зеленое?»); хотя в отличие от понятий о цвете, которые мы узнаем благодаря ощущениям при соприкосновении с инстанциями бытия, в этих основных нормативных понятиях мы можем убедиться, только соприкоснувшись с тем, что представлено нам как инстанция (p. 172). Но все ответнозависимые понятия могут устойчиво употребляться только с опорой на контингентность фактического содержания человеческого ответа. Особенность книги — автор вполне уверен в том роде доводов, которые он употребляет, относя их к «лингвистическому натурализму», близкому духу позднего Витгенштейна. Поэтому предлагаемый подход претендует быть не разбором этих понятий, но описанием их употребления и способа их изучения — на основе контингентных, но слишком общих фактических сведений о людях, употребляющих эти понятия. Важная фоновая предпосылка этого метода — нет никакого повода утверждать, что следует считать «бесполезными» те понятия, без которых не могут обходиться уже давно (p. 8).

Мысль о том, что основные нормативные понятия ответнозависимы, заострена одновременно против плоской реалистической трактовки этих понятий и против трактовки этих понятий как примеров чистых выражений. Кто пытается объяснить смысл моральных понятий, оказывается в тисках этих двух трактовок. Реалистическое понимание моральных понятий, несмотря на разумное предположение о том, что моральные притязания могут быть либо строго правильными, либо строго лживыми, сталкивается с той трудностью, что свойства, к которым данные понятия отсылают, не могут быть найдены в природе. В любом случае, реалистический подход не объясняет нам, почему мы должны испытывать заинтересованность в этих свойствах. Подход к моральным понятиям как к выражениям затушевывает вопрос о правдивости или лживости моральных притязаний. По Герту, ответнозависимые понятия, обеспечив себе непременное согласие тех, кто их употребляет, позволяют нам избежать этих затруднений (p. 39–48).

Значительная часть книги Герта посвящена тому, что понятие о цвете ответнозависимо. Согласно Герту, понятия о цвете усваиваются благодаря определению через указание на вещь («Этот лимон — желтый») и могут употребляться данным образом потому, что устройство человеческого зрения и, следовательно, зрительный ответ человека на цветные предметы оказываются однотипными у разных людей и даже при различных условиях наблюдения. Такая однотипность, равно как и тот факт, что перед нами устойчивое проявление (букв.: черта, feature) единой для всех модальности чувства, и делает эти понятия ответнозависимыми. Поэтому мы и понимаем термины цвета как отсылающие к объективным свойствам предметов, с которыми мы эти термины связываем, а не к нашим собственным внутренним состояниям. В иных случаях мы имеем дело либо с дефектом зрения (неразличение цветов), либо с необычностью условий рассмотрения (желтый лимон при определенном освещении будет выглядеть оранжевым). С болью все иначе: ответы будут отличаться по той причине, что мы воспринимаем боль как внутреннее состояние, а не как свойство вызвавшей боль вещи.

Герт доказывает, что рассмотренные им два основных нормативных понятия ответнозависимы в том же смысле и по тем же причинам, что и понятия о цвете. В центральных главах книги приводятся тщательно прописанные доводы в пользу ответнозависимости каждого из этих двух понятий, которые, как заявлено, образуют «нормативное основоположение» в том смысле, что они не поддаются анализу и философия не может оправдать необходимость или возможность их употребления. По мнению Герта, «необходимо и априорно известно, что иррационально ошибаться и причинять себе вред» (p. 188). Это не потому, что данное высказывание аналитично, но потому, что продолжения этих двух осваиваемых через указание понятий накладываются друг на друга как «утренняя и вечерняя звезда» («иррационально быть вредным и вред иррационален»): потому что предметы, к которым прилагается каждое понятие, известны прежде всего из вызываемых ими ответов (p. 191).

Хотя Герт говорит немало интересного о том, почему «вред» — ответнозависимое понятие, и как это понятие работает, я остановлюсь на обсуждении им «иррациональности», потому что трактовка этого понятия как ответнозависимого и оказывается наиболее удивительной. Согласно Герту, мы понимаем действия других людей посредством своеобразного встроенного в нас механизма «чтения мыслей» (p. 111), который и позволяет нам интерпретировать действия путем «интенциональной устойчивости», по Деннетту (p. 126). Хотя и не существует «независимого модуля, аналогичного визуальной системе», мы «автоматически, быстро и по большей части бессознательно… интерпретируем поведение других» (p. 126), приписывая интерпретируемому агенту цели таким образом, чтобы его/ее действия казались осмысленными. Но бывает и так, что действие «не может получить никакого смысла, потому что с ним не отождествляются никакие цели, которые оправдывают издержки вовлеченности в выполнение этого действия» (p. 112). Не то чтобы сам механизм ошибочно назначал цели; но сама система имеет «скрытые допущения», приводящие к «откровенному отказу дать какой-то поддающийся истолкованию результат» (p. 163). Когда такое случается, тогда толкуемое действие и понимается как «иррациональное» (p. 110). «Ответ, дающий нам понять, что такое объективная рациональность, порождается сбоями автоматического механизма истолкования» (p. 171). Такое понимание иррациональности — слабое, потому что выстраивается по контрасту к «осмысленности» (makes sense), так что в результате различные несовместимые друг с другом действия будут считаться равно нерациональными (p. 109). Но важный момент в том, что такое понимание иррациональности передается путем «указующего обучения»: точно так же, как и термин, обозначающий цвет, вроде «зеленый» (p. 109). Герт утверждает, что такое осмысление понятия «иррациональность» позволяет разрешить загадку «порочной рациональности» (wrong kind of reason) (p. 92). Он считает, что мы сталкиваемся с типичным проявлением (account) несоизмеримости (p. 127). Но в то же время сердцевина его аргументации — понятие «иррациональности» — и представляет собой нормативное основоположение.

Итак, согласно Герту, это понятие осваивается человеком как указание, вроде термина, указывающего на цвет; и поэтому оно ответнозависимо и не подлежит разбору. Не может быть дальнейшего более глубокого довода, чтобы оправдать или объяснить его употребление в человеческой жизни.

Но в какой мере можно думать, что «иррациональное» столь же ответнозависимо, сколь ответнозависимы, по Герту, понятия о цвете? Здесь нужно различать два вопроса: «Может ли наш механизм выбора целей порождать ответнозависимые понятия?» и «Суждения или действия иррационально вытекают из сбоев того механизма, о котором говорит Герт?».

Мне трудно понять, каким образом наш намечающий цели механизм интерпретации (что бы он из себя ни представлял) сам по себе при успешном употреблении будет производить ответнозависимые понятия, как их производит наша система зрения. Ведь трудно представить, чтобы успех (или истина) моего мышления, целесообразно осуществляющего некое действие, зависел от чего-либо во мне. Совершается ли действие целесообразно или без цели, наличие его интерпретации зависит только от меня, а не от кого-то еще. Герт вряд ли будет с этим спорить, хотя он утверждает, что механизм, намечающий цели, не срабатывает, когда не находит подходящей цели для рассматриваемого действия, и тогда мысль, производимая им, и оказывается ответнозависимой. Это может оказаться истинным, даже если этот механизм работает всегда успешно и потому не производит ответнозависимых суждений. Мысль о том, что некое действие иррационально, согласно Герту, происходит как результат сбоя в интерпретации действия моим «механизмом чтения мысли». А так как все люди обладают данным механизмом, который может давать сбои, то понятие иррациональности ответнозависимо.

Но это рассуждение тоже спорно. Очевидно, что цели у агента появляются тогда, когда он или она действует, вне зависимости от того, кто что об этом думает. Когда я приписываю цели кому-то, чье действие я наблюдаю, успех моего приписывания (если оно вообще состоятельно) будет зависеть от того, какие цели данное лицо преследует в действительности, а не от чего-либо во мне. Но и мой провал в истолковании его действия, если я ошибусь, также будет зависеть только от действительных целей данного лица. Поэтому вряд ли можно думать, что суждение, порожденное этим провалом, будет ответнозависимым. В конце концов, мы должны отличать неимение какой-либо цели вообще для какого-то действия от приписывания агенту цели, которой он не имеет в действительности, или от неприписывания той, которую имеет в действительности. Понятно, что именно здесь мой «механизм чтения мыслей» может дать сбои. (Скажем, если я не вижу никакой цели, то интерпретируемое событие просто не будет выглядеть в моих глазах как действие.)

Если я правильно понимаю, Герт не утверждает, что ошибки такого рода заставляют интерпретатора мыслить агента иррациональным. Также он вряд ли думает, что суждение об иррациональности, основанное на приписывании целей, будет всякий раз оправдано в ущерб агенту. Понятно, что суждение не будет результатом провала моего механизма приписывания целей. Если я приписываю какую-то иррациональную цель агенту, тогда успех или провал такого приписывания зависит от того, ставит ли он действительно такую цель. Если он ставит цель как иррациональную, то здесь можно говорить об успехе, а не о провале моего механизма чтения мыслей. Такой взгляд на иррациональность подразумевает анализ «иррационального» (несоответствия цели или самого действия некоторому стандарту), из-за чего иррациональное перестает быть основополагающим понятием, а свойства иррациональности оказываются зависимы от предварительных суждений о целях агента. Герт думает иначе. Он хочет сказать, что интерпретаторы выделяют некоторые действия как действия и помечают их как «иррациональные» независимо от того, к каким целям они устремлены (p. 163). Но механизм интерпретации — это не просто указание целей. Если какое-то действие выглядит иррациональным, но никаких целей там не было и не могло быть, то никакие цели невозможно приписать как действительные (p. 163).

Никто не будет спорить с тем, что целесообразное действие, приносящее больше вреда, чем пользы, иррационально. Но вопрос в том, действительно ли суждение интерпретатора о том, что данное действие иррационально, выносится на основании прежде установленной цели, которая, как оказывается, не соответствует некоторому стандарту, или, как считает Герт, это нормативное положение (основоположение), «ответнозависимое» и не подлежащее дальнейшему анализу. Обосновывая свою мысль, Герт ссылается на то, что такое суждение — результат специфической ошибки нашего механизма чтения мыслей, от которой не застрахован никто в определенных случаях; но специфика этого механизма не сводится к задаванию целей. При обычном подходе успех или провал приписыванию агентам целей зависит только от того, действительно ли агенты ставят себе такие цели — а эта целесообразность совершенно не зависит от интерпретации этих целей как иррациональных. Ни определение целей, ни суждение об иррациональности этих целей само по себе не будет ответнозависимым. Приписывание иррациональности действиям, уже истолкованным после, станет отдельным суждением, по крайней мере частично относящимся к целям этих действий. В таком случае суждение об их иррациональности и может быть проанализировано; но значит, оно уже не будет основоположением как не поддающимся анализу ответом, порожденным сбоем механизма назначения целей. Поэтому убедительность доводов Герта зависит от того, насколько ему самому удается поддерживать «ответнозависимый» взгляд на само понятие иррациональности.

Хотя у меня и возникли некоторые вопросы по поводу одного из центральных рассуждений Герта, эти вопросы не умаляют того, что перед нами очень серьезная, ясно написанная и исключительно аргументированная книга, в которой представлен убедительный и оригинальный подход к нормативности понятий. Книга вызовет живое внимание любого, кто углубленно интересуется этими вопросами. Благодарю самого Джошуа Герта за возможность обсудить с ним лично содержание данной рецензии.

Источник: Notre Dame Philosophical Reviews